Союз Сталина. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

Механизм реализации политики ускоренного накопления дополнялся мобилизацией финансового и товарного рынков:

Мобилизация финансового сектора началась в 1927 г., с постановления ЦИК и СНК «О принципах построения кредитной системы», в соответствии с которым Государственный банк получал оперативное управление всей банковской системой. За этим последовало создание в 1928 г. Банка долгосрочного кредитования промышленности и электрохозяйства. И с 1.10.1926 по 1.10.1929 объем долгосрочных кредитных вложений увеличился более чем в 7 раз[1690]. Одновременно «шел процесс вытеснения из хозяйственного оборота коммерческого кредита, основанного на векселях»[1691].

Непосредственно сама кредитная реформа началась с января 1930 г.[1692] «Кредитная реформа, — поясняли ее авторы, — замыкая в одно целое все расчеты обобществленного сектора, охватывая единым кредитным планом, в рамках единого финансового плана, все средства этого сектора, должна положить конец центробежным устремлениям отдельных хозорганов»[1693]. Одним из существенных пунктов кредитной реформы, направленным на ограничение внепланового потребления, стало развитие системы безналичных расчетов.

Развитие и уточнение различных аспектов кредитной реформы продолжалось вплоть до мая 1932 г., когда было принято решение, что всесоюзные специальные банки должны быть подчинены Наркомфину[1694]. О вкладе банковского сектора в мобилизацию капитала дает представление величина задолженности народного хозяйства банковской системе (Таб. 16).

Таб. 16. Задолженность народного хозяйствапо кредитам Госбанка СССР на 1.01, млрд руб.[1695]

Мобилизация товарного рынка была вызвана тем, что без этого невозможно было сбалансировать плановую систему, тем более построенную на ограничении потребления. Уже в 1926 г. председатель ВСНХ Ф. Дзержинский указывал, что «на почве товарного голода НЭП, особенно в Москве, принял характер ничем не прикрытой, для всех бросающейся в глаза спекуляции, обогащения и наглости. Этот дух спекуляции уже перебросился и в государственные, и кооперативные учреждения и втягивает в себя всё большее количество лиц, вплоть до коммунистов»[1696].

Злоупотребления приводили к тому, что «создавались местные кризисы даже по вполне достаточным товарам, таким как соль, спички, керосин». Ситуация отягощалась тем, отмечал А. Малафеев, что «промышленность плохо ориентировалась в ассортименте, фасонах и размерах необходимых товаров, вследствие чего на складах образовывались запасы неходовых товаров… при дефиците на нужные сорта и размеры»[1697].

Во время Восстановительного этапа соотношение частного и государственного секторов экономики характеризовалось следующими цифрами: на начало 1923 г. оптовая торговля на 77 % находилась в руках у государства, на 8 % у кооперации, на 15 % — в частных руках. Розничная — на 83 % принадлежала частному сектору и лишь на 7 % государству. В то же время доля частной промышленности в валовой продукции всей промышленности в 1925 г., по данным Госплана, составляла всего 3,8 %[1698].

Расширенная оценка Ю. Ларина давала общую долю капиталистической промышленности в валовой промышленной продукции СССР в 1925/1926 гг. в 12 %[1699]. При этом доля частной промышленности в сфере производства товаров народного потребления достигала 24 %[1700]. На частную промышленность приходилось 42 % всех рабочих сил страны[1701]. Доля капиталистического капитала, в общем промышленном капитале страны, в 1927 г. составляла 5,7 %, в то время как государства — 85,6 %, остальное приходилось на частников и кооперативы[1702].

Мобилизация товарного рынка началась с борьбы против «оптово-розничных ножниц» цен и создания в 1924 г. Наркомата торговли, с последующим вытеснением частника из розничной торговли (Таб. 17).

Таб. 17. Доля частной и кооперативной торговлив розничном товарообороте, %[1703]

«В 1931 г. легальная частная торговля… была практически сведена к нулю. Но частник не прекратил свою деятельность, он начал уходить в подполье…» — «спекулятивную торговлю через потребительскую кооперацию, кустарно-ремесленные промыслы, местные рынки…»[1704]. Сжатие свободного рынка привело к стремительному росту цен на нем: с 1927/28 по 1932 гг. свободные цены выросли почти в 6 раз; разрыв между государственными и рыночными ценами, который в 1927/1928 г. составлял 1,2 раза, в 1932 г. увеличился до — 4 раз (Таб. 18).

Таб. 18. Индекс цен торговли к 1927/28 гг., %[1705]

* I-ое полугодие

Бухаринцы требовали отказа от регулирования рынка, однако, как отмечал А. Малафеев, в существовавших условиях планового сжатия потребительского рынка, отказ от его нормирования вел не к снижению, а, наоборот, к повышению общего уровня цен: «частный капитал… старался взять реванш на высоких ценах»[1706]. Наглядный пример тому давала Первая мировая война[1707].

В борьбе с ростом цен в 1931 г. местные органы стали нормировать продажу даже недефицитных товаров, что приводило к искусственному замораживанию товарообмена. Проблемой плановых, директивных цен являлся тот факт, добавлял Троцкий, что они являются «не экономической, а административной категорией, чтоб тем лучше служить перераспределению народного дохода», но «как можно «руководить» ценой без знания реальной себестоимости, и как вычислять реальную себестоимость, если все цены выражают волю бюрократии, а не затраты общественно-необходимого труда?»[1708]

Кроме этого, директирование цен приводило к тому, что «на один и тот же товар устанавливались цены разных категорий. В широких щелях между этими категориями, — отмечал Троцкий, — свободно вмещались все виды спекуляции, фаворитизма, паразитизма и прочих пороков, притом скорее как правило, чем как исключение»[1709]. Но главное, директирование цен приводит к снижению значения рубля, а «повышение производительности труда и улучшение качества продукции, совершенно недостижимы без точного измерителя, свободно проникающего во все поры хозяйства, т. е. без твердой денежной единицы»[1710].

В ответ на эти трудности решением СНК и ЦК от 10 мая 1931 была осуществлена реорганизация Центросоюза: созданы оптовые отраслевые всесоюзные объединения, действующие на началах хозрасчета, а в республиках, краях и областях — объединения розничной торговли. Номенклатура бронируемых и нормируемых промтоваров была резко ограничена[1711]. Платой за сохранение товарообмена стало продолжение роста цен на предметы личного потребления в 1933 и 1934 гг. С 1.01.1933 были повышены розничные цены на ряд изделий легкой промышленности и на продовольственные товары, в частности: на мясопродукты — на 66–97 %, на сахарный песок в 2–3 раза и т. д.[1712]

Одновременно с повышением государственных цен, происходило снижение коммерческих, что в результате приводило к их сближению: так в 1931 г. цены на х/б ткани расходились в 3,2–7,7 раза, а в 1934 г. — 1,1–1,8 раза; ржаной хлеб по Москве и Ленинграду — в мае 1933 г. — 2000 %, в январе 1934 г. — 800 %, в декабре — 400 % и т. д.[1713] В