Федька-Зуек — Пират Ее Величества - Т. Креве оф Барнстейпл

— А вот этого мне вовсе не нужно. Как и тебе. Не лги себе! Ты что думаешь, мне нужно, чтобы ты оставался при мне не по своей воле, а по моей? Эх, Теодоро, Теодоро, о том ли я мечтала? Принц ты мой заморский! Я тебя всю жизнь ждала — а ты пришел на одну неделю! Теперь все. Буду мужчинами играть: завлеку, распалю — и отброшу! А если Богородица, или святая Изабелла, или наш Олорун приведут тебя в наши края еще когда-нибудь, и мы свидимся, и тебе не понравится, какою я стала, — вспомни: это ты, сегодня, сделал меня такою! Вот, все сказала. Нежностей больше не будет. Собирай свои вещи. Если что постирать надо — давай. Последний раз поухаживаю.

Вот и все.

Все… Федор все пытался принудить себя подумать о том, куда ж он сейчас пойдет, — на заре почти, и как будет объяснять, что ему срочно нужна новая квартира… Шевельнулась мыслишка — наплевать на все и уйти в лес, а там будь что будет и пропади оно все! Жить как-то не особенно и хотелось в это утро. Но его миссия ж не завершена, договор не заключен! Ладно, ты не то что хочешь, но согласен пропасть немедля, чтобы только избавиться от сердечной боли. Но товарищи ждут окончания переговоров!

Ощущения после разрыва с — все еще — любимой женщиной были как на похоронах. И очень похоже, что на собственных…

Господи Боже, что ж за судьбина такая у него? С четырнадцати лет терять самых близких людей: и отца, и мать, и сестру, и товарищей детства, и Сабель… Он отметил, что ставит Сабель наравне с теми, главными для него, людьми, в один ряд с отцом и матерью. Но — в этом ряду ведь все мертвецы!

Заметив это, он глубоко, до боли под грудинной костью, выдохнул — так, чтобы ни в одном углу, ни на донышке легких и капельки прежнего воздуха не осталось. Затем встряхнулся и, взвалив на плечо нетяжелый узел с вещами, решительно пошагал к «королевскому дворцу» — глинобитному куполу, обстроенному со всех сторон одноэтажными флигельками.

Во дворце он нашел главу дежурной смены придворных (у симаррунов не было синекур, этот человек был и старшим привратником, и министром тайных дел, и полковником армии) и сказал, не утруждая себя сочинением объяснения причин:

— Мне нужно место для житья, покуда я здесь у вас.

— Место. Угу. Стало быть, с Сабель уже… Впрочем, это ваше дело, а не мое. И притом личное, а не общегосударственное. Ну что ж, место для посланника наших друзей англичан мы всегда найдем. Комната в королевском дворце вас устроит? Правда, свободна сейчас комната, вообще-то предназначенная не для самих гостей, а для их свиты. Но вы же, без сомнения, знаете, кем заняты главные гостевые покои дворца?

— Да-да, разумеется, не беспокойтесь.

В комнатах для гостей высшего ранга уж два дня как поселился коронованный гость: прибывший с ежегодным визитом в Дарьен монарх Москитии Олосегун Третий — молодой высоченный парень с негритянскими вывороченными губищами на кирпичном и раскосоглазом индейском лице. Москития была самым северным из симаррунских «королевств» и находилась за полтысячи миль от Дарьена по морю и за тысячу без малого — по тайным тропам симаррунов! На берегах залива Гондурас, в низинах с гиблым для белого человека климатом жили одни симарруны да робкие, вытесненные более удачливыми и воинственными племенами индейцы.

…Федору отвели чистенькую комнатку с квадратным оконцем под самым потолком, даже обставленную грубой самодельной мебелью «во вкусе белых» из местного красного дерева. Ему даже понравилось. Он прилег ненадолго — и не заметил, как проспал весь день. Не успел ни над своими усложнившимися делами поразмыслить, ни валик подушки поправить.

Проснувшись, он наспех умылся и побежал искать старшего дежурного. Наказал ему будить немедля, если занадобится, не разбирая, день ли, ночь ли на дворе, — и снова провалился в неподвижный, глубокий, без сновидений, сон. Думал, что ночь теперь, отоспавшись, проворочается, — но нет, и ночью как бревно… Зато встал бодр и спокоен!

Теперь Федору не терпелось вернуться к своим. Он считал дни до возвращения и прежде. Но тогда он ждал с грустью и даже тоской, радовался каждой затяжке переговоров. А теперь он прямо-таки рвался на корабль! Он торопил советников короля — но они, как назло, отложили вообще все дела, срочные и несрочные и предались веселью, тем более что повод веселиться у них был: как-никак, король союзной Москитии раз в год приезжает, не чаще!

Федор старался пореже выходить из дворца, благо во дворце было все, необходимое для жизни, — от цирюльни до собственной сыроварни. Зачем встречаться с Сабель теперь? Только душу царапать себе и женщине. Уж она-то вовсе ни в чем неповинна! Но на второй день он услышал от повара, что через неделю будет много вкусного, свежего мяса, потому что самые лучшие охотницы Дарьена — Нкомпанде, Сабель, Беспалая Мерседес и их юные ученицы — ушли на большую охоту. Федор заопасался, что москитийский король останется надолго, чтобы поесть свеженинки — и празднества затянутся надолго, срывая переговоры или, по крайней мере, оттягивая их. Но Олосегун Третий сам ушел в лес поохотиться. Что ж, прощай, Сабель. За неделю, пока ты будешь охотиться, договор будет заключен!

Закончил он в четыре дня. И уж начал сборы в обратный не простой путь — как вдруг…

В дворцовом коридоре к нему подошел стройный негр с узенькой, даже хоть и для девицы завидной, талией и широченными плечами. Подошел и стал задираться, надменно глядя выше Федоровой макушки. Федору вовсе не хотелось драться — судя по татуировкам на щеках и росписи лба, парень был не из простых. А осложнять союзничество…

Но паренек, явно не старше Федора, не отставал.

— Слушай, откуда ты взялся? Чего ты от меня-то хочешь? Мы ж даже не встречались никогда. Я ничего против тебя не имею, ничего плохого тебе не сделал, — начиная злиться, сказал Федор.

— Это ты-то? Это мне-то? Ничего не сделал? Великий Огун и могущественный Олокун! Что ж тогда, по-твоему, означает «что-то сделать»? Что тебе нужно, чтобы содеянное тобой считалось «делом», чужеземец? — высокопарно вскричал темнокожий противник. — Наверное, надо, чтобы ты убил моих отца и мать и съел обоих без соли и перца? Так, что ли?

Федор пожал плечами. Мириться парень явно не хотел. Напротив, он откровенно распалял себя, «расчесывал свои раны», как говорят симарруны. И все-таки непонятно, из-за чего он кипятится?

— Слушай, а ты меня ни с кем не спутал? — последний раз попытался помириться Федор.

— Здесь что, белые толпами ходят? «Спутал», ха! Впрочем, я бы тебя не перепутал ни с кем и в толпе белых. Он у меня женщину увел — и еще какую! — и считает, что это «ничего не сделал»! Вы, белые, все такие! Вам все «ничего», у вас, как у бревен или как у крокодилов, и чувств-то никаких в душе нету ни у кого!