Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

Что ж, Джаред не прошел школу старых семей, и не умел скрывать своих чувств. Да и не собирался этого делать. Он пришел за помощью, и ради нее мог вытерпеть и большее, чем зрелище чужого счастья.

Но просьба не сразу выстроилась. Так получилось, что каким бы бедным и безродным Джаред не был, за всю жизнь он о помощи никого не просил. Просили его, умоляли даже, а он помогал, если умел. Все прочее само шло в руки. Как удачлив он был, несмотря на нищету, эпидемии, переворот в Зохале и войну в Южном пограничье… И вместо просьбы сперва получились жалобы.

– Зачем? Ведь они были ей совсем чужие люди! Не спорь со мной – ты видела их всего несколько раз, а я прожил среди них чуть не год. Они ничего для нее не значили… Она без колебаний бросила их, чтобы ехать в Тримейн, и возвращаться к ним не собиралась, она сама мне об этом говорила! И вот, ради них…

– Я не спорю. Но Дагмар знала их много лет, делила с ними удачи и невзгоды. Даже если у нее не было ни с кем из них особой дружбы – это накладывает определенные обязательства. Скажи, Кай, бывает на войне, что один солдат прикрывает других, из одного с ним лагеря, при том что накануне они дрались и сварились?

– Бывает сплошь и рядом, – подтвердил Кайрел. – И прикрывает, и защищает, и жизнь за них кладет.

– Дагмар не солдат, она – женщина, и не обязана защищать тех, кто сильнее ее! Она пошла просить за комедиантов, так же, как просила за Вальграма, будь он проклят, и не понимала, чем это кончится! И если уступила, то только потому, что он ее заставил.

– Про Норберта много можно сказать плохого. Но женщин он не насилует. Это я могу подтвердить – Бессейра коснулась руки Кайрела. – Прости, что я об этом говорю…

– Ты его оправдываешь? – бросил Джаред.

– Нет. Не оправдываю.

– И все равно, даже если он только сказал: «Я отпущу их, если ты переспишь со мной» – разве это не насилие? И разве не доказательство, что он удерживает ее силой то, что комедиантов отпустили, а Дагмар все еще у него? Или ты считаешь, что она не возвращается, потому что влюбилась в него?

Вместо Бессейры ответил Кайрел.

– А если она просто устала – от вечного бродяжничества, от житья впроголодь, ночевок на постоялых дворах или вовсе на земле? У комедиантов жизнь не лучше, чем у цыган или солдат. А ты сам сказал – она не солдат, а слабая женщина. И хочет покоя.

– Ты хочешь сказать, что она продалась? – сквозь зубы произнес Джаред.

– Не продалась. Устала.

– Ты ничего не понимаешь. Ты даже не видел ее никогда.

– Видел. На представлении в Эрденоне.

– Все равно ты ее не знаешь, как знаю я. Вы оба ее не знаете. Все, что имеет цену для других женщин, ради чего они душу продадут – богатство, роскошь, наряды, драгоценности – ей безразлично. А что до покоя… мы собирались уехать отсюда и жить той самой спокойной жизнью. И если она не возвращается – этому есть одна причина. Она боится, что я ее не прощу за измену. Но это неправда. Я знаю, что она не виновата. Только она не знает, что я знаю… – Окончательно запутавшись, он повернулся к Бессейре. – Я должен ее увидеть.

Джаред не думал сейчас, что повторяет слова, услышанные недавно в этой самой комнате.

– Хорошо. Я помогу тебе с ней встретиться.

– Нет, – сказал Кайрел. Он обращался не к Бессейре, а к Джареду. – Вы с вашим учителем Лабрайдом привыкли, что Бессейра вытаскивает вас из всех передряг. Может, у вас есть на то причина, может, это ей нравится, но я не люблю, когда мужчина перекладывает свои заботы на женские плечи. Мне так или иначе нужно быть во дворце. А Бессейре бывать там опасно. Поэтому, если твоя Дагмар не в заточении, как я слышал, – я постараюсь сделать так, что вы увидитесь. Только сам не пытайся во дворец прорваться и шуму не поднимай.

– А ты не пытался дотянуться до нее во сне? – спросила Бессейра. – Раньше тебе это удавалось.

– Пытался. Ничего не выходит… Наверное, тот поединок с Поссаром забрал у меня слишком много сил. Или я делаю что-то не так. Поэтому я пошел сперва к Лабрайду. Но его не было.

– Ты увидишь ее наяву, – сказал Кайрел. – И вот что: может, это хитрость? Она опасается правителя, и не зря. И хочет обмануть его, делает вид, что во всем покорна его воле. Говорят, она получила какие-то владения в Эрде, и ждет возможности туда уехать. А ты бы на Севере к ней присоединился.

Хитрость, обман – все это совсем не вязалось с нравом и поступкам Дагмар. Но подобное объяснение делало таким понятным молчание Дагмар, ее невозвращение из дворца, и настолько оправдывало ее, что впервые за эти черные дни Джаред почувствовал, как слегка разжалась железная лапа, цепко державшая сердце и стало легче дышать.

Наверное, по нему это было заметно, потому что, когда он ушел, Бессейра сказала:

– Умеешь ты людей утешить …

Кайрел промолчал, и она продолжила полувопросом: – А сам-то ты в это не веришь.

– Не знаю. Я и правда видел ее один раз, да и то не обратил внимания. Но если он говорит правду – а так похоже и есть, потому что от тебя я слышал то же самое… Не верю я женщинам, которые равнодушны к нарядам и украшениям. Что-то с ними не так.

Пока шло следствие по делам принца Раднора и доктора Поссара, столичная знать изрядно приуныла. Причем далеко не все придворные отчаянно припоминали, в каких таких выходках Раднора, направленных против наследника престола они принимали участие, и гадали, что за кара может за этим последовать. В тоску и печаль их повергало предположение, что веселый и утонченный императорский двор превратится в помесь монастыря с судебной палатой. Слишком рьяно взялся правитель за дела, слишком аскетичен, по сравнению с отцовским, был образ его жизни. К тому же он во всеуслышание заявлял, что пока родитель его болен, всяческое веселье неуместно. А Ян-Ульрих, потихоньку слабея, мог протянуть еще годы и годы, на протяжении которых единственным развлечением тримейнцев могли стать церковные процессии и казни. Но конец мая даровал опечаленным придворным утешение. В Новом Дворце опять стали устраивать пиршества, не такие обильные и многолюдные, как прежде, но достойные имперской столицы . С большим размахом был устроен прием представителя герцога Эрдского. И говорили, что скоро будет праздник в императорских садах, чего не случалось с прошлого года… Понимающие люди связывали эти перемены с новой любовницей Йорга-Норберта.

О женитьбе наследника престола на Гарсене Йосселинг еще не было объявлено, но об этом болтали, как о деле решенном. Однако невеста была еще грудным младенцем и могла появиться в Тримейне лет через десять-двенадцать. Никто не ожидал, что Йорг-Норберт проведет эти годы в одиночестве. Другое дело – кого он выберет себе во временные подруги. Предыдущий опыт принца по этой части не особенно вдохновлял.

Новая женщина, по крайней мере, была благородного происхождения, ее родовое имя было известно в империи – и при этом не звучало так громко, чтобы вызвать недовольство. То, что она оказалась вдовой Вальграма, который вовсе не был, как утверждалось раньше, предателем, мало на кого произвело в Тримейне впечатление. Бывший королевский домен – не Эрд, где память о мятеже еще жива и болезненна. Но вдова, одарившая любовью того, кто покарал смертью убийцу ее мужа – в этом было нечто красивое, благородное, напоминавшее о старинных рыцарских добродетелях, как ни мало выказывал почтение к этим добродетелям правитель империи. И за это к ней были заранее благосклонны.

Она редко появлялась на людях и мало говорила – в отличие от прежних фавориток двора. И подобно тому, как госпожа Эльфледа чаще всего рядилось в небесно-голубое, а Бесс – в красное, у этой тоже был излюбленный цвет – белый. Цвет траура и смерти, цвет бездетных женщин, он был приличен знатной вдове, и не казался нарочитым. Но в облике Дагмар Вальграм Имма-и-Ротеланд белизна напоминала не о скучном вдовстве, а о свежевыпавшем снеге ее родного Севера. Льстецы уже начали называть ее Белой дамой Тримейна.

Она этого не замечала. Она вообще не снисходила замечать, что о ней говорили, одним присутствием словно вымораживая возможное злословие. И злословие умолкало.