Война амазонок - Альбер Бланкэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так теперь я и вам скажу: берегитесь!
– Я – другое дело: никого я не боюсь, кроме Бога.
Герцогиня ничего не отвечала, но с живостью бросилась в свою комнату, потому что услышала во второй раз стук камня, ударившегося о стекло.
Жан д'Ер ничего доброго не ждал от этого неожиданного бегства и бросился вслед за ней – как раз вовремя, чтобы помешать ей отворить окно. Несмотря на сопротивление и крики, он крепко схватил ее за легкую одежду, накинутую на плечи, и оттащил на середину комнаты.
– Как вы смеете налагать руку на жену первого дворянина Франции? – закричала она, вне себя от ярости.
– Эх, герцогиня, да не сами ли вы только что налагали свою руку на самого смиренного дворянина Франции? – сказал Гонтран, вдруг развеселившись.
Герцогиня, увлекаемая примером, сама расхохоталась и, обращаясь к прекрасному юноше, все еще державшему ее за платье, сказала:
– Вам весело?
– Веселость есть основная черта моего характера, герцогиня.
– Довольно, я вижу, что вы милый человек, но вы достаточно доказали мне преданность вашей принцессе. Выпустите же меня и поговорим с вами по-дружески.
– Согласен, – отвечал Гонтран, ведя ее под руку на другой конец комнаты, где она села в кресло, не заботясь поправить беспорядки своего туалета.
– Вы не доверяете мне и совершенно ошибаетесь. Я сама не знаю, что сегодня со мной делается. Но с тех пор, как я почувствовала ваше приближение, мои мысли совершенно изменились. Все, что прежде увлекало меня, теперь мне совершенно чуждо и уступило – надо ли вам сознаться? Уступило место одному новому страстному желанию узнать вашу жизнь, ваши приключения, надежды… Ах! Прошу вас, удалитесь! Я не могу, ваши взгляды жгут меня.
– Клянусь вам, это помимо моей воли, – сказал наивный юноша.
– Да, этот взор, такой открытый, такой твердый и ясный, страшно волнует меня. Вы меня знаете, увы! Вы знаете, кто я! Но мои враги много клеветали на меня, и мне стыдно, да, я стыжусь сама себя…
– Герцогиня, я питаю к вам глубокое уважение.
– Удалитесь, говорю вам, или нет… Я задыхаюсь! Воздуха! Воздуха мне надо! Сжальтесь, отворите это окно – я умираю!
Гонтран был слишком молод, чтобы понять все эти проделки записной кокетки. Ему было стыдно и совестно, что его глаза, о красоте которых он слыхал порядком, наделали столько бед, и хотя сердце его было полно любви к другой, он, однако, подумал о том, как бы помочь несчастной.
Он бросился к окну и отворил его, но не без того, чтобы оглянуться на прекрасную герцогиню: недоверие его было напрасно, она не трогалась с места и была почти без чувств.
Когда он возвращался к ней, вдруг в окно влетел камень, завернутый в бумагу, и упал посредине комнаты.
Как пантера бросилась герцогиня, забыв о своем обмороке, и нагнулась уже, чтобы поднять камень, но Гонтран опередил ее и почти вырвал посылку.
– О горе! – воскликнула она. – О! Дерзость!
– Виноват, герцогиня, я опять принужден был прибегнуть к насилию, но в этом не моя вина.
– Жан д'Ер, отдайте мне эту бумагу! – закричала герцогиня, увидев, что он вывернул камень и выбросил его за окно.
– Невозможно.
– Запрещаю вам читать, что там написано.
– Я не стану читать, но и вы не прочтете.
– Это ужасное бесстыдство!
– Ах! Герцогиня, мы оба находимся в нестерпимом положении, как вы против меня, так и я против вас. Я сознаю, что с вашей точки зрения, я недостоин имени дворянина, но с точки зрения другой особы, которой я обязан служить верой и правдой, – я исполняю свой долг. Я это уже говорил вам и буду так продолжать!
– Отдайте мне эту бумагу, я требую этого!
– Ваша светлость, если бы вы требовали у меня короны французской, так и это было бы для меня одинаково трудно. Я принадлежу не себе, а ее высочеству, потому что нахожусь на ее службе. Бьюсь об заклад, что если бы принцесса присутствовала при этом, бумаге этой точно так же не бывать бы в ваших руках.
– А! – сказала надменная герцогиня, скрежеща зубами, – вы меня доведете до крайности! И вы, и ваша принцесса поплатитесь мне за эти оскорбления!
– Что же такое вы намерены сделать?
– Ничего или почти ничего. Когда я буду на свободе, надеюсь, когда-нибудь вырвусь же я из ваших рук, тогда я буду говорить всем и каждому, что нашла вас в спальне этой французской девственницы.
– Тут ничего нет удивительного, я был допущен в спальню с ведома многих людей, и это было решено заранее.
– Кто поверит, а кто и не поверит этому смешному оправданию. Всякому придет в голову сомнение, что такой молодой и прекрасный рыцарь, как вы, не мог безнаказанно быть на свидании с глазу на глаз с молоденькой принцессой.
– Герцогиня, ни слова более!
– Молва всюду распространится, что вы пользуетесь се милостями.
– Небо и земля! Ведь это бесчестная клевета! Как вы смеете добрую славу…
– Полноте, в основании всякой клеветы, как бы она ни была груба, всегда лежит тень истины, и добрая слава принцессы тоже подлежит сомнению.
– А я говорю вам, что это ложь!
– С вашей стороны, это очень великодушно, но совершенно напрасно, влюбленный герой.
Гонтран при этих словах быстро подошел к первой двери с твердым намерением бежать и лучше покинуть вверенный ему пост, чем подвергать малейшей тени подозрения добрую славу королевской внучки.
Но в то время, как он подходил к двери, вдруг кто-то захлопнул ее и быстро повернул ключ в замке. Гонтран остановился как вкопанный.
– Что это значит? – воскликнула герцогиня.
– Сами видите, дверь закрыли на замок.
– Неужели принцесса вернулась?
– Может быть.
– О, горе!
– Вот и все ваши планы разрушены! Вам ничего более не остается делать, как только отворить другую дверь и выпустить меня.
– Кроме этой двери не существует другой.
– Так судьба принуждает меня сидеть взаперти с прелестнейшей женщиной до самого утра?
– Кажется, вы не очень боитесь повредить доброй славе этой женщины.
– Ни вам и никому другому я не желаю вредить, и потому я просил и прошу вас выпустить меня.
Герцогиня де-Монбазон с любопытством осмотрела этого необыкновенного юношу, задавая себе вопрос, искренне ли он говорит? Ее предприимчивый дух, развращенный современной необузданностью, увлекался приятной возможностью заполучить нового поклонника в лице самого храброго и красивого юноши при дворе.
Но в спальне принцессы слышалось теперь столько шума, что чувство страха внушило герцогине желание во что бы то ни стало выпутаться из опасности.
– Уходите скорее, вот хоть в окно, – сказала она.