Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

в виде захваченных орудий и пленных. На помощь тылу Большого полка пришли, видимо, расположенные на флангах сердюки Мазепы и отряды Рязанского разряда В. Д. Долгорукова. Они отогнали противника ружейным огнем, однако, думается, что последний мог ретироваться и сам, захватив досаточные трофеи. Второй такой попыткой была атака на Казанский разряд, однако здесь, осыпав русские полки тучей стрел, крымцы прорвать обоз не сумели. Главной причиной этого, судя по всему, стал плотный ружейный и артиллерийский огонь. Сражение в Черной долине показало хану Селим-Гирею и его приближенным невозможность не только переломить ход кампании военным способом, нанеся войску Голицына крупное поражение, но даже остановить его продвижение к Перекопу. Тем более что 17 мая это стало еще труднее сделать, чем в предыдущий день, когда русская армия объединила все «вагенбурги» в один, поместив внутри и конницу, что лишало татар возможности завязать кавалерийский бой на подступах к укрепленному обозу. Видимо, поэтому Селим-Гирей решил в более крупное сражение с войсками Голицына не вступать, а крымские отряды кружили вокруг продвигавшейся к Каланчаку армии не столько в стремлении атаковать ее, сколько для сбора тел погибших. Крымцы в течение этого дня обстреливали из лука отдельных солдат и офицеров, отбившихся по каким-то причинам от основного войска, и вступали в схватки с выезжавшими за пределы обоза добровольцами. Русские, укрывшиеся за рядами телег, обстреливали подходивших на небезопасное расстояние татар из ружей и пушек. К концу дня хан и его войско отступили за Перекоп, планируя оборонять его перед наступающей армией Голицына.

Мы не знаем потерь атаковавших крымцев, однако они, как представляется, должны были быть значительными. Именно с боями 16 мая казацкая летописная традиция связывает гибель ханского сына, труп которого Селим-Гирей сумел подобрать (вместе с телами других знатных татар, в том числе сына перекопского бея) на следующий день[787]. Не исключено, что крупные потери татар стали одной из причин формирования героического нарратива об упорном и кровавом сражении в Черной долине (это, как показано выше, было не совсем так). Уже в первые дни после боев 15–17 мая в Крыму циркулировали многочисленные слухи и сообщения на этот счет, впоследствии доходившие до ушей русского командования через посредство выходцев из крымской неволи и разведчиков, специально высылавшихся в расположение противника для сбора информации (хотя никто из них очевидцем сражения не был). Наиболее подробное описание принадлежит А. Ишкову: «А как де царского величества ближние бояре и воеводы, а имянно ближней боярин и оберегатель князь Василей Васильевич Голицын с товарыщи, пришед с ратными людми близ крымских юртов на урочище Зеленую Дуброву и Черную долину и на иные места и под самою Перекопю, имели с ним ханом и калгою и нурадыном и при нем будучими многими ордами великие и кровавые бои, и на тех боях милостию Божиею и счастием великих государей побили тех поганцов множество, самых знатных особ и посполитых людей, также и ранено множество, которые едва от тех ран будут живы, а имянно у самого хана на тех боях ис пушки у левой руки кисть оторвало (курсив наш. — Авт.), а нурадын салтан[788] да ханской зять и иные ближние ево побиты до смерти, да знатных мурз и приводцов добрых побито с 9 человек, которых привезли в Крым на телегах мертвых». Ишков уверял, что про все это он «ведает подлинно», добавляя, что «которые татара менших чинов и на тех ж боях побиты и тех за множеством в Крым не возили, а зарывали на тех же местех в полях»[789]. Некий Петрович, ездивший с запорожского коша в «Белгородчину», сообщал, что хан якобы «ранен под Перекопью дважды в плечо да в ногу»[790]. Ему вторят известия татарина Ненисупки, который, хотя и не был очевидцем боев («на тех боях не был, а был в жилище своем»), слышал, что Селим-Гирей, присоединившийся к своим войскам около 16 мая, «сам на всех боях был»[791]. Другие пленники утверждали, что в бою был ранен нураддин (это известие дружно пересказывали русские военачальники в своих сеунчах). Подобные разнообразные свидетельства о мужестве Селим-Гирея, не только участвовавшего в сражениях с русскими, но и получившего ранение (и даже не одно), достаточно логично сочетаются с последующими известиями о его «болезни». Последняя вполне могла быть результатом ранения (см. об этом далее).

18 мая, как сообщал Мазепа, наступающие войска «того поганства, с ханом за Перекоп внутрь Крыму загнанного, под обозами своими не видели, ибо хан велми во отчаянии своем устрашенный, не выпустил против нас никого из орд своих, но видя уже блиское наступление многочисленных… царского величества сил, стал посады перекопские и деревни ближние жечь, готовяся якобы за валом перекопским… царского пресветлого величества силам отпор давати»[792]. Невилль пишет, что армия перешла Каланчак вброд, «не встретив ни одного татарина»[793]. 19 мая войско прошло 6 верст от Каланчака, разбив лагерь в степи «без воды». 20 мая русская армия встала под Перекопом, пройдя от р. Самары 214 верст[794].

Крымское войско укрылось на полуострове, население которого охватила паника. Поляк Федор Зароса, попавший в крымскую неволю еще подростком во время взятия Каменца (1672), бежавший оттуда в 1689 г. и допрошенный 27 октября в Батурине, оставил подробное описание тех настроений, которые царили в Крыму во время приближения к нему русских войск: «Когда силы монаршеския их царского пресветлого величества к Перекопу приближились, в то время по всему Крыму меж татарами великой страх и трепет о своей обороне были и с которого страху все к судам воденым, хто на котором мог спастися, которые знатные и богатые татарове собралися были и совершенно бежать хотели на море, толко бы видели вход войск государских в Перекоп, а убогие татарове, которые отнюдь не имели, чем и за чем побежать, мыслили одни в горы, а другие в городех, на море стоячих, сиречь Кафе, Карасун и иных уходить, неволников также всех вырубить хотели нещадно»[795]. Это подтверждается и другими, менее подробными свидетельствами. «Страх в Крыму… учинился великой, — сообщал А. Ишков, — и перекопские, и бакчисарайские, и иных мест жители из домов своих з женами и з детми и со всеми пожитки, покиня все свои жилища, побежали в далние места за море и в Козлов, и в ыные крепкие места»[796]. Селим-Гирей и крымская знать, по его словам, также были напуганы: «хан и все при нем татары будучие говорили, что таких великих побежденей страшных над