Странник - Михаил Русаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечание 1. Арабы мусульмане и, соответственно, многоженцы. Если принимать этот вариант действий, то надо заранее побеспокоиться об изменении законодательства, чтобы по прибытии в СССР младшие жены не оказались вне закона, а сам глава семейства преступником.
Примечание 2. Нельзя допускать, чтобы арабы, приехавшие в СССР по этой программе, жили изолированными общинами, особенно в регионах с преимущественно мусульманским населением. Иначе они будут стремиться насаждать свои обычаи, в том числе и своё видение ислама, намного более радикальное, чем среди мусульман Российской Империи, а теперь Советского Союза. В общежитиях их надо селить так, чтобы им было намного проще общаться гражданами СССР, чем с другими выходцами с Ближнего Востока. Это будет способствовать тому, чтобы они перенимали нашу культуру на бытовом уровне, а не внедряли свою.
Примечание 3. Жёны арабского рабочего, приехавшего по этой программе, должны иметь право работать с любого момента, когда выразят желание. Возможно, с ними надо будет заключать отдельный контракт, срок окончания которого должен быть привязан к сроку окончания контракта главы семейства. Или вписать это право в его контракт. То же относится и к детям обоего пола, достигшим трудоспособного возраста.
Примечание 4. Если, после окончания контракта, арабский рабочий получит вид на жительство, члены его семьи, автоматически, также должны получить вид на жительство. После этого, как мне кажется, дети должны получить право на полноценное образование. Потенциально, это один из путей преодоления демографического кризиса, но нельзя допустить «арабизации» страны. Ещё раз повторюсь: приезжие должны принять нашу культуру, лучше славянскую, но можно и среднеазиатскую или кавказскую, а не сохранять свою.
Отдав Люсе последний лист, Сергей Петрович стал проверять записку о репрессированных народах. Закончив, он отдал её Люсе («Четыре экземпляра, пожалуйста») и стал проверять последний текст. Потом положил его около Люси и начал вычитывать опечатки, забирая страницы по мере готовности. Проверив, разобрав по экземплярам и скрепив их, он взял по 3 копии каждой и пошёл к Жаткину.
У капитана сидел пожилой человек с петлицами младшего лейтенанта госбезопасности. Сергей Петрович обратил внимание на его худобу и бледность. Предложив Сергею Петровичу сесть рядом с ним, Жаткин сказал:
– Знакомьтесь. Рябов Сергей Петрович. Гордон Даниил Соломонович. Вы оба будете работать по Советскому Союзу, но параллельно, разными методами. Интересоваться работой друг друга, как методами, так и результатами, запрещено. Надеюсь, это понятно?
Оба аналитика ответили почти в унисон:
– Так точно.
– Даниил Соломонович, Вы пока свободны. Идите пообедайте, потом ещё поговорим. Сергей Петрович, слушаю Вас.
Сергей Петрович протянул ему 2 записки и, дождавшись, когда Даниил Соломонович вышел из кабинета, сказал:
– Это последние. Я не знаю, о чём ещё важном можно было бы написать. Буду писать что-то вроде мемуаров, может, кому-нибудь пригодится. Соответственно, Люся… Извините, товарищ Звягинцева, будет меньше загружена, если у Вас нет другой машинистки, то можно её привлекать. Или вообще, сделать работу над моими материалами не главной.
– Хорошо, я подумаю. Ответьте мне на такой вопрос. За Вами числится секретная карта. Товарищ Крымов сказал, что не знает, кому Вы её передали. Карту надо вернуть или документально подтвердить, что она передана человеку, имеющему право ею пользоваться.
– Карта… Не мне решать, но я попробую. Разрешите идти?
– Идите.
Вернувшись к себе, Сергей Петрович достал из стола кастрюльку с сургучом и поставил её на зажжённую спиртовку, чтобы нагрелась. Затем взял лист бумаги и написал на нём:
“С меня требуют секретную карту, которую я Вам передавал. Пожалуйста, верните её или дайте бумагу для секретного отдела, что бы они её с меня больше не требовали.”
Затем сложил бумагу вчетверо, положил в конверт, заклеил его и, дождавшись, когда сургуч прогрелся, опечатал конверт.
– По-моему, самое время пообедать, ты как на это смотришь?
Люся была не против, и они пошли в столовую. По дороге Сергей Петрович зашёл к Жаткину.
– Кирилл Андреевич, разрешите? Пожалуйста, передайте это Лаврентию Павловичу. Разрешите идти?
Получив молчаливое согласие, он вышел и они с Люсей продолжили свой путь.
На обед Люся взяла щи суточные, а Сергей Петрович 2 варёных яйца, и оба – макароны по-флотски, компот из сухофруктов и слойку свердловскую. После обеда они сразу вернулись в комнату группы и Сергей Петрович начал диктовать:
“История развала СССР. Абзац…”
Прямо скажем, история у Сергея Петровича получилась не профессиональная, много чего он не знал, много чего забыл, а что-то домыслил, поэтому чуть ли не на каждой странице вставлял фразу о том, что пишет так, как помнит и допускает, что на самом деле всё было совсем иначе. Работал над этим текстом он больше месяца, временами надиктовывая Люсе, но, чаще, записывая от руки. И то, и другое Люся перепечатывала сначала в одном экземпляре, а потом, после правки – в четырёх.
Вечером этого дня, уже на квартире, Сергей Петрович сказал Крымову, что хотел бы повесить на стену карту Европы и подписаться на газету «Правда»132. И лучше бы начать её получать прямо сейчас, а не через два месяца. Крымов немного подумал и сказал:
– Думаю, что за пару дней смогу это организовать. Кстати, а почему нам не приносят «Правду», ведь сотрудник, который здесь жил раньше, должен был быть на неё подписан.
– Может, вдова перевела на новый адрес?
– Нет, газету не носили ещё когда она сидела. Зайду на почту и выясню.
Ближе к ночи Сергей Петрович, наконец, смог померить высохшие плавки и остался доволен результатом. На следующий день он поехал на службу в них, решил, что так ходить удобнее, чем в семейных трусах, и вечером, по дороге домой, зашёл в ЦУМ и купил ещё, сразу 5 пар. Заодно прикупил несколько пар носок.
Утром следующего дня Крымов заглянул в почтовый ящик и удовлетворённо хмыкнул, обнаружив там газету. В первой половине этого дня, то есть через 2 дня после того, как Сергей Петрович передал Жаткину конверт с запиской для Сталина, тот сообщил ему, что
