G.O.G.R. - Анна Белкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, — с готовностью согласился Лисичкин.
«Мефистофель» Лисичкин прочно установился напротив сомнамбуличного лица загипнотизированного Шубина и начал пытать его на предмет знакомства с Зайцевым. Но Шубин почему-то не отреагировал — он молчал.
— Чёрт! — рассердился Лисичкин, отвернувшись от безразличного к его вопросам Шубина. — Чего это его снова запёрло-то?!
Сидоров пожал плечами — он не умел гипнотизировать и не знал, чего это Шубина вдруг «запёрло».
— Возможно, на Зайцева у него стоит какой-то другой, более сильный барьер, — предположил Серёгин, глядя на мятущегося в негодовании Лисичкина.
— Вроде бы уже и базарить начал… — бурчал «на своей волне» Лисичкин. Наверное, этот Шубин — Свиреев уже успел довести его до белого каления.
— Простите, — извинился, наконец «Мефистофель Фаустович», плохо скрывая раздражение. — Мне нужно выпить кофе!
— П-пожалуйста, — пробормотал Пётр Иванович, жалея про себя донельзя уставшего «врача-оккультиста». Должно быть, работа гипнотизёра чрезвычайно нервная, раз он такой взвинченный.
— Проснись! — щёлкнул пальцами Лисичкин и удалился.
Свиреев распахнул глазки, оторвался от подушки и уселся, поджав под себя коротенькие кривоватые ножки.
— Здорово, граждане начальники, — пробухтел он Серёгину и Сидорову, вытаращившись на них, как на двух клоунов.
— Привет, Шубин, — сказал ему Серёгин, усаживаясь на деревянный твёрдый стул для посетителей. — Так значит, тебя по-настоящему зовут Максим Свиреев? — спросил Пётр Иванович, внимательно глядя на своего подследственного.
— Нет, не зовут, — отказался разгипнотизированный Шубин. — Шубин моя фамилия. Вы меня, наверное, с кем-то перепутали!
— И ты ничего не знаешь про Верхние Лягуши? — вмешался Сидоров.
— Какие лягушки? — буркнул Шубин — Свиреев. — Не ем я лягушек! Я мутантов ем из лужи!
Серёгин надеялся, что избавившись от гипноза, «дух штольни» сделается сговорчивее. Но, похоже, ошибся — выбравшись из-под волеизъявления «Мефистофеля Фаустовича» Лисичкина, Шубин снова превратился в молчащего партизана. И теперь, что бы ни спросил у него Серёгин — Свиреев продолжал «партизанить» и врать. Слушая нелепые ответы Шубина, Пётр Иванович почувствовал, что сам начинает потихоньку свирепеть. Тогда он решил бросить этот бесполезный допрос. Да, работа с такими субцами и, правда, очень нервная. Тут и «Мыслитель» Родена взвинтится, не то, что живой человек!
— Пошли, Саня, — сказал Пётр Иванович Сидорову. — Я думаю, что пора выпустить отсюда нашего Карпеца, а то он тут и правда тронется. А вот с этим Свиреевым пускай Лисичкин ещё поработает.
Оставив Шубина — Свиреева на попечение рослого санитара, Серёгин и Сидоров отправились к главврачу договариваться о выписке Карпеца.
Глава 108. Миссия невыполнима
После освобождения из «психиатрического плена» Карпец уехал в Крым — подлечиться в санатории. Какие благодарные у него были глаза, когда, договорившись с главврачом, Серёгин зашёл к нему в палату и сказал, что Карпец может собираться! Пускай теперь там отдохнёт — может быть, и припомнит чего-нибудь.
Накануне Петру Ивановичу удалось-таки дозвониться до Краснянского райотдела. Оказывается, у села Красного поменялся код — поэтому Сидоров и не мог никак пробиться туда. А Серёгин случайно догадался позвонить в справочную по кодам. Однажды у них в доме сменили код замка на двери в подъезд. Пётр Иванович не знал об этом, и пришлось ему куковать под дверью с полной сумкой продуктов до тех пор, пока не пришла соседка — пышная Изольда Макаровна — и не открыла хитрый замок. И тогда, впихнув в квартиру раздутую сумку, Серёгин и предположил, что в Красном тоже могли сменить код. Серёгину ответил дежурный. А когда Пётр Иванович объяснил цель своего звонка — его сразу же соединили с начальником Краснянского РОВД полковником Соболевым.
— Полковник Соболев у аппарата! — вынырнул из потрескивающей трубки густейший бас.
И этот же густейший бас, не спеша и основательно рассказал, что:
1) Да, у них работал такой Зайцев Сергей Петрович.
2) Он был участковым в деревне Верхние Лягуши.
3) Год назад он уволился из органов и уехал из Краснянского района.
4) Судьба его не известна.
И, наконец:
5) Человек по фамилии Семиручко работает в Верхнелягушинском сельсовете заместителем председателя.
Пётр Иванович всё это тщательно записал на «Конверте для ответа „ДА“», который принёс Сидоров. Выходит, что Зайцев не утратил связи с родными Лягушами, раз пишет Семиручко письма. А вся его «интеллигентная» биография с окончанием Киево-Могилянской академии — всего лишь, как сейчас говорят, «пиар». Теперь же остаётся выяснить, каким образом он затесался в ряды следователей прокуратуры и как состряпал себе вышеуказанную биографию.
Серёгин снова созвал совещание — на этот раз обсуждали, что у них имеется против вездесущего следователя Зайцева, который упрятывает невиновных и, оказывается, пишет письма Верхние Лягуши. Сидоров, Казаченко, Муравьёв и Усачёв снова собрались в кабинете следователя, заселив все стулья и потеснив большой столетник в кадке на полу, что стоял около стола Серёгина.
— Итак, что у нас есть по Зайцеву? — говорил Пётр Иванович, исписывая своими рассуждениями лист за листом. — Во-первых, свидетельство Ершовой. Мы доказали, что сжечь собирались именно её квартиру, а не негра. Во-вторых — свидетельство Дарьи Максимовой: Зубра застрелил Интермеццо Светленко, а не друг парковщика, которого наш «Заяц-побегаец» запрятал в каталажку. Однако на нас с вами ещё висит Ярослав Семенов. Мы не имеем доступа к его автомобилю, потому что его купил Зайцев. Если мы как-нибудь получим к нему доступ и докажем, что ДНК погибшего в нём человека не принадлежит Ярославу Семенову — то можно будет смело предъявлять ему обвинение в том, что он сажает невиновных, покрывая настоящих преступников.
— А как же мы автомобиль-то достанем? — поинтересовался Усачёв, разглядывая лежащий на столе Серёгина фоторобот Тени. — Наверное, Зайцев его к себе в гараж запрятал…
«В гараж запрятал»! Серёгин думал, что Зайцев выбросил его где-нибудь, взорвал, разобрал… в общем, уничтожил. То, что Зайцев мог держать остатки внедорожника Кашалотового братца у себя в гараже, как-то не приходило Петру Ивановичу в голову.
— Постой-ка, Толик, — Серёгин отложил ручку, встал со стула и принялся разгуливать по кабинету, выписывая неровные круги, чтобы легче думалось. — Раз Зайцев не уничтожил его, то мы сможем к нему пробраться.
— Как? — спросил Сидоров, следя глазами за движущимся из угла в угол Серёгиным.
Пётр Иванович застопорился около кадки со столетником и схватил свой подбородок.
— Где живёт Зайцев — знает весь Донецк, потому что его по телевизору показывали. Гараж у него возле дома — я сам видел, по тому же телевизору… А вот, как пролезть… я и сам не знаю, — выкладывая все свои соображения на уши и мозги собравшихся, Серёгин не замечал, как мусолит рукой мясистый сочный лист большого столетника. — Но, возможно, что мы сможем обойтись и без этого. Ярослав Семенов — это родной брат Георгия Семенова, а Георгий Семенов это у нас Кашалот. У него с Ярославом был конфликт из-за бизнеса, и он мог запросто избавиться от братца сам. Если Кашалот попадётся — мы сможем от него узнать, за что и каким образом он устроил исчезновение Ярослава. Но Кашалота нужно как-то взять с поличным, потому что кроме весьма путаных рассказов наших «Сумчатых Утюгов» у нас ничего против Кашалота нету. Но у нас есть Батон.
— Батон? — удивился Сидоров — Но он же провалил…
— Светленко провалил, — согласился Пётр Иванович, отойдя от столетника и вернувшись обратно, к себе за стол. — Но он всё ещё числится уборщиком в «Казаке». И поэтому мы снова выпустим его, и пускай наблюдает за Кашалотом и дальше.
Кашалот немного разбогател. Заведуя «Казаком» вместо забившегося в крепость Чеснока, Георгий Семенов умудрился наладить деловой контакт с Альфредом Мэлмэном, получить от него партию «левого» бензина и продать её в обход бухгалтерии и положить прибыль к себе в карман. Чеснок от последней сделки компании «Казак» получил только постный кукиш. Да, какая разница — ведь он всё равно об этом не знает!
А сам Георгий Семенов не знал о том, что тихий, серый и незаметный уборщик Василич неусыпно следит за каждым его шажочком и не забывает поделиться своими наблюдениями с «Алексом» Серёгиным. Пётр Иванович восстановил Батона «фон Хтирлица» в должности «супершпиона», и Батон продолжал, как ни в чём не бывало выходить на свою неприметную низкооплачевамую работу уборщика, завешивать центнерами лапши уши немолодой и одинокой секретарши и — зорким глазом и чутким ухом улавливать все действия Кашалота. Батон старался — не желал завалить новую «миссию», а желал обрести, наконец-то вожделенную свободу.