Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Аберкромби Джо

– Будьте вы прокляты! – взвизгнул Трясина. – Будь проклята вся ваша…

Секира Доу с силой ударила его между глаз, опрокинув на спину. Трясина немного подергал ногами, и дело было кончено. Никто не пролил слез над этим придурком – даже Форли лишь вздрогнул, когда лезвие вонзилось в череп. Доу наклонился и плюнул на труп, и Ищейка не стал его винить.

Однако с парнишкой было сложнее. Он поглядел на мертвого большими круглыми глазами, затем поднял голову.

– Вы – это они, правда? – спросил он. – Те, кого побил Девятипалый?

– Да, парень, – сказал Тридуба. – Мы – это они.

– Я слышал про вас столько… столько рассказов! Что вы собираетесь со мной делать?

– Да, вот в этом и вопрос, – пробормотал Ищейка сквозь зубы. К сожалению, он уже знал ответ.

– Он не может остаться с нами, – заявил Тридуба. – Мы не берем с собой багаж и не должны рисковать.

– Но он еще совсем мальчик, – сказал Форли. – Может быть, отпустим его?

Мысль была хороша, но очень уязвима, и все понимали это. Парень с надеждой посмотрел на них, но Тридуба быстро пресек его надежду:

– Мы не можем ему доверять. Только не здесь. Он расскажет кому-нибудь, что мы вернулись, и на нас начнут охоту. Нельзя этого позволить. Кроме того, он тоже был на ферме.

– Но что я мог поделать? – воскликнул парнишка. – Какой у меня выбор? Я хотел на юг! Сражаться с Союзом и завоевать себе имя! А меня послали сюда собирать налоги! Если вождь говорит: «сделай то-то», я должен исполнять приказ, разве не так?

– Конечно так, – кивнул Тридуба. – Никто и не думает, будто ты мог что-то изменить.

– Я не хотел в этом участвовать! Я говорил ему, что детей надо отпустить! Поверьте мне!

Форли опустил взгляд на свои сапоги:

– Мы верим тебе.

– Но все равно собираетесь меня убить, черт подери?

Ищейка пожевал губу.

– Мы не можем взять тебя с собой и оставить тоже не можем, – сказал он.

– Я не хотел участвовать в том деле… – повторил парень и повесил голову. – Разве это честно?

– Нет, – сказал Тридуба. – Не честно. Но ничего не поделаешь.

Секира Доу рубанула парня по затылку, и он распростерся на земле лицом вниз. Ищейка сморщился и отвел взгляд. Он знал – Доу специально постарался, чтобы им не пришлось смотреть парнишке в лицо. Это правильно, и Ищейка надеялся, что другим так легче, но для него самого что лицом вверх, что лицом вниз – все одно. Ему стало почти так же тошно, как на ферме.

Это был не худший день в его жизни, далеко не худший. Но это был плохой день.

Ищейка выбрал себе хорошее местечко наверху, в гуще деревьев, и наблюдал из укрытия за идущей по дороге колонной. Он предусмотрительно расположился по ветру от них, чтобы его не выдал запах немытого тела. Процессия казалась очень странной.

С одной стороны, они выглядели как солдаты, готовые вступить в сражение. С другой стороны, все у них было не так: оружие по большей части старое, доспехи у всех разные и нелепые. Маршировали они нестройно и вид имели изнуренный. Большинство солдат были пожилыми людьми с седыми волосами и плешивыми макушками, а остальные еще не успели отрастить бороды – почти мальчишки.

Ищейке подумалось, что на Севере больше ни у кого не осталось разума. Он вспомнил предсмертные слова Трясины: война с Союзом. Неужели вот эта команда идет на войну? Если так, значит, Бетод выскребает горшок до самого дна.

– Что там, Ищейка? – спросил Форли, когда тот вернулся в лагерь. – Что происходит?

– Люди. Вооруженные, но не очень хорошо. Около сотни. По большей части молодежь и старики, направляются на юг и на запад. – Ищейка показал вдоль дороги.

Тридуба кивнул:

– В Инглию. Значит, он не шутит, Бетод. Он действительно воюет с Союзом. Ему никогда не хватит крови! Он посылает в бой всех, кто может держать копье.

В этом, в общем-то, не было ничего удивительного. Бетод никогда не довольствовался полумерами. Либо все, либо ничего – так он действовал и не заботился о тех, кого убьют по дороге.

– Всех до единого, – бормотал Тридуба. – Если шанка сейчас перейдут горы…

Ищейка огляделся вокруг: нахмуренные, озабоченные, грязные лица. Он знал, о чем говорит Тридуба; они все понимали это. Если шанка придут сейчас, когда на Севере нет никого, способного противостоять им, то происшествие на ферме покажется пустяком по сравнению с их делами.

– Мы должны кого-то предупредить! – воскликнул Форли. – Мы должны предупредить их!

Тридуба покачал головой:

– Ты слышал, что сказал Трясина. Йоль мертв, и Гремучая Шея мертв, и Сайвинг тоже. Все они мертвы, все вернулись в грязь. Бетод теперь король Севера.

Черный Доу сморщился и плюнул в землю.

– Плюй сколько хочешь, Доу, но факт остается фактом, – продолжал Тридуба. – Больше некого предупреждать.

– Некого, кроме самого Бетода, – пробормотал Ищейка, и ему было совсем не весело говорить это.

– Тогда мы должны предупредить его! – Форли обвел их всех отчаянным взглядом. – Может быть, он бессердечный ублюдок, но ведь он человек! Он лучше, чем плоскоголовые, разве нет? Мы должны сказать хоть кому-то!

– Ха! – презрительно хохотнул Доу. – Ха! Ты думаешь, он нас послушает, Слабейший? Ты забыл, что он нам сказал? Нам и Девятипалому? «Идите и никогда не возвращайтесь!» Ты забыл, что он едва не прикончил нас? Ты забыл, что он ненавидит любого из нас?

– Он нас боится, – сказал Молчун.

– Да, ненавидит и боится, – проворчал Тридуба. – И правильно делает. Потому что мы сильны. Мы – названные. Нас знают. Мы те люди, за которыми пойдут другие.

Тул кивнул своей огромной головой:

– Точно. Я тоже не думаю, что в Карлеоне нас встретят с радостью. Скорее с копьями в руках.

– Я не сильный! – крикнул Форли. – Я же Слабейший, это каждый знает! У Бетода нет причин бояться меня и ненавидеть. Я пойду!

Ищейка с изумлением взглянул на Форли. Все поглядели на него.

– Ты? – переспросил Доу.

– Ну да, я! Возможно, я не боец, но и не трус! Я пойду и поговорю с ним! Вдруг он меня послушает.

Ищейка смотрел на Форли во все глаза. Никто из них так давно не пытался найти выход из затруднительного положения с помощью слов, что это казалось невероятным.

– Кто знает, вдруг и послушает, – пробурчал Тридуба.

– Он может тебя выслушать, – сказал Тул. – А потом убить к чертовой матери. Слышишь, Слабейший?

– Шансов у тебя не много, – покачал головой Ищейка.

– Наверное. Но стоит попытаться, разве нет?

Они обменялись обеспокоенными взглядами. Форли, без сомнения, доказал, что у него крепкий костяк, но Ищейке не нравился его план. Этот Бетод – слишком непрочный крюк, чтобы вешать на него свои надежды. Очень непрочный крюк.

Но, как и сказал Тридуба, больше никого не осталось.

Слова и пыль

Кюрстер приплясывал внутри фехтовального круга, встряхивал длинными золотистыми волосами, махал рукой толпе и посылал воздушные поцелуи девушкам. Публика хлопала, завывала и улюлюкала, глядя на гибкого юношу, проделывавшего свои эффектные номера. Он был адуанец, офицер Собственных Королевских.

«Местный мальчик, и такой популярный».

Бремер дан Горст стоял, опершись на барьер, и наблюдал за противником сквозь опущенные веки. Его рапиры на вид были необычно тяжелыми, огромными и побитыми, словно от частого использования; возможно, слишком тяжелыми, чтобы действовать ими быстро. Сам Горст тоже выглядел слишком тяжелым для быстрых движений: огромный и с толстой шеей – бык, а не человек, более похожий на борца, чем на фехтовальщика. С первого взгляда он казался обреченным на поражение в этой схватке. Большинство людей в толпе, по-видимому, сочли именно так.

«Но только не я».

Человек, принимавший ставки на участников поединка, выкрикивал цифры и собирал деньги от толпившихся вокруг него людей. Почти все ставили на Кюрстера. Глокта повернулся к принимавшему ставки и спросил:

– Сколько сейчас за Горста?