Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе (СИ) - Гамильтон Эдмонд Мур

Мирра шла рядом с ним, словно маленькая, веселая лесная нимфа, смеясь над бранящимися птицами. Сорвав с лианы большой голубой цветок, она вплела его в свои прекрасные черные волосы. Но однажды она внезапно остановила Гаррисона и он увидел, как опасно-прекрасный силуэт леопарда растаял впереди в листве деревьев.

— Мне бы хотелось, чтобы Спящему не снились леопарды, — сухо сказал Гаррисон.

— Они приходят из его плохих снов, — серьезно сказала Мирра. — Ему приснилось много прекрасных вещей, которые мы видим здесь, но иногда ему снятся и дурные, злые вещи.

— Достаточно логично, — рассмеялся Гаррисон. — Как ты все это вычислила?

Мирра улыбнулась ему и покачала головой.

— Я не знаю. Все это как-то само собой прояснилось мне, когда я приснилась Спящему.

Они прошли уже больше мили по сказочному лесу и вышли на поляну, на которой росли высокие, могучие деревья, образующие как бы естественный собор, наполненный зеленоватым мраком и приглушенной тишиной. Мирра робко прижималась к Гаррисону, когда они подошли ближе.

— Мы возле Спящего, — прошептала она. — Не произноси громких звуков. Все живое на острове боится подойти к нему и даже я — я тоже боюсь.

Гаррисона охватило любопытство, которое вскоре сменилось нескрываемым удивлением, когда они на мгновение остановились.

Они оказались на краю идеально круглой, чистой площадки, покрытой изумрудным ковром травы, окруженной молчаливой стеной зарослей. В центре круга, освещенный солнцем, виднелся низкий квадратный постамент из сверкающего хрусталя.

На прозрачном помосте возвышалось ложе из красного дерева, украшенное причудливым орнаментом по бокам. А на нем, завернутое в плащаницу из золотой ткани, расписанной черными фигурами, лежало неподвижное тело мужчины.

Он лежал совершенно неподвижно на боку, рукой прикрывая повернутую вниз голову. Когда Гаррисон подошел ближе (а Мирра боязливо пыталась удержать его), он рассмотрел лишь, что у лежащего человека были темные волосы и белая кожа. Больше ничего не было видно.

— Это Спящий, — прошептала Мирра, дрожащими пальцами остановив Гаррисона в дюжине футов от хрустального возвышения. Ее темные глаза широко раскрылись в благоговейном страхе, когда она смотрела на лежащую фигуру.

— Боже праведный, это, должно быть, труп, захороненный какой-то неизвестной расой в давние времена, — вскричал Гаррисон. — Но как ему удалось так хорошо сохраниться на открытом месте столь долгое время!

— Нет, он не мертв, он только спит, — тихо промолвила Мирра. — Не говори так громко, а то разбудишь его.

— Я хочу осмотреть тело, — явно заинтересовавшись, пробормотал Гаррисон и двинулся вперед.

С побелевшим как мел от ужаса лицом Мирра удерживала его, прильнув к нему.

— Нет, ты не должен этого делать! Если ты разбудишь Спящего, его сновидение окончится — мы и все остальное из его грез, что возникло на острове, исчезнет!

— Чепуха, — сказал он, но Мирра продолжала удерживать его.

— Помнишь, ты пообещал мне не подходить к нему! — ее голос дрожал от неподдельного ужаса.

Гаррисон смягчился, увидев как потрясло девушку его намерение.

— Хорошо, — сказал он ей. — Я оставлю его в покое.

Мирра тотчас боязливо увела его с залитой солнечным светом поляны назад в тенистый лес. Тревожно оглядываясь назад, она торопливо шла обратно тем же путем.

— Если бы ты разбудил его, ты бы погубил нас всех, — прошептала она ему дрожащими губами. — Вот почему даже звери не подходят к Спящему — они знают об этом.

Гаррисон решил, что все более-менее становится понятно: когда-то на этом неизвестном острове существовали цивилизованные люди, которые так искусно забальзамировали мертвеца, что он мог лежать, не изменяясь, на этом ложе из красного дерева сколько угодно времени. Звери же, пугаясь мертвеца, будут избегать его.

И было совершенно очевидным предположить, что Мирра, выросшая в одиночестве на этом острове, примет труп за спящего человека и разовьет свою безумную идею о том, что все сущее на острове возникло из сновидений Спящего. У Гаррисона теперь не оставалось сомнений, что Мирра, как и он сам, была такой же несчастной, потерпевшей кораблекрушение, оказавшейся на острове много лет назад.

Она была по-детски счастлива и вздохнула с облегчением, когда они оставили лужайку со Спящим далеко позади.

— Теперь я поведу тебя к себе, Гаир-сон, — сказала она, пытаясь повторить имя так, как он назвал его ей.

Гаррисон задумчиво посмотрел назад и сказал:

— Мне бы хотелось когда-нибудь вернуться сюда и взглянуть на него поближе.

Тотчас же паническое выражение вновь появилось на лице Мирры. Она беззащитно прижалась к нему, и ее глаза выражали отчаянную мольбу.

— Гаир-сон, ты никогда не должен прикасаться к Спящему! Случится так, как я сказала, если он когда-либо проснется, мы — его сновидение, найдем тогда свой конец. Обещай мне, что ты никогда не прикоснешься к нему!

Он не мог не чувствовать, как ее сердце обрывается от ужаса.

— Хорошо, Мирра, — сказал он успокаивающе. — Я обещаю никогда не прикасаться к нему.

Вскоре они подошли к жилищу Мирры. Оно стояло на поросшем лесом склоне в северной части острова, среди больших деревьев. Рядом резво сбегал вниз небольшой пенящийся ручеек, к которому уютно прижалась изящная беседка из сплетенных зеленых веток ивы.

Мирра показала ему, как она сделала из веток дверь, которую можно закрывать по ночам, чтобы не могли пробраться звери, показала фрукты и орехи, собранные ею на обед, и мягкое ложе, которое она соорудила из душистых стеблей папоротника.

— С тобой здесь не будет одиноко, Гаир-сон, — сказала она нежно.

— Но я не могу жить здесь вместе с тобой, — возразил он.

— А почему нет? — спросила Мирра с озадаченным выражением в чистых глазах. — Хижина достаточно просторна для нас обоих.

Гаррисон неуклюже попытался объяснить. Ее глаза наполнились слезами, и мягкие губы задрожали:

— Я тебе не нравлюсь, Гаир-сон.

Торопливо он попытался успокоить ее. Обнимая ее, он внезапно ощутил всю нежную призывную красоту грациозного тела, которое едва покрывала короткая туника, чистого лба и широко открытых обиженных темных глаз под шелковистыми черными волосами.

— Мирра, — прошептал Гаррисон, крепче сжимая девушку в объятиях, его рука гладила шелковистые, пахнущие благовониями волосы. — Мирра… Мирра…

Так началась жизнь Гаррисона с Миррой на острове. Это была фантастическая жизнь, и тем не менее в последующие несколько дней она стала для него более реальной, чем вся его предыдущая жизнь в деловом, суетливом мире.

Именно Мирра своей теплотой сделала этот мир реальным для него. Ему казалось, что он никогда ранее не знал, что такое любовь, пока не встретил эту девушку, так похожую на ребенка в своей простоте, удивительно женственную в своем нежном очаровании и преданности ему.

Он много размышлял о том, как Мирра оказалась на острове, как она выжила и выросла здесь. А она могла рассказать ему очень мало. Ее представления о времени были очень смутными. Она говорила, что жила на острове так же, как сейчас, с тех пор как Спящий увидел ее в сновидении.

И когда Мирра говорила так серьезно о Спящем, Гаррисон обычно улыбался и нежно привлекал ее к себе. Он больше не делал попыток разуверить ее в этой иллюзии, поскольку видел, что ничто не может поколебать ее странную веру. Но Гаррисон часто задумывался о том безжизненном теле, что лежало на ложе из красного дерева.

На третье утро Гаррисон и Мирра спустились из хижины по лесистому склону и остановились в удивлении. У подножия холма появилось небольшое озеро — голубое, сверкающее маленькое озерцо, которого не было там еще предыдущей ночью.

Мирра радостно хлопнула в ладоши:

— Смотри, Гаир-сон! Спящему приснилось озеро!

— Ты думаешь Спящий это озеро тоже увидел в сновидении? — спросил Гаррисон, хотя он и сам был удивлен.

— Конечно, — сказала она с уверенностью.

Он рассмеялся.