Коронованный лев - Вера Космолинская

— Ну а потом? — продолжил Огюст. — Уже десятого?

Было ли десятого в его поведении что-то необычное? Было. Он слишком легко уехал. Или нет? Будь он таким, как мы сейчас, он мог бы с легкостью справиться со всеми нами, если бы мы не были таковы, каковы мы сейчас есть, да и то последнее еще под вопросом. А если бы не был — ни за что не стал бы сносить оскорблений. Ни то, ни другое? Предполагал, что успеет разобраться с нами потом? Не хотел слишком шокировать Жанну? Но он же действительно гнался за ней. В этом можно было поклясться. Она боялась его, кем бы он ни был.

И все-таки, за исключением этой погони, он вел себя не так уж грубо как обычно. Что, если даже Жанна испугалась не столько его самого, его слов или даже действий, а того же, чего испугалась несколько дней назад, увидев нас? Тогда, десятого августа, она была слишком взволнована, и весь ее страх был обращен на Дизака, случайно встреченного первым. И этот страх не мог пересилить облегчения от нашей встречи. Она еще не успела осознать, что мы стали такими же. А когда она поняла это… ее охватил безотчетный ужас, и она не знала, какими словами его выразить. И если она боялась его, значит, она не могла быть его союзницей, еще одно тому подтверждение.

Между тем, Дизак не стал лучше и человечней. Эту перемену скорей можно было охарактеризовать иначе. Отвлеченней, целеустремленней и изощреннее. И если только убрать эту его отвлеченность, вернее, оказаться на пути его целеустремленности — он не задумываясь сотрет в порошок любого, как и прежде — только тоньше, и в более мелкий порошок. Я мысленно поздравил себя с таким счастьем.

И с тем, что Жанна не могла бояться за него. Она все-таки боялась за меня! Знала, чья кровь прольется на следующий раз, и если не говорила об этом прямо, то только для того, чтобы не толкнуть меня на поспешные действия. Она знала меня лучше, чем я ее. Даже сейчас? Но и я не мог не бояться за нее. Так опасался, что чувства могут меня ослепить, что они меня действительно ослепили. То, что с нами происходило, должно быть, со стороны выглядело таким нереальным ужасом, что это могло заслонить все реальные события, или показать их именно через эту призму. Было ли в этом что-то странное? Нет. Может быть, в этом даже было больше правды, чем казалось на первый взгляд.

— Скорее всего, он уже был другим человеком, — высказал я вслух. — Может быть, даже с более раннего времени. Скажем, с того, когда он выздоравливал после дуэли. В его возможных переменах в тот период никто не усмотрел бы ничего странного.

— Но с нами-то это случилось позже, — возразил Готье.

— Но зато тогда, когда мы все были под одной крышей. В отличие от него, мы слишком многого не знаем и не понимаем, поодиночке мы могли просто с этим не справиться.

— Верно, — согласилась Изабелла.

— Но теоретически, это могло случиться и позже, — предположил Рауль. — Что, если ставка тех, кто, скажем, «создал» нас такими, какие мы есть, была именно на ту встречу, которая должна была кончиться поединком между вами, и ты бы тогда убил его без всякого труда и даже без задней мысли — ты еще не знал о своем преимуществе.

На мгновение все замолчали, пораженно уставившись на Рауля.

— Исключено, — отверг я почти автоматически.

— Будь он убит в тот момент, когда он был обычным человеком, — методично объяснила Изабелла, — это бы ничего не решило. Ведь временем оперировали из будущего. Никто не стал бы перемещаться в уже убитого человека — только в того, кто на тот момент существовал бы, а если бы его не существовало…

Рауль с улыбкой поднял палец:

— Вот именно, что из будущего. Почему же они не могли оперировать временем «вперехлест», на упреждение?

Изабелла зажмурилась и потрясла головой.

— Теоретически, может быть, но вряд ли. Заметь, два варианта истории, которые мы знаем, немного, но различаются. Как разные измерения. Если бы мы «сработали на упреждение», то мы бы оказались в совсем другом измерении и наши действия ни на что бы уже не повлияли. Для того, чтобы устранить опасность, нам надо оказаться в одном с ней мире, а не в разных, иначе мы бы просто разминулись в параллельных потоках!

— Все это замечательно, — проговорил Огюст, глядя на нее не отрываясь, будто завороженный. — Но почему ты говоришь об этом так, как будто знаешь, о чем говоришь?!

Изабелла поглядела на него в ответ, озадаченно подняв брови. «Разве я говорю именно так?»

— Это же логично, — сказал я, вставая на ее защиту. — Чтобы оказаться в нужном измерении, было еще так трудно подобрать подходящие личности в прошлом, чтобы отправить их сюда…

Я осекся. Глаза, устремленные теперь на меня, были круглее, чем блюдца. Что я такого сказал?.. И я понял, что я вообще сказал?

— Ты сказал: «в прошлом»? — уточнила Диана.

— Ну да… Для них ведь это было прошлое.

— Это было прошлое для них, — с ударением сказала Диана, — но не для нас. Ты мог сказать — в двадцатом веке, но ты сказал — «в прошлом». И сказал так, будто это само собой разумеется. Почему?

— Потому что уже третий час ночи, скоро утро, и я не уверен, что все мы хорошо соображаем, что говорим. Вот почему вы так удивились — это вопрос.

Отчего-то повисла тишина, в которой отец шумно и слегка иронично вздохнул.

— Вы ведь все уже начинаете догадываться, не правда ли?

Мы все молча посмотрели на него. Догадки были, но…

— О чем?! — наконец не выдержал Огюст. Не потому, что не догадывался, просто очень хотел услышать, что он не сходит с ума, а если и сходит, то он не один такой.

— Судя по всему, мы вспоминаем, — сказал отец. — Очень медленно. Очень трудно. Может быть, мы даже никогда не вспомним всего до конца, кроме тех вещей, что доведены до автоматизма — как наши боевые навыки. У всех — хорошие, но у всех — разные. Возможно, это навыки разных людей. Тогда есть логика в том, кто мы, сколько нас, и почему мы таковы, каковы есть. Мы знаем, что наше приключение во времени было очень сложным маневром, но почему именно таким? Потому, что петля с двадцатым веком была вспомогательной — нормальный перенос сюда из того времени, в котором все происходило, оказался невозможен. Поэтому, думаю, что мы еще действительно не вызываем ни у кого никаких подозрений. Но ведь выбор личностей, отправленных сюда, был более чем странным. Все может объясняться тем, что они лишь вспомогательное промежуточное звено, берущее на себя активную роль в крайнем случае, если совсем уж ничего не выйдет. Страховка.

— То есть, это значит, что ничего не вышло? — упавшим голосом проговорила Диана.

— Возможно. Но кое-что все-таки вышло. И если это был последний шанс… — он многозначительно пожал плечами.