Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

— Очень вкусные были лангусты, — продолжал Пилото, — но покупателей отпугивал цвет.

Танжер ловила каждое его слово.

— Почему? Какого все-таки цвета были их панцири?

— Как зеленый мох, ничего похожего на тот красный или бирюзовый панцирь, который обычно бывает у свежих лангустов, или на темно-зеленый панцирь американских и африканских лангустов. — Пилото слегка улыбнулся сквозь клубы дыма. — В общем, на вид они были неаппетитные… И рыбаки либо ели их сами, либо продавали вареные шейки.

— Ты помнишь это место?

— Конечно, помню. — Ее настойчивый интерес начал приводить Пилото в замешательство; сигарета давала ему возможность делать все более и более длинные паузы и посматривать на Коя. — Мыс Агуа по траверзу и вершина Хунко-Гранде около десяти градусов на норд.

— Глубина?

— Небольшая. Двадцать с чем-то метров. Обычно лангусты водятся глубже, но там всегда хоть несколько штук да было.

— Вы там ныряли?

Пилото снова взглянул на Коя. Скажи, где надо остановиться, глазами спросил Пилото. Руки Коя лежали на столе, и он чуть приподнял ладони. Сурдоперевод: не имею ни малейшего понятия.

— Тогда еще не было столько легких водолазных команд, как сейчас, — ответил все-таки Пилото. — Рыбаки забрасывали двойные сети или тралы, и если теряли их, то снасти оставались на дне.

— На дне, — эхом повторила она.

И надолго замолчала. Потом потянулась к стакану с вином, но не стала его брать — слишком сильно дрожали руки.

— Что происходит? — спросил Кой.

Он не понимал, почему она так себя ведет, почему у нее дрожат руки, почему она вдруг так заинтересовалась лангустами. В этом ресторане подавали лангустов, но они же оба видели, что взгляд ее не задержался на этой строчке меню.

Она смеялась. Как-то необычно, тихо. Смеялась сквозь зубы, с непонятным сарказмом, и кивала головой, будто ее развеселил анекдот, который она же сама и рассказала. Она поднесла руки к вискам, словно у нее вдруг заболела голова, и смотрела на бухту, где вода уже казалось темно-серой, а светлыми были лишь буруны коротких волн, вздымаемых налетавшими один за другим шквалами ветра. В сумеречном свете пасмурного неба ее глаза иссиня-темного металла смотрели удивленно. Или, пожалуй, потрясение.

— Лангусты… — шептала она. — Зеленые лангусты.

Ее трясло от смеха, но смех этот был похож на рыдание. Она опять потянулась к стакану, но на этот раз опрокинула его. Кой встревожился: надеюсь, она не сходит с ума. Надеюсь, она не свихнулась на этом деле. Вместо «Деи Глории» — да в сумасшедший дом.

Он промокнул разлитое вино салфеткой. Потом положил руку ей на плечо и почувствовал, что ее трясет.

— Успокойся, — прошептал Кой.

— Я совершенно спокойна, — ответила она. — Никогда в жизни я не была так спокойна, как сейчас.

— Да скажи, в чем дело?

Рыдания, смех — в общем, что бы это ни было, — затихли. Она снова смотрела на море. Дрожь ее больше не била, она глубоко вздохнула, потом посмотрела на Пилото со странным выражением лица и поцеловала оцепеневшего моряка в щеку. Она повернулось к Кою, ее лицо сияло улыбкой.

— В чем дело… «Деи Глория» там. Там, где зеленые лангусты.

Легкая рябь на морской глади. Ласковый бриз. Ни облачка в небе. В двух с половиной милях от берега «Карпанту» понемногу разворачивает на якорной цепи, уходящей из клюза вертикально вниз. На траверзе по штирборту мыс Агуа, в десяти градусах на северо-восток — Хунко-Гранде. Солнце еще было невысоко, однако припекало спину Коя, склонившегося над своим двухбаллонным аквалангом; он проверил манометр — шестнадцать литров сжатого воздуха — резервный клапан, ремни, редуктор, через который воздух будет подаваться под различным давлением в зависимости от глубины, чтобы скомпенсировать постоянно увеличивающееся число атмосфер, давящих на тело ныряльщика. Без этого устройства, выравнивающего внутреннее давление, ныряльщика либо сплющило бы, либо разорвало, как чрезмерно надутый воздушный шарик. Он открыл клапан, потом завернул его снова, но на три четверти оборота, и засунул в рот старый загубник, от которого пахло резиной и тальком. Воздух с шумом рвался через мембраны. Все в порядке.

— Глубина — двадцать метров, работаешь полчаса, — напомнил ему Пилото.

Кой кивнул, надевая неопреновую куртку, компенсатор плавучести и спасательный жилет. Танжер стояла рядом, придерживаясь рукой за бакштаг, и молча смотрела на Коя. На ней был черный спортивный купальник, ласты и маска с трубкой. Весь вечер и почти полночи она объясняла им, почему бригантина находится там, где водились зеленые лангусты.

Сначала она расспросила Пилото до мельчайших подробностей, начертила схемку в блокноте, высчитала расстояния и глубины и только потом стала рассказывать. Лангусты, сказала она, имеют способность к мимикрии: как и многим другим видам живых существ, природа подарила этим ракообразным такой способ защиты от нападения. Поэтому панцирь лангустов приобретает окраску, совпадающую с цветом донного слоя, в местах, где они живут. Известно, что лангусты, которые живут в затонувших судах, приобретают красновато-коричневую окраску ржавчины, которой покрыты подвергающиеся коррозии корпуса этих кораблей. А цвет зеленого мха, как описал его Пилото, в точности совпадает с цветом патины, которой покрывается бронза, находясь долгое время под водой.

— Какая бронза? — спросил ее Кой.

— Пушки.

Кой отказывался верить. Все это уж слишком смахивало на приключения дорогого ее сердцу Тинтина. Но они же не в детских комиксах живут, уж во всяком случае, не он.

— Ты же сама говорила, да и нам дала возможность убедиться, что на «Деи Глории» пушки были чугунные… На бригантине много бронзы быть не могло.

Как всегда в тех случаях, когда она хотела унизить его, дать ему понять, что он идиот, она поглядела на Коя с видом спокойного превосходства.

— Совершенно верно. На «Деи Глории» бронзы не было. А вот на «Черги» было двенадцать пушек, стрелявших чугунными ядрами, четыре шестифунтовых и восемь четырехфунтовых, да еще четыре, которые заряжали каменными ядрами. Помнишь?

Их сняли с французского корвета «Флам». И, по крайней мере, восемь восьмифунтовых и четыре четырехфунтовых пушки были бронзовые — Она сняла с переборки план шебеки и разложила его на столе перед Коем. — Это подтверждается документами, которые передал нам в Кадисе Луис Гамбоа. С шебекой на дно ушло около пятнадцати тонн бронзы Кой снова обменялся взглядом с Пилото, который только слушал и никаких возражений не высказывал. Все остальное, продолжала Танжер, и так понятно. Из-за взрыва фрагменты шебеки должны были разлететься довольно далеко от того места, где затонула основная ее часть. Основной компонент бронзы — медь, а медь при окислении покрывается патиной характерного цвета, того самого, какого были панцири у тех лангустов — они, без всякого сомнения, жили в обломках корабля и в дулах бронзовых пушек. И еще одна деталь, но весьма важная и для нас более чем существенная. Если лангусты постоянно соприкасались с большими массами бронзы, это означает, что пушки при взрыве далеко не разлетелись, а после их не затянуло толстым слоем песка или ила.

Он услышал всплеск. Танжер уже не было у бакштага.

Она прыгнула за борт и плавала возле кормы в маске и с трубкой. Она не собиралась нырять вместе с Коем, она останется сверху и по пузырькам воздуха будет определять, где он находится, так как радиус его действий был слишком велик, чтобы пристегиваться канатом к «Карпанте». Кой закрепил на правой голени нож, надел на левую руку глубиномер и часы, на правую — компас и подошел к лесенке на корме. Сел на ступеньку, опустил ноги в воду, надел ласты, плюнул на стекло маски, ополоснул ее в море и надел.

Потом поднял руки, и Пилото надел ему на спину акваланг. Затянул ремни, взял в рот загубник. Шипенье поступающего через редуктор воздуха отдавалось в ушах. Он повернулся, прикрыл рукой стекло маски и спиной, используя вес акваланга, как балласт, бросился в море.

Вода была очень холодная, даже слишком — для этого времени года. Карта морских течений показывала здесь небольшое течение с северо-востока на юго-запад с температурой на пять-шесть градусов ниже, чем минимальная общая температура воды. Вода начала проникать через неопрен, и он почувствовал, что покрывается гусиной кожей; потребуется несколько минут, чтобы она согрелась теплом его тела.

Раза два он глубоко и медленно вдохнул, снова проверяя редуктор, приподняв голову над водой, он увидел над собой корму «Карпанты» и стоявшего там Пилото Потом погрузился под воду, но совсем немного, оглядывая голубизну, которая теперь его окружала.

У поверхности лучи солнца проникали в воду, чистую и прозрачную, видимость была хорошая, метров десять по горизонтали, прикинул Кой. Он видел черный киль «Карпанты», руль, повернутый к левому борту, якорную цепь, которая отвесно уходила в глубину, и ноги Танжер, которая медленно, едва шевеля своими оранжевыми пластиковыми ластами, плавала рядом. Он выкинул из головы мысли о Танжер — надо было сосредоточиться на том, что нужно делать. Кой посмотрел вниз, туда, где голубизна постепенно переходила в темную синеву, посмотрел на часы и начал медленное погружение. Теперь шум воздуха стал сильнее, почти оглушал; когда стрелка глубиномера показала пять метров, он прекратил погружение, просунул пальцы под маску и зажал нос, чтобы компенсировать давление на барабанные перепонки. Ему стало легче, и он посмотрел вверх и увидел пузырьки от собственного выдоха, поднимающиеся к поверхности воды, которая превратилась в серебристо-зеленоватый потолок, увидел темный корпус «Карпанты» и Танжер, которая плыла теперь под водой, она смотрела на него сквозь стекло маски, ее светлые волосы колыхались, стройные ноги, удлиненные ластами, двигались медленно — она старалась держаться на месте, неподалеку от Коя Он еще раз вдохнул и выдохнул, цепочка сияющих пузырьков направилась к Танжер, как рука, поднятая в прощальном жесте. Потом он посмотрел вниз и начал медленный спуск внутри синего шара, который смыкался над его головой Вторую остановку он сделал, когда глубиномер показал четырнадцать метров, теперь он находился в прозрачном шаре, где не было иных цветов, кроме зеленого. Он находился в той средней точке, где иногда ныряльщики теряют ориентацию в пространстве, перестают понимать, где верх, где низ; бывает, им кажется, что пузырьки воздуха опускаются, а не поднимаются, и только здравый смысл — если они, конечно, его не утрачивают, — подсказывает, что воздух в воде может только подниматься. У Коя, разумеется, до этого не дошло Постепенно сумрак начал проясняться, начали вырисовываться очертания дна, и скоро Кой опустился на холодный белый песок рядом с густыми зарослями морских анемонов — актиний и водорослей — среди которых плавали стайки рыбешек Глубиномер показывал восемнадцать метров Кой огляделся в полусумраке: видимость была хорошая, благодаря слабому течению, которое Кой чувствовал, вода здесь оставалось чистой; в радиусе пяти-шести метров он вполне ясно различал окружающее он видел морские звезды, двустворчатые раковины, торчавшие из песка, словно лопаты, верхушки скал, на которых только начинали ветвиться маленькие кораллы; здесь заканчивался подводный сад. Мимо Коя течением проносило мельчайших морских обитателей, немного увеличенных в размерах благодаря стеклу маски. Если бы он зажег фонарь, то все вокруг, без света однообразно зеленое, приобрело бы естественную окраску.