В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

Таким было начало двухмесячных пыток, которым подверглись Наследник и его супруга. Между прочим, я никак не могу понять, зачем они оставались так долго в Ливадии. Возможно, конечно, что Великий князь боялся огорчить отца, сократив свое пребывание, сроки которого были оговорены заранее, но, несмотря на всю его деликатность и послушание, обстоятельства только усугубились. Император пытался постоянно расширить область уступок, и становилось все труднее ему угодить. Он не желал ничего понимать, кроме собственных привьгаек, укоренившихся у него за годы незаконной связи; вводимые им новшества были ужасны для его законной семьи, оскорбительны для ее чувств и гордости.

Цесаревна имела нравственное мужество какое-то время противостоять совершенно невозможным требованиям, но это вызвало вспышки ярости Императора по отношению к невестке, ярости, разжигаемой бесчестными наветами противоположной стороны. Неслыханное дело! Дошли до того, что в междоусобицу были втянуты даже горничные, и все эти гадкие сплетни попадали прежде всего на слух Государю, который, безусловно, верил донесениям своей ничтожной клики. Однажды во время такой вспышки гнева он, не владея собой, позволил себе сказать Цесаревне, что она должна не забывать, что она всего лишь его первая подданная. Не укладывается в голове, как человек, некогда необыкновенно сердечный, полностью перечеркнул себя и распустился до такой степени. Со своей стороны, княгиня Юрьевская имела дерзость упрекнуть как-то Цесаревну за то, что у нее часто красные от слез глаза.

— Так и было, — произнесла Великая княгиня, — я плакала непрерывно, даже ночью. Великий князь меня бранил, но я не могла ничего с собой поделать.

Чтобы избежать этого отвратительного общества, мы часто уходили в горы на охоту, но по возвращении нас ожидало прежнее существование, глубоко оскорбительное для меня. Мне удалось добиться свободы хотя бы по вечерам. Как только заканчивалось вечернее чаепитие и Государь усаживался за игорный столик, я тотчас же уходила к себе, где могла вольно вздохнуть. Так или иначе я переносила ежедневные унижения, пока они касались лично меня, но, как только речь зашла о моих детях, я поняла, что это выше моих сил. У меня их крали как бы между прочим, пытаясь сблизить их с ужасными маленькими незаконнорожденными отпрысками. И тогда я поднялась, как настоящая львица, защищающая своих детенышей. Между мной и Государем разыгрались тяжелые сцены, вызванные моим отказом отдавать ему детей помимо тех часов, когда они, по обыкновению, приходили к дедушке поздороваться. Однажды в воскресенье перед обедней в присутствии всего общества он жестоко упрекнул меня, rfo все же победа оказалась на моей стороне. Совместные прогулки с новой семьей прекратились, и княгиня крайне раздраженно заметила мне, что не понимает, почему я отношусь к ее детям, как к зачумленным.

Помимо всего прочего. Государю однажды пришла в голову невероятная мысль привезти Наследника и его супругу в тайный дом, где некогда останавливалась княгиня Юрьевская. Он даже заставлял их там пить чай и в продолжение чаепития кормил бесчисленными воспоминаниями о восхитительном прошлом, которым он наслаждался в этом доме четырнадцать лет назад!!!

Все это Цесаревна поведала мне сквозь потоки слез. Когда я вновь увидела ее месяц спустя, после возвращения Государя, она сказала мне по секрету, что ей пришлось пожертвовать даже детьми, чтобы сохранить мир в семье. Император не отказался от своего намерения сблизить своих детей и внуков и, решив принять тактику нападения, приходил навещать Великих князей со всей своей незаконнорожденной ватагой и требовал, чтобы и Великие князья навещали ее в свою очередь. Приходилось с ними встречаться на воскресных семейных обедах, а также на детских балах, устраиваемых Императором с двойной целью — для развлечения своих малышей и для того, чтобы общество привыкало к их присутствию. На эти балы приглашались члены Царской семьи имеющие малолетних детей, и представители общества со своим потомством. Юную компанию развлекали фокусники и марионетки, тогда как людям серьезным, которые еще помнили, эти собрания переворачивали душу и нервы, тем более что место для проведения увеселений было выбрано крайне неудачно по воле того, кто к этому времени, казалось, уже не имел ни сердца, ни нервов. Поскольку сама я, благодаря особой милости Провидения, была избавлена от необходимости присутствовать на этих роковых вечерах, я приведу здесь впечатления Великой княгини Ольги Федоровны.

— Вы не поверите, — говорила мне она, — как мы страдали во время этих собраний, проходивших в гостиных Государыни. Дети Юрьевской, занимавшие с матерью верхний этаж дворца, спускаясь, проходили через спальню Государыни и часто задерживались там и играли, поднимая невероятный шум. Старые слуги Императрицы, как и раньше, стояли у дверей ее кабинета и олицетворяли собой в моих глазах memento mori или призраки прошлого, так внезапно рухнувшего и так скоро забытого! Мы издалека делали им дружеские знаки, и бедняги отвечали нам лишь взглядом, но, уверяю вас, весьма красноречивым. Иногда мы не могли сдержать слез, даже я, хотя не могу похвалиться чрезмерной чувствительностью.

Однажды я спросила у Цесаревны, как она объяснила детям столь странное положение, ведь ее старшему сыну было всего двенадцать лет!

— О, это было столь тяжело, сколь и неприятно! — воскликнула она. — Княгиня Юрьевская, впервые появившись у нас на семейном обеде — разумеется, без всякого приглашения, «имела бестактность не скрывать своей близости с Государем. На моего старшего сына это, видимо, произвело сильное впечатление, потому что вскоре он спросил меня: не родственница ли нам эта дама? Я была совершенно не готова к такому вопросу и просто ответила — нет. Но он весьма рассудительно заметил мне, что «дамы из общества никогда так не обращаются к дедушке, как она». Я поняла, что отступать некуда, и сочинила сказку, которую все матери вынуждены рассказывать своим детям, то есть что император женился на вдове и усыновил ее детей. Но и на этот раз он не слишком мне поверил, и я заметила, как он страшно побледнел.

— Как он мог это сделать, мама? Ты ведь сама знаешь, что в нашей семье нельзя жениться так, чтобы об этом не узнали все.

Он ушел от меня задумчивый и завел этот же разговор с гувернером, которому высказал:

— Нет, тут что-то неясно, и мне нужно хорошенько поразмыслить, чтобы понять.

Какой страшный удар для матерей, дрожащих за своих детей, чтобы дурное не коснулось преждевременно их неокрепших душ! Великая княгиня рассказала мне еще один пример невероятного бесстыдства княгини Юрьевской.