Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разговор Ларри с женой он расслышал хорошо. Ну, Ларри и дурак, сам длинный, а мозгов… как у воробья, что под лошадиными копытами навоз клюёт. Сытно да тепло, а переступит лошадь – так раздавит и не заметит, что там под подковой хрустнуло. «Фредди всегда прямо говорит»! Нашёл… откровенного. Как же! Чёрт, а не беляк, который месяц под дулом держит, и трепыхнуться даже не подумай. Был Ларри работягой-придурком, таким и по гроб жизни останется.
Чак ещё раз огляделся по сторонам и уже спокойно пошёл домой. Поздно уже баб ловить, завтра с утра на маршрут. Только проспи, так Бредли такой вычет впаяет, что мало не будет.
Когда они выехали с Новой улицы, Фредди вздохнул:
– Да-а. Ну, всего ждал, но не такого.
– Угу, – Джонатан искоса посмотрел на него. – Тогда тебя тоже так кормили?
– Сравнил! Как я понимаю, сегодня был супер-люкс. Но, рыба-а… обалдеть, Джонни! Ты раньше такое ел?
– Еврейскую кухню? Где, Фредди? Мысль о ресторане, кстати, неплоха, но где найти повара?
– Всех перестрелять нельзя, – философским тоном заметил Фредди. – Кто-то да уцелеет. Будем искать?
– Наткнёмся – используем. А специально искать… слишком много условий, Фредди.
– Понял, – кивнул Фредди. – А чего ты на морковку так налегал? В кролики решил податься?
– Ты её тоже наворачивал, аж уши дрожали, – так же по-ковбойски ответил Джонатан. – Как это её назвали?
– Цимес, – ответил Фредди и ухмыльнулся. – Не запоминай, больше его тебе негде просить.
– Ла-адно тебе, – рассмеялся Джонатан. – У неё как раз много не выпросишь.
– Ларри мягкий, ему как раз такая и нужна для равновесия. Вытряхивайся, Джонни, я её в гараж отгоню.
Джонатан кивнул и вышел из машины. Фредди высадил его за квартал от их квартиры. На ночь у каждого были свои планы. Скорчившуюся у недостроенного дома фигуру оба заметили и узнали, но разговаривать об этом сочли лишним.
Тетрадь семидесятая
122 год
Лето
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Экзаменационная неделя пролетела неожиданно быстро. Во вторник Эркин пошёл на работу не в обычной ковбойке, а в новой светло-голубой рубашке. Надо бы белую, Женя, конечно, права, но как ни оберегайся и переодевайся, а завод – это завод, обязательно запачкаешь. А так – сразу и нарядно, и буднично.
День прошёл как обычно. Жарко, и работали без курток, в одних рубашках. А к обеду и рубашки поснимали. Кто остался в майке, а кто и так. Мешков или ящиков не видно, одни контейнеры наготове, и Эркин, не опасаясь сбить плечи и спину, спокойно разделся, бросив свою рубашку рядом с Колькиной, засунул рукавицы в карманы штанов и взялся за скобу.
– Поехали?
– Поехали, – кивнул Колька.
Работалось Эркину легко, играючи. День жаркий, но без пекла, лёгкий, не режущий, а гладящий кожу ветер, и он уже всё здесь знает и понимает, что и куда, а зачем… а вот это ему по фигу. И чего там, в этих контейнерах, напихано-наложено – тоже.
Оглушительно зазвенел звонок.
– Докатим? – придерживает шаг Колька.
– А чего ж нет?
– Ну, давай.
Они вкатывают на платформу и закрепляют контейнер, и уже не спеша, чтобы дать обсохнуть поту, идут за рубашками. В столовую всё-таки вот так, почти нагишом, как-то неловко.
– Ну как, решил с кроликами?
– Соберу на две пары, крольчатник слатаю.
– Зачем латать? – не понял Эркин. – Курятник будешь переделывать?
– А на хрена? – теперь удивился Колька. – Курятник же во отгрохали! По науке.
– Ну, и крольчатник по науке сделаем, – Эркин расплатился за обед и понёс поднос к свободному столику.
– Идёт, – благодарно согласился Колька.
Ели, как всегда, быстро, не смакуя и не рассиживаясь. И, опять же как всегда, уже на выходе столкнулись с бригадой Сеньчина, и Эркин остановился перекинуться парой слов с Маленьким Филином. Слов на шауни для большого разговора Эркину пока не хватало, и после приветствия и фразы о погоде, он перешёл на русский.
– Ну, как ты?
– Хорошо, – тоже по-русски ответил Маленький Филин. – Письмо получил, – и удивлённо: – Дошло всё.
– И что пишут? – вежливо поинтересовался Эркин.
– Зиму продержались, весну пережили. Уже легче, – серьёзно ответил Маленький Филин.
И, попрощавшись, разошлись.
Об экзамене Эркин не думал. Старался не думать. Как будет – так и будет. Не ему решать, так что… А «Б» сегодня пишет математику, а у «А» тесты… ну, так это уже совсем не касается. Его дело… вон, дурынды серые. Чего там написано? «Не… кан-то-ва-ть», ага, понятно, а вон и платформа с тяжами, наверняка для них.
– Старшой, эти? Куда их?
– Туда, – показывает ему на платформу Медведев и кричит: – Ряхов, на крепёж!
Ах ты, чёрт, это ему с Ряхой работать?! Ну… ну и фиг с ним! Эркин скидывает рубашку, вешает её на какую-то скобу рядом с контейнерами и берётся за ручку, мягким ударом носка убирает стопор. Пошёл? Пошёл!
Ряху он особо не замечал, и тот старался на него не смотреть, но, когда в паре работаешь, и не хочешь, а заметишь.
– Сюда его!
– Ага, – Эркин вкатывает контейнер в пазы и не удерживается: – А почему?
Ряха, приоткрыв рот, снизу вверх смотрит на него, сглатывает, судорожно дёрнув щетинистым кадыком, и отвечает:
– Эти для Северного, а с того края транзитом, их скатывать не будут, ну, и чтоб не мешались.
– Понял, – кивает Эркин и бежит за следующим.
Интересно, а как Ряха их различает? И, берясь за очередной контейнер, внимательно оглядывает его, прочитывая все надписи. Ага, а почему здесь перед цифрами английская «N»? Эн? North? Это… правильно, север. И, подтаскивая контейнер, спрашивает:
– Этот для Северного?
Ряха кивает, готовя тяжи, и Эркин сам затаскивает и вставляет контейнер в паз. А следующий – без такой буквы – он подвозит к другому краю, чтоб не таскать по платформе, цепляя уже натянутые растяжки. Удивлённый взгляд Ряхи он постарался не заметить, но невольно улыбнулся.
Закрывать заполненную платформу фальшивыми стенами стали другие, а их Медведев отпустил.
– Всё, вали, Мороз, – и улыбнулся. – Ни пуха ни пера тебе.
– Спасибо, – улыбнулся Эркин. – К чёрту.
– Теперь правильно, – кивнул Медведев и посмотрел на Ряху. – И ты вали.
В бытовке Эркин тщательнее обычного обтёрся холодной водой и стал переодеваться. Ряха, сидя за столом, насмешливо следил за ним, но молчал. И только под
