Якудза из другого мира. Трилогия (СИ) - Калинин Алексей

– Я нечаянно!

– Нечаянно? Нечаянно пудрил мне мозги? А ну не смей убегать – ты мне мешаешь!

– Больно же, сэнсэй! Ай, только не по жопе! Ухи‑ухи‑ухи!

– Ничего! Одно оторву, другое останется! Куда полетел! А ну стой, тебе говорят! Стой, а не то хуже будет!

Крики удалялись. Я взглянул на Мизуки и пожал плечами. Та улыбнулась в ответ, мол, пустяки, дело житейское. Взял костыль и, аккуратно ступая, направился на кухню. Нехитрую закусь можно соорудить и на одной ноге. Тем более, что зеленая хрень, которую налепил на правую ногу Норобу, уже превратилась в корку и жестко зафиксировала место перелома. Вылечить такую проблему за один раз не смог даже мой прославленный сэнсэй.

Но он пообещал, что завтра утром я уже смогу ходить с палочкой. А это немало!

– Так какие у тебя были хорошие новости? – спросил я Мизуки, внося в гостиную поднос с нарезанными овощами, мясом и тремя тарелками лапши.

Почему тремя? Потому что Киоси вряд ли сегодня вернется домой. А если и вернется, то под покровом ночи, когда все будут видеть пятый сон. Да и то, отправится в свою палатку от греха подальше.

– Твоя идея с социальной сетью развивается и уже приносит плоды! – радостно улыбнулась Мизуки. – К нам поступают сотни запросов о сотрудничестве. Сотни компаний хотят разместить рекламу в том месте, где уже зарегистрировался…

Мизуки замолчала, выдерживая театральную паузу. Я решил ей подыграть и дурашливо всплеснул руками, удивленно восклицая:

– Сколько? Сколько? Не томи! Два человека? Три?

– Да ну тебя, – поджала губы Мизуки. – Я же серьезно хочу тебя порадовать, а ты…

– Ладно, это я после сэнсэя ещё не перестроился. У него что ни слово, то подколка. Сато‑сан, приношу свои глубочайшие извинения. Я не хотел вас расстроить, а тем более не хотел ляпнуть очередную глупость.

Мизуки только покачала головой. Она кивнула на сакэ. Я оказался из понятливых и разлил рисовую водку по двум пиалам. Третью пиалу, мою, Мизуки наполнила сама.

– Малыш, ты не понимаешь. Это же легальный способ получить миллионы, миллиарды, а ты сейчас сидишь и прикалываешься. Неужели тебя мандраж не берет от перспектив?

– Нет, не берет. Я равнодушен к деньгам. Они как уходят, так и приходят. Вот мы сейчас с тобой выпьем сакэ, порадуемся, постебемся, поржем. Получим удовольствие от общения, а утром выссым всё это сакэ, а может ещё и головную боль получим. Так же вот и с деньгами. Сегодня они есть, а завтра пфук! и их нет. Так чего же о них беспокоиться?

– Малыш, для своих лет ты много философствуешь. Давай лучше выпьем за то, чтобы и дальше наше сотрудничество приносило обоюдную пользу. Кампай!

– Кампай! – поддержал я и выпил горьковатую жидкость.

Она скользнула в желудок, опалив по дороге вкусовые сосочки. В голове приятно зашумело. Захотелось поболтать ни о чем и обо всём.

– Так что ты имеешь против денег, малыш?

– Я слышал одну историю про человека по имени Тельман, – вспомнил я хозяина «Черкизона».

– Еврей? С этой жадной нацией всегда какие‑нибудь неприятности происходят, – категорическим тоном ответила Мизуки.

– Может быть и еврей, я точно не помню. Но не суть. Он был владельцем одного очень крупного рынка. Настолько крупного, что, по сути, это был «город в городе».

– И где же это было?

– Я точно не помню, – отмахнулся я и продолжил. – Так вот, у этого человека были баснословные деньги. Тысячи людей были в его подчинении, на его праздниках собирался высший свет…

– Да где же это было‑то? Если высший свет, то я должна была слышать о таком.

– Ты дашь мне рассказать, или так и будешь перебивать?

– Извини, рассказывай, конечно. Наливай и рассказывай…

Я налил в её пиалу, а она налила в мою. В знак уважения даже налила до краев. Я благодарно кивнул:

– И вот, этот самый Тельман вознесся настолько высоко, что подумал о себе, как о высшем существе. Внизу копошилась всякая чернь, а он летал среди облаков и звезд. Но ему напомнили, что как бы высоко ты не летал, какой бы гордой птицей не был, но всегда найдется охотник с ружьем, который может приземлить. И нашлись люди, которые не побоялись войти на территорию «города в городе». Они не взяли мзду, а прошлись каленым железом по мерзости и гнилью. В итоге весь рынок был разогнан. И тот, кто летал среди облаков, вдруг оказался никому не нужен. Нет, он был нужен властям для заточения в тюрьму, но ни друзьям, ни товарищам он уже не был нужен. Наоборот, они отвернулись от него так поспешно, что даже имя поспешили забыть. Хотя недавно только пели и пили вместе. Он лишился всех денег, теперь скрывается и вынужден думать о том дне, когда его предадут остальные. Так что большие деньги не всегда приносят большое счастье…

– Просто у него были плохие друзья! Вот якудза как семья, и всегда мы стоим за оябуна до последнего. Кампай!

– Кампай, – хмыкнул я.

Горьковата жидкость не только развязала язык, она же заставила ветер загулять в голове. Я заметил, как в глазах Мизуки появился блеск. Да и сама она как‑то стала привлекательнее, что ли? Нет, она и раньше выглядела сногсшибательно, а теперь показалась вообще богиней.

Черт побери, надо закусывать, а то того и гляди – начну приставать к пятому помощнику оябуна. А за это не мизинец – могут отрезать кое‑что другое. Эта мысль немного отрезвила меня.

– А как там поживает оябун? Всё ли в порядке? И почему ты не брала трубку?

– У оябуна всё в порядке. А я не брала потому, что была занята. Чего губы надул? Это моя привилегия, я могу не брать трубку, когда звонит младший из семьи. Вот если я позвоню, или же оябун, а ты не возьмешь трубу, то это будет уже считаться очень большим нарушением. Так что держи свой телефон всегда заряженным, малыш.

– Фух, вот это да…

– Да. Вот так вот у нас. Но не переживай, привыкнешь. Кстати, оябун начал смотреть твой бой, но через десять минут выключил. Сказал, что такой отъявленной порнухи он за всю жизнь не видел. А уж повидал он не мало. Он хотел было поставить тебя охранником к одной немаловажной персоне, но после того, что отец увидел… Он даже на километр тебя к этой персоне не подпустит. Что это за стиль боя, малыш? – пальцы Мизуки накрыли мою руку.

Её глаза опасно заблестели, а вот мои глаза невольно рухнули в разрез блузки. Я чуть ли не пальцами выковырял их и заставил смотреть в точку над переносицей Мизуки.

– Один мой знакомый назвал бы это стилем кролика, – хмыкнул я в ответ, вспомнив Артура Варфоломеева, редкого острослова и приколиста.

– А мне понравилось, – пальцы Мизуки скользнули по руке чуть дальше.

– Чего тебе понравилось? – раздался позади недовольный голос сэнсэя Норобу.

– «Черное кумите», – Мизуки тут же перенесла пальцы с моей руки на чашку с раменом. – Забавно получилось.

– Ничего забавного. Позор на мои седины. Я не так учил его драться, – проворчал Норобу.

– Это стиль кролика, – снова хмыкнул я.

– Сикигами? – Мизуки взглянула на сэнсэя.

– Конечно. Не этот же раздолбай, – буркнул сэнсэй и поднял пиалу с сакэ. – Пусть вы и засранцы, что начали пить без меня, но я всё равно вам рад. Кампай!

– Кампай! – воскликнули мы хором.

Выпили, закусили, немного помолчали. После паузы Норобу сказал:

– Мизуки, у нас появился новый противник. Раньше мы не обращали на него внимания, но сейчас он показал зубки. Изаму, расскажи про Сэтору Мацуда…

Я рассказал про Сэтору. Рассказал, как он провел Кацуми и её брата Акиру. Про мою рану. Как потом сын комиссара пришел ко мне в больницу и начал хвастаться своими подвигами. Как упомянул про гибель Акеми Утида. И как было похоже, что он гордится смертью девчонки, словно сам принимал в ней участие.

Мизуки смотрела на пиалу перед собой, а потом кивнула мне, когда я замолчал:

– Наливай.

Сакэ наполнило две пиалы до краев, а потом сэнсэй Норобу наполнил мою.

– Жаль девчонку. Но с другой стороны – она знала, на что шла, когда подписывалась на преступление против преступника. Малыш, ты недавно говорил, что большие деньги не приносят большого счастья. Акеми это поняла очень поздно. Когда встретишься в бою с Сэтору, то напомни ему её имя перед тем, как убьешь.