Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт

Так все и завертелось. Тони усмехнулся, ведя «Форд Гранаду» через Южный Лондон. Он понятия не имел, как Ласки исполнил свою часть договоренности, но для самого Тони задача действительно оказалась плевым делом. Кто владел нужной ему информацией? Да хотя бы младший министр! Что он за птица? Почти девственник и верный муж. Он получает радость в постели с женой? Едва ли. Попадется ли он на самую старую и простую уловку в арсенале Тони? Как пить дать!

Запись на кассете закончилась, и он перевернул ее на другую сторону. Он размышлял, сколько денег мог сегодня перевозить инкассаторский фургон Банка Англии. Тысяч сто? А быть может, и четверть миллиона. Это оказалось бы в самый раз. Более крупная сумма создавала дополнительные трудности. Нельзя было явиться, скажем, в банк «Барклайс» с полным мешком засаленных пятерок, не вызвав подозрений. Идеальными рисовались тысяч сто пятьдесят. Пять штук получит каждый из парней, участвовавших в налете. Еще пять спишем на накладные расходы. Пятьдесят тысяч незаметно добавим в выручку вполне легально работающих заведений. Игорные клубы прекрасно подходили для отмывания незаконных доходов.

Ребята найдут, как распорядиться своей пятитысячной долей. Заплатят старые долги, купят подержанные тачки немного поновее нынешних, положат по нескольку сотен на счета в два-три разных банка, купят женам добротные пальто к зиме, одолжат чуток деньжат тещам, громко погуляют в пабах, и – бац! – тратить-то больше нечего. Но дай им по двадцать тысяч, и каждому в башку моча ударит. Начнут творить глупости. Когда безработная голь и беднота, перебивавшаяся с хлеба на воду, заводила разговоры о виллах на юге Франции, уши стражей закона мгновенно улавливали: здесь что-то нечисто.

Тони снова ухмыльнулся. Надо же, подумал он, теперь меня беспокоит, что денег может оказаться слишком много! Впрочем, мне нравится решать проблемы, которые приносит с собой порой даже успех. И к тому же не считай телку своей, пока не трахнул ее, как любил говаривать Джэко. Фургон может оказаться заполнен ящиками с медяками, отправленными на переплавку.

Вот это будет облом так облом.

Он почти добрался до нужного места и принялся весело насвистывать.

Глава двадцать пятая

Феликс Ласки сидел в своем кабинете, смотрел на экран телевизора и машинально рвал на узкие полоски большой коричневый конторский конверт. Специальная телевизионная линия была последним словом техники и служила заменой старому доброму телетайпу, но Ласки чувствовал себя встревоженным маклером, какими их часто показывали в фильмах о грандиозном крахе 1929 года. На экране то и дело появлялись последние новости с рынков, изменения котировок акций, цен на сырьевые товары и курсов валют. О нефтяной лицензии пока не было известно ничего. Акции Хэмилтона упали на пять пунктов по сравнению со вчерашним днем, а торговля ими шла умеренно вялыми темпами.

Ласки закончил уничтожать конверт и бросил обрывки в металлическую корзину для мусора. Объявление о судьбе нефтяной лицензии должны были сделать по меньшей мере час назад.

Он снял трубку с синего телефонного аппарата и набрал 1–2—3.

«С началом третьего сигнала лондонское время будет один час, сорок семь минут и пятьдесят секунд пополудни». Объявление запаздывало уже значительно больше, чем на час.

Ласки набрал номер министерства энергетики и попросил соединить его с отделом по связям с прессой. Женский голос в ответ на его вопрос произнес:

– Нашего министра задержали другие неотложные дела. Пресс-конференция начнется немедленно по его прибытии, и предполагается, что он сразу же выступит с объявлением, о котором вы запрашиваете.

«К дьяволу все ваши неотложные дела и задержки! – подумал Ласки. – У меня сейчас висит на волоске целое состояние».

Он нажал на кнопку внутренней связи.

– Кэрол?

Ответа не последовало.

– Кэрол! – истерично завопил он.

Девушка просунула голову в приоткрытую дверь кабинета.

– Извините, но я ненадолго отлучилась в хранилище документации.

– Сварите мне кофе.

– Сейчас будет сделано.

Чтобы скоротать время, он взял со стола лоток с входящими бумагами. В нем лежала папка, озаглавленная: «Компания «Тонкостенные трубы». Отчет о продажах за I квартал». Это был рутинный промышленный шпионаж. Добытые для него сведения о фирме, которую он собирался прибрать к рукам. Его теория состояла в том, что производственные мощности удерживали свою стоимость, когда ценные бумаги резко падали в цене. Но он все еще сомневался, насколько компания, выпускавшая трубы, могла иметь потенциал для расширения бизнеса.

Он просмотрел первую страницу, поморщился от неразборчивого почерка своего коммерческого директора и швырнул папку обратно в лоток. Когда он делал рискованную ставку и проигрывал, то с достоинством воспринимал потери. Его выводили из себя только ситуации, если что-то не получалось по совершенно непонятным причинам. А потому знал: он не сможет теперь ни на чем сосредоточить внимание, пока не прояснилось положение с месторождением «Щит».

Ласки провел пальцами по острым стрелкам своих брюк и подумал о Тони Коксе. Он успел в какой-то мере даже привязаться к молодому разбойнику с большой дороги, хотя тот и был откровенным гомосексуалистом, поскольку чувствовал в нем то, что англичане называли родственной душой. Как и сам Ласки, Кокс выбился из нищеты и сколотил состояние, потому что обладал решительностью, безжалостностью и не брезговал ничем. Подобно Ласки, он тоже старался по мере сил скрыть свои манеры и стиль выходца из низов общества, и если Ласки это удавалось лучше, то только потому, что было гораздо больше времени для практики. Кокс стремился стать похожим на Ласки, и ему это удастся. Годам к пятидесяти бывший бандит будет выглядеть полным чувства собственного достоинства седовласым джентльменом из Сити.

Одновременно Ласки понимал, что не имеет ни одной разумной причины доверять Коксу. Разумеется, инстинкт подсказывал, что этот молодой еще человек честен со своими хорошими знакомыми, но все же люди его пошиба в современном мире оказывались, как правило, опытными лжецами. Что, если вся история с Тимом Фицпитерсоном – выдумка от начала и до конца?

На экране снова появилась котировка акций «Хэмилтон холдингз». Они упали еще на один пункт. Ласки раздражала вся эта новая компьютерная графика, цифры между вертикальными и горизонтальными линиями. От них начинало рябить в глазах, которые приходилось перенапрягать. Он начал подсчитывать свои возможные потери, если Хэмилтон не получит лицензии.

Продай он пятьсот десять тысяч акций прямо сейчас, то недосчитался бы всего нескольких тысяч фунтов. Но сбросить сразу весь пакет по рыночной цене не представлялось возможным. А биржевая котировка продолжала падать. Допустим, он лишится сразу двадцати тысяч фунтов. Но гораздо сильнее окажется психологический удар – пострадает его репутация как неизменного победителя во всех своих операциях.

Чем еще он рисковал? Как собрался Кокс распорядиться информацией, полученной от Ласки. Несомненно, в преступных целях. Однако Ласки мог и не знать об этом, и его невозможно было привлечь к ответственности за соучастие в криминальном сговоре.

Существовал, правда, еще британский закон о сохранении государственной тайны – мягкий, если сравнить с аналогичными законами некоторых стран Восточной Европы, но все же он исполнялся неукоснительно. По этому закону считалось преступлением выманивание у государственного служащего конфиденциальных данных под любым предлогом. Доказать, что именно в таком деянии был повинен Ласки, представлялось трудной, но отнюдь не невозможной задачей.

Он спросил Питерса: «Важный день?» И тот ответил: «Да, сегодня один из самых важных дней». Потом Ласки сообщил Коксу: «Это произойдет сегодня». Что ж, если Кокса и Питерса убедят дать показания, то Ласки несдобровать. Вот только Питерс, казалось, даже не догадывался, что выдает тайну, и никому не придет в голову наводить у него справки. Предположим, Кокса арестуют. Британская полиция умела выжимать из людей показания, хотя не прибегала для этого к бейсбольным битам. Кокс может признаться, что получил наводку от Ласки. Потом полицейские проверят его перемещения сегодня и смогут установить, что утром он пил кофе с Питерсом…

Но все это выглядело крайне маловероятным. Куда больше заботило Ласки сейчас скорейшее завершение махинации с акциями Хэмилтона.

Зазвонил телефон. Ласки снял трубку.

– Алло!

– Это с Тредниддл-стрит. Мистер Лей просит соединить его с вами, – сказала Кэрол.

Ласки про себя охнул.

– Наверняка речь пойдет о «Хлопковом банке». Перенаправьте его на телефон Джонса.

– Он уже звонил в «Хлопковый банк», и ему сказали, что мистер Джонс уехал домой.

– Уехал домой? В такое время? Хорошо. Я сам отвечу.