Том 6. Сибирские рассказы и повести. Золотопромышленники. 1893-1897 - Дмитрий Мамин-Cибиряк

Белоносов и Ширинкин.

Ширинкин (пролезая в дверь). Мне-с… мне-с… Иван Тимофеич послали узнать-с… Уж вы извините… хе-хе!.. собственно, насчет приезда Тихона Кондратьича-с… Точно так-с!

Белоносов (разводит руками). Ничего не понимаю… нынче на пароходах черт знает какие порядки: человек спит, а тут в каюту врывается всякий прощелыга!..

Ширинкин. Никак нет-с, не прощелыга, а бывший золотопромышленник, Харитон Харитоныч Ширинкин… да-с!..

Белоносов. Нечего сказать, очень похож на золотопромышленника… очень!

Ширинкин. Точно так-с… А Тихон Кондратьич изволили прибыть некоторым образом… хе-хе!.. вот Иван Тимофеич и послали узнать об их здоровье и всякое прочее. Да-с.

Белоносов (в раздумье). Иван Тимофеич… Тихон Кондратьич… черт иваныч… Харитон… ну, как вас величать-то, черт вас возьми?

Ширинкин. Харитон сын Харитонов… Нас было семь братьев Ширинкиных, а когда покойный родитель, — пошли им, господи, царство небесное! — померли-с…

Белоносов. Да, да… помню, помню, действительно Харитон Ширинкин. Отлично… А все-таки, это черт знает что такое!.. Послушайте, вы, один из семи братьев Ширинкиных, как вы полагаете относительно моего местонахождения в данный момент, то есть где я?..

Ширинкин. Как где-с? В городе Загорье-с…

Белоносов. Та-ак-с. А Загорье, по-вашему, где?..

Ширинкин. Загорье-с?.. А Загорье, выходит, в Сибири, сейчас за Уральскими горами…

Белоносов. Это, значит, в местах не столь отдаленных… странно, черт возьми!.. Был на ярмарке в Нижнем, зашел в трактир, и вдруг…

Ширинкин. Это Тихон Кондратьич привезли вас, и все тут-с. Хе-хе… они весьма любят удивлять публику.

Белоносов. Так, так… Начинаю припоминать, как во сне: трактир, пароход, буфеты и коньяк, коньяк, коньяк! Прямо по коньяку в Сибирь приплыл… Послушайте, Ширинкин, вы за кого меня принимаете?

Ширинкин. Я-с?.. хе-хе!.. то есть мы наслышаны были-с, что Тихон Кондратьич из Нижнего шута привезли. Вот я-с, грешный человек, между прочим, и полюбопытствовал взглянуть-с…

Белоносов. Следовательно, вы меня в шуты записали?

Ширинкин. Что же-с, и я в этом звании состоял при Тихоне Кондратьиче-с… Сначала оно, точно-с, претит, а потом ничего, привыкнете помаленьку. Хе-хе…

Белоносов (садится на диван и ощупывает свою голову). Ох, ничего, решительно ничего я не понимаю… Кто из нас здесь шут, или оба мы шуты, или черт знает что!..

Ширинкин (усаживается на кончик стула к столу). Нас было семь братьев, и от покойника родителя осталось на зсех — три прииска, движимость и капитал-с. Ну, учали мы промежду себя наследство делить — спор и грех, а Иван-то Тимофеич и говорит: «Выдайте, говорят, полную доверенность на мое имя…»

Белоносов. Иван Тимофеич сначала всех семерых братьев раздел до рубашки, а потом вас в шуты определил к Тихону Кондратьичу?.. История обыкновенная…

Ширинкин. Точно так-с… Только Иван Тимофеич — это такой человек, такой человек!.. А я в шутах у Тихона Кондратьича, действительно-с, много греха на душу принял-с… Беда, ежели Тихон Кондратьич развеселятся — не приведи, царица небесная!.. Раз в скатерть меня завязали и в воду бросили… чуть тогда не захлебнулся. Только я вам откровенно скажу: все претерпел, а только есть здесь (таинственно оглядывается) один доктор…

Белоносов. И он тоже в шутах состоит?..

Ширинкин. Нет-с, это уж совсем другое-с… хе-хе!.. Тихон Кондратьич очень сумлительны насчет здоровья — чуть что попритчится, боже сохрани!.. Сейчас за доктором, а доктор — лекарство. А Тихон Кондратьич ни за что не станут одни лечиться: что им делать, то и вы должны… то есть вы-то впереди его. Примерно, у них несварение желудка, я и должен касторовое масло пить, а потом уж они… Страсть сколько я с ними лекарства перепил: и липовый цвет, и цитварное семя, и александрийский лист… Совсем здоров, а должен пить-с! Таким родом я, может, целую аптеку выпил, и ничего-с… А вот хуже, когда к живому месту начнут пьявок наставлять да банки, да мушку шпанскую налепят-с… Ну, я из всякого терпения выступил и ушел к Ивану Тимофеичу… Моченьки моей не стало терпеть дольше.

Белоносов. Ха-ха!.. Вот так история!..

Ширинкин. Восстал: не могу, и конец делу!.. С тем и ушел, а теперь вот при Иване Тимофеиче состою-с…

Белоносов (хохочет). Однако, черт возьми… ха-ха! Задали вы мне задачу… вдруг у Тихона Кондратьича зубы заболят или насморк сделается… Ха-ха!..

Ширинкин. Теперь средствие есть против них… словечко такое: вседоним. Только скажите, и все как рукой снимет…

Те же и Анисья Тихоновна (входит из дверей направо).

Анисья Тихоновна (строго). Кто здесь смеется?

Ширинкин. Это мы-с… извините. Анисья Тихоновна, позвольте ручку, с благополучным прибытием поздравить в наши палестинские места-с.

Белоносов (расшаркиваясь). И мне ручку, несравненная Анисья Тихоновна. (Целует у нее руку). Ах, ручка-то какая: беленькая да атласная… Скажите, ради бога, где я нахожусь в данный момент времени?

Анисья Тихоновна. Отвяжитесь… я сама, кажется, ничего не понимаю, что делается кругом меня.

Ширинкин. Это вы насчет вседониму-с? хе-хе…

Анисья Тихоновна. Ну, да… и относительно псевдонима и относительно всего остального. Скажите, пожалуйста, жила я у тетки в Нижнем, потом вдруг является родитель, тащит с собой в Сибирь, а дорогой сам ото всех прячется, выдает себя за какого-то другого… черт знает что такое!.. Приезжаем сюда — здесь все точно после пожара. Мать говорит, что мы разорены, а сама ничего объяснить не умеет… Ведь отец у меня, Харитоша, богатый?

Ширинкин. Точно так-с… были при капитале-с.

Анисья Тихоновна. Как были? а теперь?

Ширинкин. А теперь все движимое и недвижимое за Ивана Тимофеича перешло-с… Пока ваш тятенька по Расее под вседонимом скрывали себя, Иван Тимофеич все на себя перевели.

Анисья Тихоновна. Ничего не понимаю… У отца было тысяч двести наличного капитала, в Нижнем все меня за богатую невесту считали, а тут извольте радоваться: нищая… Нечего сказать, на радость приехала — в доме даже прислуги нет. Господи, да что же это такое, наконец? Какой-то дурацкий псевдоним, потом этот Иван Тимофеич…

Белоносов. Превратность судьбы, несравненная Анисья Тихоновна… а мне, знаете, кажется, что мы будто все еще плывем на пароходе. Ей-богу…

Анисья Тихоновна. Не с вами говорят… ступайте, проспитесь хорошенько сначала.

Ширинкин. А я вас, Анисья Тихоновна, еще вот такой маленькой девочкой нашивал на руках-с. Да-с. А теперь вы настоящая барышня сделались и, можно сказать, превзошли самих себя красотой-с. Хе-хе. Иван Тимофеич (таинственно) нарочно прислали меня справиться насчет вас, потому как они видели вас в окно-с и очень были тронуты вашей красотой-с. И Елена Ивановна приказали кланяться-с…

Анисья Тихоновна. Лена?

Ширинкин. Точно так-с… Тоже уж девица на возрасте и весьма заневестилась.

Анисья Тихоновна. Да, Лена теперь богатая невеста, а я нищая… Будем калачи стряпать да продавать… (Садится на диван и плачет.) Все отлично… да.

Ширинкин (тоже плачет). Напрасно вы огорчаетесь, Анисья Тихоновна… Бог даст, все по-старому наладится. Такая уж наша золотопромышленная часть: сегодня богат, тысячи в кармане, а завтра гол, как сокол… Ей-богу, Анисья Тихоновна, дайте срок тятеньке в себя прийти, у них легкая рука на золото.

Анисья Тихоновна (сквозь слезы). Да, поправится все… на другой бок. Тятенька в шуты запишется к Ивану Тимофеичу… мы — калачами торговать… Нет, я сама сейчас пойду к Ивану Тимофеичу и допрошу его… (Порывисто вскакивает с места.) Позор… бедность… нищета.

Те же и Воротов.

Анисья Тихоновна. Ах, это ты, Вася…

Воротов (пятится к дверям). Я-с, то есть меня послали Иван Тимофеич…

Анисья Тихоновна. Что же ты со мной-то не здороваешься… а?.. али не узнал, Вася?..

Воротов (оглядывается). Как не узнать-с, Анисья Тихоновна, только могут войти-с… Я так и скажу Ивану Тимофеичу, что видел и прочее-с… (Продолжает двигаться к дверям, но Анисья Тихоновна берет его за руку и выводит на середину комнаты.)

Анисья Тихоновна. Нет, постой, Васенька, не пущу… давно я тебя не видала, надо поговорить.

Воротов. Позвольте-с, право, кто-нибудь войдет… нехорошо-с. Да и какие у нас разговоры, Анисья Тихоновна…