Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони

— Я пойду к ней, — заявил Ферингал, взволнованно расхаживая взад-вперед по комнате и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно не зная, с чего начать. — Я прикажу подать карету.

— Лорд Ферингал, — негромко, но повелительно обратился к нему Темигаст, и его тон, кажется, слегка охладил пыл молодого человека. — Это было бы просто непозволительно.

Ферингал изумленно уставился на него:

— Но почему?

— Потому что она деревенская девчонка и не стоит того… — начала было Присцилла, но быстро умолкла, потому что ее никто не слушал.

— Нельзя являться без предупреждения в дом достойной женщины, — пояснил Темигаст. — О вашем появлении должен доложить ваш слуга, а на вашу с ней встречу дать согласие отец девушки.

— Но ведь я — хозяин Аукни, — горячо возразил Ферингал. — Я могу…

— Вы можете поступить как вам угодно, если желаете просто позабавиться, — перебил Темигаст, и Присцилла с Ферингалом одновременно нахмурились, — но если вы считаете ее достойной стать вашей женой, то и сделайте все достойно. Существуют правила, лорд Ферингал, в соответствии с которыми всем нам полагается действовать. Пойти против этикета значило бы все испортить, уверяю вас.

— Я не понимаю…

— Конечно, не понимаете, — отозвался Темигаст, — зато, к счастью для нас всех, понимаю я. Сейчас отправляйтесь и примите ванну. Если старшая Гандерлей станет от вас с подветренной стороны, то в ту же минуту сбежит как можно дальше. — С этими словами он развернул лорда Ферингала к двери и решительно подтолкнул.

— Предатель! — накинулась на него Присцилла, как только за ее братом закрылась дверь. Темигаст только фыркнул в ответ.

— Я не пущу ее в свой дом, — твердо заявила женщина.

— Разве ты еще не поняла, что воспрепятствовать этому можно разве что убийством? — очень серьезно спросил Темигаст. — Я имею в виду убийство твоего брата, а не девушки, потому что, убив ее, ты только навлекла бы на себя ярость Ферингала.

— Но зачем помогать ему в этом глупейшем предприятии?

— Я сказал ему только то, что он и сам легко узнал бы, расспрашивая каждого встречного селянина, включая и тех трех женщин, что работают в замке, одна из которых была вчера на дороге.

— Наш дурачок вряд ли ее заметил, — возразила Присцилла.

— Он все равно узнал бы имя девушки, — не сдавался Темигаст, — и этими недостойными поисками поставил бы в неудобное положение всех нас. — Управляющий усмехнулся и придвинулся поближе к женщине, приобняв ее одной рукой за плечи. — Я понимаю твою тревогу, дорогая Присцилла, — сказал он, — и отчасти согласен с тобой. Я бы тоже предпочел, чтобы твой брат влюбился в дочь какого-нибудь состоятельного купца из других мест, а не в крестьянку из Аукни. Или чтобы он попросту отдался страсти, не задумываясь о браке. Но возможно, так оно еще и случится.

— Едва ли, с твоей помощью, — ядовито ответила Присцилла.

— Не-ет, — ответил Темигаст, довольно улыбаясь, чем заинтересовал Присциллу. — Я это сделал для того, чтобы твой брат больше доверял мне и больше прислушивался к моим суждениям. Может, он не отступит от своего каприза, будет любить эту девушку и захочет жениться на ней, но обещаю тебе, что я неотступно буду следить за каждым его шагом. Я не позволю ему опозорить семью Аук, равно как не позволю этой девчонке и ее семейке сесть нам на шею. Уверяю тебя, сейчас нам не переломить Ферингала, но твое негодование лишь укрепит его решимость.

Присцилла презрительно фыркнула.

— Разве ты не видишь, как он злится, когда ты его бранишь? — спросил Темигаст, и она нетерпеливо передернула плечами. — Если мы сейчас отвернемся от твоего брата, поверь мне, девчонка Гандерлей приберет его к рукам — и Аукни вместе с ним.

На этот раз Присцилла ничем не выразила своего несогласия, лишь посмотрела на Темигаста долгим и пристальным взглядом. Он чмокнул ее в щеку и решил, что пора закладывать карету и отправляться выполнять обязанности посланника лорда Ферингала.

Яка Скули, как и остальные работники — люди и гномы, трудившиеся на грязном поле, — поднял голову, когда мимо по разбитой дороге проехала разукрашенная карета. Перед домиком Дони Гандерлея она остановилась. Из экипажа выбрался старик и направился к дому. Яка слегка насторожился. Однако, припомнив, что остальные, быть может, наблюдают за ним, снова напустил на себя обычный отстраненный вид. В конце концов, он же Яка Скули, о котором втайне мечтают все юные девицы Аукни, а больше всех та, что жила в том самом доме, перед крыльцом которого остановилась карета. Для Яки много значило, что он небезразличен прекрасной Меральде, хотя, конечно, он никогда никому не показал бы собственного неравнодушия к ней.

— Дони! — крикнул один из работников, маленький сгорбленный гном с длинным острым носом. — Дони Гандерлей, к тебе гости!

— Наверное, до лорда дошло, наконец, что ты за пройдоха! — выкрикнул другой гном, и все разразились хохотом.

Кроме, разумеется. Яки. Он никогда не смеялся при всех.

Дони Гандерлей пошел к отвалу за торфяным полем. Он посмотрел на крикунов в ожидании объяснений, но те лишь подбородками указали в сторону его дома. Дони тоже посмотрел туда, увидел экипаж и пустился бежать что было духу.

Яка Скули провожал Дони взглядом до самых дверей.

— Эй, парень, ты копать сегодня собираешься? — спросил его кто-то. Обернувшись, Яка увидел беззубого старика, а тот перепачканной в торфе рукой потрепал его красивые темные локоны.

Молодой человек с отвращением тряхнул волосами и принялся энергично вычесывать их пятерней. Старик снова потянулся, чтобы погладить его по голове, но парень сердито ударил его по руке.

— Хе-хе, — ухмыльнулся старик, — Похоже, к твоей девчушке посетитель, — добавил он.

— Да к тому же старый, — добавил еще один работник, подтрунивая над Якой.

— А что, может, и мне с ней полюбезничать, — подмигнув, сказал беззубый старикан. Яка насупился, и старик засмеялся еще громче, радуясь, что сумел-таки поддеть мальчишку.

Юноша медленно обвел взором окрестности: поле и рабочих на нем, несколько домов, разбросанных по побережью, замок Аук вдалеке, а за ним — холодную темную воду. Море, по которому он, его мать и дядя прибыли в это богом забытое место четыре года тому назад. Яка не знал, по какой причине они оказались в Аукни — его вполне устраивала жизнь в Лускане, — но подозревал, что все дело в его отце, который имел привычку нещадно избивать мать. Яка смутно помнил, что они бежали — то ли от него, то ли от властей Лускана. Так уж было принято в семье Скули, потому что то же самое они проделали, когда Яка едва начал ходить. Мать и дядя, бросив свой дом в Королевстве Мечей, бежали в Лускан. Наверняка его отец, страшный человек, которого Яка едва знал, разыскивал их и убил бы мать и ее брата за то, что улизнули от него. А может, его уж и на свете нет, стараниями Ремпини, дяди Яки.

Но как бы то ни было, юноше было все равно. Он знал только, что оказался в этой жуткой, холодной глухомани, где вечно задували ветры и земля ничего не родила. До недавнего времени единственное преимущество этого места заключалось в том, что его унылый вид развивал поэтическую натуру юноши. Хоть Яка и представлял себя этаким романтическим героем, но ему уже исполнилось семнадцать, и он частенько подумывал, не увязаться ли с одним из нечасто бывавших здесь купцов и отправиться в большой мир. Может, вернуться в Лускан, а может, пойти даже дальше, до великолепного Глубоководья, Он надеялся, что как-нибудь устроит там свою жизнь или даже возвратится на родину, в Королевство Мечей.

Но пока эти планы были отложены на потом, поскольку кроме поэтичных пейзажей парень обнаружил в Аукни кое-что хорошее. Определенно, он чувствовал влечение к юной девице Гандерлей.

Само собой, он не признается в этом ни ей, ни кому бы то ни было еще, пока не убедится, что Меральда готова целиком и полностью отдаться ему.