Странник - Михаил Русаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рекомендации. Абзац.
Мне кажется, что не надо спешить с депортацией целого народа. Можно ведь подождать, пока вернутся с войны фронтовики. Тогда окажется, что внутри одного тейпа будут и те, кто воевал против фашистов, и те, кто поддерживал их. Я не специалист в этой области и не могу предсказать, к чему это приведёт, но надеюсь, что сами чеченцы, постепенно и неохотно, но выдадут предателей. А государство может помочь им прийти к этому решению, создавая более благоприятные экономические условия для тех селений, которые, полностью или частично, избавились от своих жителей, перешедших на сторону фашистов. Методы поддержки могут быть самые разные, от первоочередного выделения техники для колхозов, до строительства более качественных школ, клубов и тому подобное. И, наверно, можно не скрывать, почему в одном селе есть своя больница, а в другом, такого же размера, только фельдшерско-акушерский пункт. Возможно, здесь я ошибаюсь, нужна консультация человека, разбирающегося в психологии горцев. Абзац.
Депортация всех – это следованию принципу: лучше наказать пять невинных, чем один виноватый уйдёт от ответственности. Кому-то этот принцип кажется правильным, только он озлобляет людей, отталкивая их от Советской власти. Но наказание должно быть неотвратимым. После войны, наверно не сразу, в НКВД был создан специальный отдел, занимавшийся поиском предателей. Обычными рутинными методами: показания всех, кто что-либо знал, тщательно протоколировали, сравнивали между собой и искали. А найденных преступников допрашивали и снова сравнивали. Выявили практически всех. Последнее сообщение об аресте я читал где-то в районе две тысячи десятого года. Абзац.
И ещё. Наказывая предателей, чья вина доказана, не надо проявлять излишнего гуманизма. Типа этот убил десять человек, его расстреляем, а этот только пять, его посадим на пятнадцать лет. Ни один предатель, запятнавший себя кровью Советских людей, не должен выйти на свободу, либо расстрел, либо пожизненное заключение. Иначе возможны случаи самосуда, я читал как минимум об одном. Если надо, можно и Уголовный кодекс подправить. Только делать это надо уже сейчас, так как закон обратной силы не имеет. Конец документа.
Люся только начала расшифровку стенограммы, как появился Жаткин.
– Сидите. Мне позвонили из кассы, спрашивают, почему вы не пришли за деньгами?
– А разве уже пятое? – удивился Сергей Петрович?
– Это штатские получают пятого и двадцатого, а военные второго, – усмехнулся Жаткин.
– И деньги в кассе хранят только три дня, потом сдают в банк. Если их сегодня не получить, будет целая морока. Так что сворачивайтесь и быстро в кассу.
– А где она?
Жаткин посмотрел по сторонам.
– Понятно. Ладно, сами найдёте. Это рядом с отделом кадров, чуть дальше по коридору.
Он повернулся и вышел. Сергей Петрович сложил бумаги в сейф, запер его, а выйдя вслед за Люсей в коридор, запер и дверь комнаты.
Кассу, действительно, нашли быстро, очереди в неё не было. Получив деньги, Сергей Петрович задумался, много это или мало. Не придя ни к какому выводу, он положил купюры в карман гимнастёрки, а мелочь ссыпал в карман галифе, и предложил Люсе сначала поужинать, а уж потом возвращаться к работе.
Пока ели (Люся взяла сардельки с макаронами, а Сергей Петрович вареники с творогом и сметаной, и оба – чай и бублик с маком), Сергей Петрович решил, что раз есть деньги, то не грех их потратить, хотя бы частично.
– Знаешь, Люся, пожалуй ты иди расшифровывай стенограмму одна, а я пойду, кое-что куплю. Хотя нет, придётся подняться на этаж и получить разрешение начальства, а то Виктор меня потом без кетчупа съест.
– А что такое кетчуп?
– Н-да, прокололся. Это томатный соус, им поливают готовые блюда, очень популярен у американцев. А есть ещё майонез, это белый соус, кажется, на основе растительного масла. Популярен у французов.
Люся внимательно посмотрела на Сергея Петровича, поняла, что он говорит о ситуации на данный момент, но в будущем оба соуса будут популярны и в СССР, и кивнула головой130.
Поднявшись в свою комнату, они обнаружили, что там никого нет. Люся достала из сейфа свой блокнот и продолжила расшифровку стенограммы, а Сергей Петрович пошёл к Жаткину. Тот ещё был на месте.
– Разрешите?
– Входите. Ещё что-то принесли?
– Нет. Я получил деньги и хотел бы сходить в магазин. А товарища Крымова нет на месте. И я не понимаю, могу ли самостоятельно покидать расположение или должен получать на это разрешение.
– Пока покидать не можете. И ходить без охраны тоже не можете. А товарища Крымова сейчас поищем.
Жаткин снял трубку телефона и, сверившись с вынутым из ящика стола списком, набрал трёхзначный номер.
– Капитан госбезопасности Жаткин. Скажите, старший лейтенант госбезопасности Крымов у вас? … Позовите его к телефону. … Капитан госбезопасности Жаткин. Товарищ Рябов хочет пройтись по магазинам. Заканчивай там и через пять минут приходи в вестибюль этого здания.
Повесив трубку он сказал:
– Через пять минут товарищ Крымов подойдёт на первый этаж. С ним и пойдёте.
Сергей Петрович пошёл предупредить Люсю, что сегодня уже не вернётся, и застал там Меньшова. Люся, в очередной раз покраснела, а Игорь сделал вид, что внимательно читает только что отпечатанную страницу, держа её заголовком вниз, то есть вверх ногами. Сергей Петрович посоветовал им сильно не засиживаться, достал из сейфа подмышечную кобуру, и поискал, во что бы её завернуть. Не найдя, туго смотал ремни, чтобы было не понятно, что это такое, и спустился на первый этаж. Крымова ещё не было и он вышел на улицу подышать свежим воздухом. Отойдя на пару метров от двери он посматривал по сторонам, хотя смотреть было, в общем-то не на что. Машины по этой улице почти не ездили, прохожих было мало. Вдруг к нему подошла женщина лет тридцати.
– Товарищ военный, скажите, пожалуйста, когда, наконец, немцев погонят?
– Погонят? – Сергей Петрович задумался, – Ну, смотря что понимать под «погонят». Уже сейчас наша армия отгоняет фашистов на запад. Но на небольших участках и на небольшое расстояние. А потом отходит. Уж больно он силён. Более-менее заметное наступление можно ожидать осенью. Зимой, вероятно, сможем отогнать километров на сто пятьдесят – двести. Но летом опять придётся отступать. Зато следующей зимой, наверно, врежем им так, что наступать они больше уже не смогут. Это как в восемьсот двенадцатом, ударили и отошли, ударили и отошли. Вы ведь знаете, до куда отступали? А
