Обратная сторона вечности (Кахатана - 2) - Виктория Угрюмова

- Бегу, бегу! - послышался живой и приятный голос, совершенно не похожий на старческий, и у входа возник невысокий, хрупкий человек с бледно-восковым лицом, небесно-голубыми глазами, сияющими, как капля росы на солнце, и длинными белыми волосами и бородой. Волосы были легкие и мягкие, как пух, и голова старичка напоминала одуванчик.

- Это ты? - удивился он, увидев Элата. - А я собирался к тебе домой, попрощаться... У тебя дело?

- Да, Кеней.

- А это что за милые молодые люди? - приветливо спросил жрец, кланяясь в сторону Рогмо и Номмо.

- Это нынешний князь Энгурры, Рогмо, сын эльфа Аэдоны, и его друг и спутник - Воршуд.

Кеней проницательно посмотрел на Рогмо своими ясными глазами:

- Я должен выражать свою скорбь по поводу непредвиденной и крайне преждевременной смерти?

- Да.

- Сожалею.

Жрец обратился к Элату:

- Ты по тому самому делу?

- Как видишь...

Обратив внимание на недоумевающий взгляд наследника Энгурры, Элат поспешил пояснить:

- Я же говорил, что мой бедный отец предвидел не то смерть князя, не то свою собственную. А может, боги послали ему прозрение, и он знал наверняка, что вы вскоре появитесь в Гатаме, а он будет не в состоянии ответить на ваши вопросы. Короче, он приказал мне отнести бумагу эльфов в храм и попросить Кенея припрятать ее.

- Я поручил ее самому Джоу Лахаталу.

Старик жестом пригласил всех следовать за собой. Внутреннее убранство храма не вызывало удивления и полностью соответствовало его внешнему виду. Пять небольших статуй стояли в нишах, размещенных по периметру круглого зала. Горели несколько светильников, давая свет тусклый, но достаточный для того, чтобы не спотыкаться и разбирать, кто из богов где находится.

Кеней подвел своих посетителей к центральной статуе, воплощающей Змеебога в полном боевом вооружении. Мастер немного перестарался, изображая, каким грозным и могучим является великий Лахатал, и Верховный бог у него получился квадратным, гориллоподобным существом с насупленными бровями и свирепым взглядом крохотных крокодильих глазок. Рогмо не удержался и рассмеялся.

- В первый раз на всех производит неизгладимое впечатление, откомментировал жрец. - А потом ничего - привыкают...

- Прости, - сказал полуэльф сквозь слезы, выступившие на глазах.

Кеней оставил его без ответа. Он приподнялся на цыпочки, добыл из-за щита, который бог сжимал почему-то в правой руке, небольшой свиток и подал его Элату:

- Вот она, твоя бумага.

- Спасибо, - сказал нотариус. И тут же передал свиток Рогмо.

- Это завещание отца?

Князь Энгурры сломал с детства знакомую печать и поднес бумагу к глазам для чтения в храме было немного темно, но выходить на улицу ему не хотелось. Кеней вынул из крепления светильник и поднес его поближе.

- Это рука Аэдоны, - сказал Номмо, заглянув в свиток.

- Да, это писал отец.

Рогмо быстро пробежал завещание глазами и растерянно замер на месте. Номмо вытащил свиток из его руки и тоже ознакомился с содержанием.

После этого они тепло и сердечно распрощались с нотариусом и жрецом и всячески поблагодарили их за оказанную помощь. Причем растерянное выражение так и не сходило с их лиц.

Завещание Аэдоны было коротко: пара строк, подтверждающих право наследования для Рогмо, и следующие фразы: "Постарайся сам найти Истину. И прости меня".

Через несколько часов выяснилось, что купить в Гатаме приличных коней не просто сложная, но и практически неосуществимая задача. То впадая в неприличный хохот, то переходя к сложнейшим и разнообразнейшим оттенкам отчаяния, наши друзья наконец решили удовлетвориться тем, что есть, и умерить свои запросы, чтобы не свихнуться. Ибо последней им предложили прелестную кобылку, которая была ровесницей легендарного эльфа-прародителя, хромала на все четыре ноги, отчего хромота ее была незаметна, и страдала не только глухотой, но и постоянным расстройством желудка. После этой кандидатуры два коня, выпряженных прямо из телеги, - тяжелые, крепкие, выносливые и медлительные - показались даром небес. Полуэльф, не торгуясь, заплатил за обоих и получил скакунов в полное и безраздельное пользование.

Когда два друга выехали на дорогу, ведшую из Гатама на север, к столице, Рогмо снова приступил к выяснению неясных моментов:

- Послушай, Номмо, я всегда думал, что ты лесной дух, а на альва только внешне похож и ничего общего с этим народом не имеешь. Вдруг оказывается, что ты урожденный альв, - как это понимать? И как ты стал Хозяином Лесного Огня?

- А я и сам плохо понимаю, как это получилось, - честно ответил лесной дух. - Но если тебе интересно, я расскажу. Дорога неблизкая, не грех и языком потрепать.

Он поуютнее устроился в седле и приступил к повествованию:

- Моя семья всегда жила в Аллаэлле. Точнее, на территории герцогства Эламского - тамошний правитель Марх аб Мейрхион был магом и всегда привечал в своих владениях любых существ. У него не было предрассудков, присущих представителям знати, когда любой нечеловек или человек, но не вельможа просто не принимается в расчет как живое существо. При нем жилось вполне сносно, и у нашей семьи было небольшое именьице, дававшее вполне приличный доход. Мы жили очень дружно. Моя мать рано овдовела, поэтому хозяйство вел дядя. Родственников у нас было много, и в одном доме жили моя мать, я, брат матери, его жена, ее дети и двое внуков. Вот так. Но все ладили, были в прекрасных отношениях и всегда друг другу помогали - у альвов вообще семьи крепче, чем у людей. Наверное, потому, что мы дольше живем и спутника жизни себе выбираем не на какие-то тридцать - максимум пятьдесят лет, а на несколько столетий. Тут ошибаться опасно. Впрочем, это ты и сам знаешь, - покосился Номмо на полуэльфа.

Но тот не обиделся, только разом погрустнел, вспоминая страшную гибель своих близких. Хозяин Огня спохватился, что причинил боль своему спутнику, и поспешил продолжить рассказ:

- Самым близким другом мне был мой кузен, Воршуд. Поскольку имена у нас у всех были одинаковые, то различали нас по прозвищам. Дядя мой звался Воршуд-Крысолов, за то что однажды выловил всех заведшихся в имении крыс за одну ночь. Старший из его сыновей был Воршуд-Ухоглот: он откусил однажды в драке ухо своему сопернику - здоровенному деревенскому парню. Ну и так далее. Встречались прозвища и грозные, и нелепые, и почетные, и смешные. Но никто не протестовал - нам даже нравилось. Ну а кузен мой самый любимый носил прозвище Воршуд-Книгочей. Он все мечтал поступить на службу к какому-нибудь владетельному сеньору в замок библиотекарем. Он был уверен, что у знатных нет времени читать за пирами да за турнирами, а библиотеки они содержат для престижа. И еще мечтал поехать в какой-нибудь университет, потому что там библиотеки еще больше.