Поселок Просцово. Одна измена, две любви - Игорь Бордов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я, понятно, ничего такого не вскричал. Я просто сказал:
— Хорошо, Катерина Александровна. Сейчас вот я рецепт вам оставлю. Соседи-то, пока сын не приехал, кто-нибудь сходят?
— Сходят. Вон, Алю попрошу.
— Смотрите только, а то аптека-то до пяти.
— Успеем-успеем, сынок.
— Может, всё-таки ляжем в больницу?
— Нет-нет, я здесь!
Уходя, я обернулся. Всё тот же молящий взгляд. Как будто кроме рецепта я мог ещё что-то. «Ещё хотя бы один день!» Вот оно, стремление к вечной жизни. То, что Бог заложил каждому в сердце, как в Экклезиасте 3:11 прописано в Библии Макария. Вот оно, яркое доказательство в лице молящей весёлой старушки.
Баба Катя умерла в ту же ночь.
Глава 8. Люди
«Иной считает, что один какой-то день важнее прочих, а для другого — все они равны» (Римлянам 14:5, Заокский перевод).
Людей много. Люди разные. Иногда чересчур. Им часто очень трудно понять и принять других людей. Что им мешает? Что для них хорошо? К чему они стремятся? И что для них главное?
В те дни я наткнулся в телевизоре на «День сурка». Я хохотал в голос. Пришёл на другой день в амбулаторию и на эйфоричной волне разрекламировал кино Веронике Александровне, настоятельно рекомендовал посмотреть повторный показ (в то время была такая штука в телевизоре). Оказалось, что кино не только не взбодрило Веронику Александровну, но и пробудило в ней скуку.
— Что за ерунда: весь фильм про то, как мужичок просыпается в одной и той же кровати, и так — весь фильм, — ворчала недовольная зря потраченным временем Вероника Александровна.
— Так там как раз важно, что помогло ему, в конечном итоге, выбраться из этой ситуации.
— Ну, этого я не знаю. Я не досмотрела, — скучно стало.
Надо же вот: казалось бы, оба умные люди, но один над фильмом радостно смеётся, а другой — зевает и выключает.
— Или вон, Максим: посмотри да посмотри, говорит, это-самое «Криминальное чтиво». А там что? — наркотики, преступники и грязь всякая!..
— Так, Вероника же Александровна, в том-то и прикол, что автор «Криминального чтива» смеётся над всеми этими наркоманами, преступниками и развратниками. Он же специально ставит их в ситуации, где с них вся эта напускная «крутизна» слезает…
— Ох, Игорь Петрович, ну если уж ему хочется посмеяться, то пускай бы и смеялся сам с собой. А то снял фильм, чтобы все любовались на всё это безобразие.
— Ну да, ну да, — смирился я, поняв, что ироничное искусство придумывали не для Вероники Александровны.
Да она и действительно права. Вот сколько людей с прямолинейным восприятием увидят в Тарантиновском шедевре скорее не ироничный смех, а едва ли не призыв к действию? Тарантино-то свою славу и кучу миллионов огрёб, а наркоманов меньше или больше после просмотра стало? Вопрос. Что ж, получается, я понял и принял Веронику Александровну. Мы можем прекрасно дальше сосуществовать в одном кабинете, разговаривая о разведении пчёл, лечении геморроя и хороших, добротных, прямолинейных советских фильмах.
На очередном вызове Юлия Фёдоровна Валаамова торжественно объявила мне, что приобрела гробы себе и мужу. Чудесно! Вот человек… Что ему нужно? Всеми днями висеть на телефоне, общаясь с врачами, главами администрации, разными представителями от народа, а потом купить себе на сэкономленные на пенсии средства уютный гроб, чтобы, умерев, особо не хлопотать о собственном погребении. Смерть — как один из актов жизни, и неважно, что она обрубает жизнь. Нечто легко прогнозируемое, ответственное и как бы жизненнонеобходимое. И не видеть здесь абсурда вполне реально.
За всё время в Просцово я, пожалуй, прочитал только одну художественную книгу: «Невыносимая лёгкость бытия». Спрашивается: в чём лёгкость? и почему она невыносимая? Ну, очевидно, лёгкость в том, что вполне возможно бесконтрольно, предприимчиво и разнообразно жене изменять. В чём же тогда невыносимость? Религиозный человек во мне интенсивно чешет затылок: может-таки в муках совести или осознании неотвратимости приближающейся смерти, за пределами которой вот такие легко-бытующие вряд ли что-нибудь обретут? Как бы не так. Не увидел я во всём произведении и намёка на это. Зато встретились рассуждения по поводу как бы совсем не праздного вопроса: а испражнялся ли Христос? Ну, конечно, это крайне важно для циника-атеиста, — таким немудрёным образом разом развенчать всё святое и религиозное. Как будто Христос не говорил о той же «сточной канаве», а главное, как будто и не было исходящего от него океана мудрости, сливающего в пропасть всю эту детскую циничность и праздно-мудрствующую пошлость. Ну вот, теперь и я — как Вероника Александровна, стоило только коснуться того, что для сердца ценно. Впрочем, книга была мне интересна, как глубоко зависимому от порнографии, прежде всего своей псевдо-интеллектуальной порнографичностью. Хотя и тут был перебор: этот запах чужих гениталий, которые жена главного героя тревожно унюхивает от его волос. Ну вот что ты брешешь так бессовестно, господин Кундера? — скажи, кому придёт в голову так «бодаться»? Люди… Вот, пожалуйста, Кундера находит возможность рассуждать о легкости и невыносимости бытия. И, конечно же, делает ставку на лёгкости, в угоду автоматическим атеистам всего мира. Ну а Толстой пускай на отсталом, споткнувшемся о «мировой нравственный прогресс», тёмном меньшинстве свою риторику тренирует!
Развешивание пелёнок в маленьком «дворе» летними вечерами тогда совпало у меня с чтением пророка Исайи. Почему-то Макарий именно в этой части Библии предпочёл максимально последовательно переводить тетраграмматон словом «J» вместо слова «Господь». Это сделало восприятие текста Библии для меня гораздо более гармоничным. Пророчества из глубины столетий всплывали с живостью в современность. Я прибегал, взволнованный и эйфоричный к жене и восклицал: «Слушай, в пророке Исайе всё прям про bf сейчас, представляешь!» Алинины глаза загорались. Вот тоже. Ну почему так? Почему эмоциональные всплески и горение сердца вызывают у моей жены искренний глубокий отклик, а тихая, вдумчивая логика — нет?.. Да потому что человек такой! И женщина. Мужчины, женщины, вы вообще способны к взаимопониманию?
Отпуск в том году как-то потерялся. Мы были прилеплены не только к ребёнку, но теперь и к огородику.
Однако я помню себя в К…, где-то под закат тусклого русского лета, снова с Государевым. Четыре сцены.
Номер один. Мы идём к Маришке ещё пока Крабиной. Новость. В процессе распиливания ребёнка и прочих