Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник) - Иван Черных

К вечеру Осипов добрался к своему аэродрому. С дороги ему были видны капониры, и он решил напрямую пройти оставшийся километр пешком, чтобы размяться от долгой и тряской езды на попутных машинах. Кроме того, нужно было и как-то собраться с мыслями перед докладом командиру о своем возвращении.

Относительная тишина поля, недолгое одиночество позволяли сосредоточиться и снова пережить события дня… Сколько человек о нем сегодня беспокоилось и приняло сердечное участие в его судьбе?.. Десятки… И это в то время, когда грохочет небо и стонет земля, когда гибнут тысячи, когда каждый помогающий, от «сержанта» и до полковника, сам не знает, что будет с ним через минуту.

Шло собрание. Комсорг эскадрильи младший лейтенант Чернов предоставил слово докладчику.

Осипов, прежде чем начать говорить, внимательно осмотрел сидевших в капонире людей.

— Товарищи! Мне, вашему командиру и коммунисту, было очень важно убедиться в том, что к вопросу «О задачах комсомольцев в бою» нет равнодушных. Вся эскадрилья здесь. Мы последние дни много летали и кое-чему научились. Время затишья кончилось, и в начавшемся сражении нам придется наравне с опытными летчиками добывать победу. Без дисциплины, смелости, умения и непрерывной учебы в бою и после него невозможно успешно малой кровью бить врага. О том, как воевать, мы много уже говорили: полученное боевое задание должно быть выполнено. Чтобы хорошо воевать, надо понять: кто ты и зачем живешь на земле? В нашей газете «Советский пилот» за восьмое апреля напечатано «Сообщение чрезвычайной государственной комиссии… о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков…» Вот несколько примеров из мест, где полк воевал прошлую зиму: в деревне Драчево немецкий лейтенант в доме колхозницы Чистяковой сжег 200 жителей заживо; в деревне Двоевка немцы бросали в колодцы живых детей; в деревне Песочная сожгли более 100 человек; в деревне Ханино сожгли 79 военнопленных, из районов Вязьмы и Ржева на каторжные работы в гитлеровскую Германию угнано 16 500 человек. Приводятся данные о разрушениях. Например, в Вязьме из 5500 зданий уцелело всего 51. Обстановка складывается так: мы должны уничтожить врага, пришедшего на нашу землю с тотальной войной. Отныне мы должны каждый день спрашивать друг у друга: «Сколько ты убил фашистов сегодня?» И требовать от себя и других: «Завтра убей больше». Личный счет уничтоженных врагов и его техники должен стать большой силой в боевой работе и оценке мастерства каждого из нас. В сорок первом, под Киевом, нам было очень тяжело. За день до своей гибели капитан Чумаков, собрав нас вечером, говорил о жизни, любви к своему народу и закончил свою беседу словами Маяковского из поэмы «Хорошо». Вот это место:

…землю, которую завоевал

и полуживую вынянчил,

где с пулей встань…

с винтовкой ложись,

где каплей льешься, с массами, —

с такою землей пойдешь на жизнь,

на труд, на праздник и на смерть!

Товарищи, главный смысл нашей жизни сейчас в словах: «Убей захватчика! Фашистом меньше — победа ближе!..»

— Вопрос к докладчику.

Поднялся прибывший с последним пополнением черноволосый, высокого роста летчик.

— Существует ли уважительная причина невыполнения задания?

— Товарищ Ртищев, в такой обстановке существует только одна — смерть.

— Есть еще вопросы к докладчику?

Вопросов больше не задали. И теперь комэск слушал короткие, как реплики, но страстные выступления своих подчиненных. Он был убежден, что никто из них не свернет с боевого курса, не нарушит приказ. Могут быть только ошибки от неумения или от очень большого желания сделать как можно лучше. Ему было радостно и тепло от товарищеской готовности говоривших помочь друг другу, от отзывчивости этих сердец. Свои мысли не мешали четко и заинтересованно воспринимать их слова…

Чернов зачитал резолюцию. И хотя в ней, по мнению Осипова, не все было точно, но главное было сформулировано правильно. Чтобы не портить атмосферу общего единодушия и порыва, он не стал вмешиваться с редакторскими поправками. Собрание голосовало:

«…Лучше умереть в бою, но не возвращаться с позором, не выполнив задания, не прорвавшись через огонь и не поразив цель!»

Против и воздержавшихся не было. А это самое главное. Ведь им завтра идти в бой. И многим первый раз…

Через неистовство огненного шквала, отбрасываемые назад контратаками, пробивая себе дорогу танками, артиллерией и ударами десятков самолетов, непрерывно вводя в сражение все новые силы, наступающие с остервенением обреченности прогрызали метры успеха.

Оборона за прошедшие двое суток, прогнувшись кое-где до второй оборонительной полосы, отдала врагу только то пространство, где не осталось живых. Воздух надсадно гудел самолетами, гремел пушками и пулеметами, свистел падающими бомбами. Что не успевало сгореть и умереть наверху, догорало и умирало на земле, оставляя после себя дым и копоть.

Прорываясь через зенитный огонь и истребительные заслоны, бомбардировщики и штурмовики бомбили и штурмовали почти одни и те же районы боя. Вылет за вылетом на танки и артиллерию. Требование у пехоты одно: «Давай! Давай, что есть! Быстрее на взлет!» У каждого советского солдата любого ранга и профессии «свой» участок фронта, свой бой стал самым главным в его жизни. Здесь он должен был победить. Об отступлении никто не думал.

…Ранним утром Осипов вел свою эскадрилью на поиск танков. Ему нужны были только танки. В люках находились новые, маленькие, не внушающие на первый взгляд доверия бомбы ПТАБы[25]. Их привезли на аэродром транспортными самолетами. И прилетевшие на Ли-2 люди сами показывали, рассказывали и загружали «илы» своим новшеством. У него до сих пор в ушах звучали слова: «Тыл и фронт на эти бомбы возлагают большие надежды». Значит, на него, на эскадрилью легла особая ответственность за их первое применение.

За ночь небо остыло от вчерашних воздушных боев. Дым пожарищ осел, открыв взгляду далекую перспективу изломов линии фронта, обозначенную догорающими кострами боевого железа, деревень и перелесков.

Две шестерки «илов», идущих в колонне, и десятка «яков» этажеркой над ними были пока одни в воздухе. Видимо, им сегодня приходилось начинать в небе новый день войны. Кажущаяся тишина была обманчивой, ненадежной, поэтому Осипов заранее начал готовиться к встрече с врагом. Он обеспечил себя высотой, набрав две с половиной тысячи метров, рассчитывая позже высоту превратить за счет снижения в скорость. Скорость же — это свобода маневра, уход от огня и другие преимущества. Еще минута полета отделяла группу от вражеской территории, а он уже начал разгон скорости. Самым главным для него было увидеть первый залп разрывов. Не дать его сделать зенитчикам по-настоящему прицельно.

Докладывая на землю о выполняемой задаче, он еще и еще осматривал своих штурмовиков, истребителей прикрытия, воздух и землю, проверяя и себя, и подчиненных и выглядывая врага; но в голове все время жила дежурная мысль: «Пока нормально. Сейчас должен быть первый залп. Где же он?.. Плохо, когда не стреляют. Не стреляют — значит, прицеливаются».

— Рассредоточиться, «горбатые»! «Яки», линия фронта!

Переложил самолет плавно в другой незаметный разворот, еще увеличил снижение.

«Почему не стреляют фрицы?»

— Стрелок, как сзади?

— Пока порядок!

Наконец-то перед самолетами выросла долгожданная стена заградительного огня. Неопределенность кончилась.

«Вот теперь все понятно. — Осипов посмотрел на высотомер. — Высоты еще больше тысячи метров. Еще вниз. Скорость больше».

Стену разрывов выше самолетов снесло назад.

— Стрелок, как?

— Разрывы выше, за хвостами.

— Корнев, я искать цель буду. Смотри лучше за воздухом. Сейчас разрывы поведут вниз, мы пошли вверх…

— «Горбыль», где ты идешь? Не вижу тебя!

— Высота девятьсот метров. Иди по разрывам зенитки. Мы под ними, ниже идем.

Двухкилометровая карта, как хорошая фотография, точно копировала пролетаемую местность. Ему, командиру эскадрильи, надо не только найти танки, но и точно знать, где он их нашел, чтобы не ударить по своим, чтобы дать потом разведданные.

Карта… Местность…

Разрывы… Маневр… Разворот… Вниз…

Воздух… Группа…

Разрывы… Маневр… Разворот… Вверх…

Местность… Карта…

Группа… Воздух…

Наконец глаза нашли все же пригодную для эксперимента цель: две параллельно идущие дороги по днищу неглубокой балки сплошь были заняты танками, стоящими без движения.

— Корнев, вижу танки! Как воздух?

— Одна зенитка… Спокойно…

— «Горбатые», два захода; постараемся оправдать надежды! Гривцов, твоя шестерка бьет ближнюю дорогу, я — дальнюю.

Сколько труда было затрачено на поиск цели! Разве теперь могли задержать или «отменить» атаку эрликоны и какие-то там пулеметы? Осипов обязан был донести до врага не только своих сто двадцать бомб «большой надежды».