Вихрь - Йожеф Дарваш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И мне еще приходится спорить с собственными инженерами! Я не хуже их разбираюсь в статике, хотя у меня нет диплома. Я знаю, вся моя беда заключается именно в этом.
— Что с нами будет?
— Что будет? Дела у меня никогда так хорошо не шли, как сейчас.
— Я боюсь. Я боюсь за тебя. Боюсь, что все может разрушиться.
Последние слова она произнесла так тихо, что я еле разобрал их.
— О чем ты говоришь?
Она руками показала, что все может разбиться, разлететься вдребезги.
— Не бойся, меня не так-то просто облапошить. Они у меня еще попляшут. Они у меня в руках. — Взглянув на столик, на котором стояла полная бутылка, я спросил у Ольги: — Что это?
— Джин. Твой любимый джин. Я сейчас открою, хорошо? — Она достала из серванта штопор и рюмки и начала срывать металлическую обертку с горлышка бутылки. — Это я купила в дипломатическом магазине. Знаешь, на углу улицы Бензур есть такой. Купила, когда последний раз была в Пеште.
— Ну, я покажу я им скоро!
— А ты не допускаешь, что, возможно… — робко начала Ольга, но потом решительно закончила фразу: — Что ты сам ошибаешься?
— Я? Ошибаюсь?
— Ведь ты тоже можешь допустить ошибку в расчетах…
— Ты во мне сомневаешься?
— Ты меня не так понял.
— В том месте, где можно найти в земле различные старые черепки, там грунт наверняка не твердый.
Я подошел к старому креслу и упал в него. Пружины подо мной жалобно застонали.
— Все против меня. И инженеры, и даже ты!
— Ты же знаешь, что я не против.
— Что я знаю, что?!
Ольга подошла ко мне, наклонилась, положив подбородок мне на плечо.
— Ты же знаешь, как я тебя люблю.
— А почему же ты не веришь в меня?
— Я тебя очень-очень люблю.
— Все меня считают недоучкой, за моей спиной говорят: «Сидел бы в своем кабинете, устланном ковром, да радовался, что его сделали директором. Так нет, он еще разевает рот и сует нос в заключения специалистов».
— А я тебя люблю.
Ольга чуть не плакала.
Я повернулся к ней, взял ее лицо в ладони.
— Тогда пойми меня! Пойми! Не могу же я один идти наперекор всем, мне тоже нужно на кого-то опереться.
— А мне?
— У меня, кроме тебя, никого нет.
— А у меня есть? — Ольга смотрела на меня в упор, потом выпрямилась и, подойдя к столику, взяла в руки бутылку джина. — Чего я ломаю себе голову с твоими строительными делами!
— А я обязан свою ломать. Для меня это важно.
— Для меня важна только наша с тобой жизнь.
— Что ты делаешь?! — вскрикнул я, увидев, что, открывая бутылку, она штопором поранила себе руку. Кровь струйкой потекла по ее руке.
— Я не хочу, чтобы тебе потом было стыдно перед самим собой.
— Рука! Рука! Смотри!
Ольга только теперь заметила кровь. Подставив правую ладонь под кровоточащую левую руку, чтобы кровь не попала на ковер, попросила:
— Принеси бинт.
Я выбежал в спальню. Я так испугался, что руки у меня дрожали, когда я искал в комоде бинт.
— Подожди, я сначала высосу из пальца кровь, чтобы заражения не было, — сказал я ей, возвращаясь в комнату. — Хорошенько нужно отсосать. — И, взяв ее палец в рот, я стал сосать солоноватую на вкус кровь, а в голову невольно пришла мысль: «Никогда ты не была так далеко от меня, как сейчас!»
С инженерами ничего не случилось, а главного инженера и начальника строительства фабрики (название объекта строительства было засекречено) летом того же года арестовали и отправили в лагерь за саботаж. Вскоре после этого Элека Варью перевели в Будапешт, назначив директором, только что образовавшегося торгового предприятия. Процедура оформления несколько затянулась: нужно было найти подходящее помещение, заказать печать, подобрать штат, найти секретаршу и тому подобное. Однако, как бы там ни было, а весной 1953 года Варью прибыл в Будапешт и сел в директорское кресло.
Глава десятая
— Ничего другого ты спеть не можешь, кроме этих бесконечных «тини-тини»…
— Для тебя и такое пение вполне подходит.
— Если ты меня не хочешь понимать и настолько враждебно ко мне настроена, тогда, конечно, напрасно и говорить тебе что-либо…
— Я тебя очень хорошо понимаю, — перебила она меня.
— Если бы понимала, то не разговаривала бы со мной таким тоном.
— А каким тоном я говорю?
Во взгляде Ольги я прочел издевку.
Подобные споры продолжались у нас порой по нескольку часов, хотя были совершенно бессмысленны. Мы оба давным-давно забывали, из-за чего схватились, но перестать уже никак не могли. Правда, Ольга никогда не выходила из себя. Я же злился, хотелось кричать изо всех сил, но не хотелось скандала. Мне только не хватало, чтобы в те и без того трудные дни обо мне пошли бы еще новые сплетни.
Мы шли по Бульварному кольцу, и я не хотел, чтобы кто-нибудь из знакомых случайно увидел нас спорящими.
Придя домой, мы сразу же разбежались по разным углам. Ольга ушла на кухню, чтобы приготовить ужин, я же ушел в ванную.
Отвернул кран. Он несколько раз чихнул и лишь потом начал подавать воду толчками и с таким шумом, от которого, казалось, содрогались даже стены. Вся ванная комната была отделана по последней моде. Мне давно надоели старые вещи в доме. По приезде в Будапешт я предложил Ольге заменить мебель, но она и слушать об этом не хотела. Тогда я решил отделать как следует хотя бы ванную. Стены здесь облицованы блестящей черной плиткой до самого потолка, ослепительно белая ванна, никелированные краны и краники, вешалки, полочки и все такое. Все новенькое. Старыми остались только стены под плитками да рычащие трубы в стенах.
Ты слушал, как клокотала и фыркала в трубах вода, и самого тебя начало трясти: ты начал на чем свет стоит ругать Ольгу. Вдруг ты посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся: лицо красное, шея побагровела, глаза, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит, словно у человека, страдающего базедовой болезнью. Ты такими словами ругал Ольгу, каких до сих пор, казалось, и не знал вовсе.
Ольга сразу же заметила мое состояние и спросила:
— Что с тобой,
