Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Карен Хорни

Следовательно, временное решение ограничить свою деятельность, обычно временным и остается. Против всякой очевидности противоположного он быстро скатывается назад, к своему убеждению, что другие бы не могли делать столько дел сразу, а он, вот, может, и может в совершенстве. Ограничение своей деятельности пахнет для него поражением и презренной слабостью. Перспектива быть таким же, как другие люди, с такими же пределами возможностей, унижает его, а потому – нестерпима.

Другие нарциссичные личности растрачивают свои силы не на разные виды одновременной деятельности, а на то, чтобы успешно начинать и тут же бросать одно дело за другим. У одаренных молодых людей это все еще выглядит так, словно им просто нужно время, чтобы перепробовать всякие занятия, чтобы выяснить, что же их больше всего интересует. И только более внимательное исследование личности в целом может показать, верно ли это простое объяснение. Например, у него вспыхивает страстный интерес к сцене, и он пробует себя в качестве драматурга, первые попытки выглядят многообещающими – и вдруг он все бросает. Потом, тем же порядком, он пробует писать стихи или заниматься сельским хозяйством. Затем идет воспитание детей или медицина, все с тем же взлетом энтузиазма, сменяющимся потерей интереса.

Но такой же процесс может происходить и у взрослого человека. Он делает наброски к большой книге, создает какую-то организацию, у него широкие деловые проекты, он работает над изобретением – но снова и снова интерес испаряется, прежде чем хоть что-то сделано. Воображение рисует ему сияющую картину быстрых и величественных достижений. Но интерес куда-то пропадает при первой же реальной трудности, с которой приходится столкнуться. Однако его гордость не позволяет ему признать, что он убегает от трудностей. Потеря интереса помогает сохранить лицо.

Два фактора вносят вклад в лихорадочные метания, характерные для нарциссического типа вообще его отвращение к упорной проработке деталей и к последовательным усилиям. Первая установка уже в школьном возрасте подозрительна на невроз. У ребенка могут быть, например, идеи для сочинения, показывающие хорошее воображение, и в то же время он определенно бессознательно сопротивляется тому, чтобы написать его чисто и без ошибок. Та же неряшливость может снижать качество работы взрослого. Он может считать, что ему подобают блестящие идеи или проекты, а «отделывают» их пусть посредственные, обычные людишки. Следовательно, ему не трудно перепоручить работу другим, если только это возможно. Если у него есть подчиненные или сотрудники, которые способны довести идею до ума, все идет хорошо. Если же ему надо сделать работу самому (написать статью, разработать фасон одежды, составить документ), он может считать работу сделанной в совершенстве к своему полному удовлетворению, еще и не начав реальную работу по обдумыванию идеи, их проверке, перепроверке и собиранию воедино. То же может произойти и с пациентом в анализе. И здесь мы видим, что еще определяет его проблемы, помимо общих идей величия: ему страшно увидеть себя во всех подробностях.

Его неспособность к последовательным усилиям идет от тех же корней. Его особая гордость – «превосходство без усилий». Его воображение увлекает слава драматичная, необычная, а скромные задачи текущего дня кажутся унизительными. Соответственно, он способен к спорадическим усилиям: может быть энергичным и предусмотрительным в опасной ситуации, устроить грандиозный прием, в неожиданном приливе сил настрочить ответы на письма, которые копились месяцами и т.п. Такие усилия питают его гордость, а постоянные – только оскорбляют. Да каждый Том, Дик и Гарри могут чего-то достичь, корпя над работой каждый день! Хуже того, не прилагая никаких усилий к делу, он всегда отговаривается тем, что уж, конечно, достиг бы чего-то великого, если бы только постарался по-настоящему. Причина глубоко спрятанного страха перед постоянными усилиями в том, что они угрожают разрушить иллюзию неограниченной силы и власти. Давайте предположим, что человек хочет вырастить сад. Хочет он того или нет, но скоро ему придется понять, что земля не превратится в цветущий рай за ночь. Сад будет постепенно улучшаться – настолько, насколько он будет над этим работать. Такой же отрезвляющий опыт он получит, постоянно сидя над докладами и статьями, занимаясь хоть рекламой, хоть преподаванием. Есть фактические ограничения времени и сил, и что-то можно, а что-то уже нельзя сделать в рамках этих ограничений. Пока нарциссический тип держится за иллюзию беспредельности своих сил и достижений, он вынужден беречься от такого разочаровывающего опыта. Если же это не получается, он не может не страдать от него, как породистый рысак от воловьего ярма. Конечно, такое отношение к труду будет, в свою очередь, утомлять и изнурять его.

Подводя итог, скажем, что нарциссичный тип, несмотря на свои прекрасные задатки, часто разочаровывает результатами своей работы, потому что, в соответствии со своей невротической структурой, просто не умеет работать. Трудности поклонника совершенства, некоторым образом, противоположны. Он работает методично, и, скорее, слишком уж дотошен к деталям. Но он так стиснут тем, что дело Надо сделать и сделать Как Надо, что места для оригинальности и непосредственности просто не остается. Поэтому он делает все медленно и непродуктивно. Из-за своих требований к себе он легко перетруждается и страшно устает (как хорошо известные идеальные хозяйки), а в результате заставляет страдать других. Кроме того, поскольку он так же дотошно требователен к другим, как и к себе, он часто действует на них удушающе, особенно если он работает администратором.

У высокомерно-мстительного типа тоже есть свой актив и пассив. Среди остальных невротиков он самый лучший работник. Если бы не было странновато говорить о страсти по отношению к эмоционально холодному человеку, то можно было бы сказать, что у него страсть к работе. Из-за его неуемного честолюбия и сравнительной пустоты жизни вне работы, каждый час, когда он не работает, кажется ему потерянным. Это не значит, что он наслаждается работой (он не умеет наслаждаться ничем), но он и не устает от нее. Фактически он кажется неутомимым, как хорошо смазанная машина. Тем не менее, при всей своей работоспособности, продуктивности и часто при остром, критическом уме, работает он вхолостую. Я не говорю здесь о худшем варианте этого типа – человеке случая, которого интересует только внешний результат работы – успех, престиж, торжество – неважно, производит ли он мыло, пишет картины или научные статьи. Но даже если ему интересна сама работа, помимо славы, он часто останавливается на краю поля своей деятельности, не пытаясь дойти до его сути. Как учитель или социальный работник, он будет, например, интересоваться методиками преподавания или социальной работы, а не детьми или клиентами. Он, скорее, будет писать критические разборы, чем сам примет в чем-то участие. Он будет из кожи вон лезть, чтобы ответить на все возможные вопросы, чтобы за ним осталось последнее слово, но не попытается сам сказать новое слово. Короче, он заботится о том, чтобы владеть предметом, а не о том, чтобы обогатить его.

Поскольку его высокомерие не позволяет ему доверять другим, а своих идей у него недостает, он может легко присваивать идеи других, не сознавая этого. Но и тогда, в его руках, эти идеи превращаются во что-то механическое и безжизненное.

В противоположность большинству невротиков он способен хорошо и быстро планировать и может составить достаточно ясное представление о том, как будут развиваться события (и уверен, что его прогнозы всегда оправдываются). Поэтому он может быть хорошим организатором. Но его способность имеет ряд следствий. Ему трудно поручить работу другим. Высокомерно презирая людей, он убежден, что только он может все сделать как следует. Организуя что-то, он использует диктаторские методы: он склонен унижать и эксплуатировать, а не стимулировать; убивать радость и инициативу, а не пробуждать их.

Способность строить долгосрочные планы позволяет ему перенести временные неудачи сравнительно неплохо. Однако при серьезных испытаниях он может впасть в панику. Когда живешь почти исключительно категориями победы или поражения, возможность поражения, конечно, пугает. Но поскольку он Должен быть выше страха, он страшно сердится на себя за свой страх. Кроме того, в таких ситуациях (экзамены, например) он ненавидит тех, кто предназначен быть его «судьей». Все эти эмоции обычно подавляются, и результатом внутренней бури могут стать такие психосоматические симптомы, как головная боль, кишечные спазмы, сердцебиение и т.п.

Трудности смиренного типа почти точка в точку противоположны трудностям захватнического типа. Он склонен ставить слишком невысокие цели, недооценивать свою одаренность, важность и ценность своей работы. Его терзают сомнения и самоуничижительный критицизм. Ему далеко до веры в то, что он может невозможное, его легко захлестывает чувство «я не могу». Качество его работы не обязательно страдает, а вот он сам – всегда.