Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете - Еремей Парнов

И была ночь, и многим казалось, что светозарный Ра навсегда отвратил свой лик от народа, не сумевшего уберечь вечный сон сыновей Солнца.

Климовицкий пришел к скоропалительному выводу, что «тьма египетская» (его идея фикс) явилась предвестником этого печального, но закономерного финала, ибо Египет фараонов и без того побил все рекорды долгожительства. В сияющем венке великих цивилизаций один только Крит мог бы выступить достойным соперником, если бы не вулкан Санторина, положивший предел минойской талассократии.

Уходя в преисподнюю, где его ожидал железный трон верховного судии, Минос послал вещий знак собрату Осирису, затмив безоблачный горизонт траурной вуалью пепла.

Желанный повод отсрочить поездку был, таким образом, как бы ниспослан свыше. Климовицкий вновь мысленно обратился к Генриху Шлиману. Своим успехом великий интуитивист целиком и полностью обязан безоглядной вере в слово «Илиады». Но разве богодухновенное слово Библии на весах истории значит меньше?

Павел Борисович раскрыл карманный томик, отпечатанный на тончайшей бумаге тщанием Библейского общества, который сопровождал его в поездке по святым местам. Ведь и Шлиман никогда не расставался с Гомером! «И поселил Иосиф отца своего и братьев своих, и дал им владение в Земле Египетской, в лучшей части Земли, в земле Раамсес, как повелел фараон».

Раамсес, Пер-Раамсес — это Рамсес Великий, и коль скоро традиция восходит к нему, то с него и следует начинать. Так почему бы не съездить на раскопки Пер-Раамсеса? Вдруг да и выплывет путеводная веха, неожиданная подсказка?

Египетская граница рядом, а сэкономленных денег вполне хватит на маленькое путешествие. Сроки не ограничены, и Крит никуда не денется — подождет.

Туристическая компания «Минотавр» охотно согласилась изменить обозначенный в авиабилете срок и даже подобрала удобный маршрут с недельной остановкой в Каире, что обошлось в совершенно смехотворную сумму доплаты.

Узнав, кто руководит раскопками, Климовицкий обратился к Бенгуру за рекомендательным письмом, но получил отказ:

— Мы поддерживаем нормальные дипломатические отношения с Египтом, но долог путь до умиротворения сердец. Не думаю, что профессор Мансур прислушается к моему мнению, скорее напротив. Не лучше ли вам заручиться поддержкой фонда Рокфеллера?

Преодолев робость и стеснение, Павел Борисович послал подробное письмо по электронной почте. Ответ пришел уже на другой день, довольно сухой, но в целом благоприятный. Неделю — и какую! — удалось выцарапать, а за семь полных дней многое может случиться. Уныние как ветром сдуло. Если Париж стоит мессы, то вечные пирамиды — и подавно.

Первую ночь в Каире Павел Борисович встретил у освещенных разноцветными лучами пирамид. Сириус-Сотис, звезда разлива, горел над вершиной гробницы Хефрена, образуя равноугольный треугольник с полной Луной и необыкновенно ярким Юпитером. Не хватало астролога, чтобы истолковать знамение. Утром он вновь посетил песчаное плато Гизе в надежде увидеть недавно отрытую статую все того же Рамсеса Великого. По неизвестной причине каменотесы забросили работу, успев вырубить только голову и верхнюю треть торса. Скульптурный портрет с узнаваемыми чертами фараона-воителя занесли пески, и он так бы и остался лежать под их тысячелетними толщами, если бы археологи совершенно случайно не наткнулись на погребения строителей-каменщиков. Их вечные дома не шли ни в какое сравнение с подземными гробницами писцов и номархов, но фрески, намалеванные на грубо отесанных стенах, выражали все ту же истовую мечту о жизни вечной. Анубис-шакал препарировал мумию, бросая сердце на чашу весов, и зеленый Осирис вершил свой суд в палатах Обеих Правд, и звездная Нут несла красное солнышко воскресения. Не рабы, но свободные мастера возводили великие пирамиды, победившие время. Каменоломни, где вырубались стотонные блоки, оказались тут же, под боком, опрокинув фантазии египтологов, искавших их по всему Нилу.

Павел Борисович и сам не заметил, когда скрылись из глаз галдящие толпы туристов, позирующих у подножья сфинкса, непременные верблюды с хитрованами погонщиками, юркие гиды и попрошайки. Стражи вечности по-прежнему высились в своем строгом величии, ничего не потеряв в отдалении. Одиночество и тишина, наполненная солнечным звоном, лишь прибавили им таинственной ауры.

Петляя по закоулкам города мертвых, Климовицкий подбирал черепки и камни, покрытые «загаром пустыни». Древние мастабы[40] перемежались усыпальницами визирей, верховных жрецов, хранителей казны, полководцев. Они сопровождали фараона при жизни и не покинули его в бесконечных странствиях по «Подземному Нилу», в безвременье «полей камыша».

Вокруг взломанных, беспощадно разграбленных склепов пустыня была обезображена шурфами и рвами бесчисленных раскопок. Казалось бы, все давным-давно разворовано, растаскано по музеям, частным коллекциям и банковским сейфам, но что ни год, то очередная археологическая сенсация: то еще одна маленькая пирамида, то ладья загробного плавания фараона, то сам незаконченный фараон — в камне.

Климовицкий счел нежданную, как бы специально подгаданную к его приезду, встречу с Рамсесом счастливым знаком. Лик под короной Обеих Земель и с бородкой в футляре поражал покоем всезнания. Отверстые очи царя слепо прозревали пространства иных миров, а на губах, изящно очерченных, каменела многозначительная улыбка.

Здесь, у последней ямы, где взрытый грунт усыпан мусором и осколками, словно пролегла граница запредельных просторов, и взбаламученное море песка обретало плавное успокоение и вековечную пустоту, простирающуюся до самого западного горизонта, куда уплывают на ладье мертвецов души праведников.

Пробыв на плато до полудня, Климовицкий поехал в археологический музей. В виде исключения, его, как специалиста, допустили в хранилище мумий. Под давлением фундаменталистов администрация была вынуждена убрать останки фараонов из открытой экспозиции.

Накрытое белым холстом тело Тутанхамона покоилось в стеклянном ящике, наполненном инертным газом. Из-под белого покрывала были видны только голова и ступни царя, казавшиеся выточенными из эбенового дерева. Бросался в глаза деформированный череп с далеко выступающей затылочной частью. Высохшему праху уже не могли причинить вред ни жадные руки гробокопателей, ни солнечные лучи, ни воздух, ни влага, но невидимый двойник Ка и астральная птица Ба с лицом усопшего сына Солнца не вольны были обитать в прозрачном саркофаге, лишенном магических знаков, и улетели к звездам.