Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1
Ко мрамору, дыханья нет в котором,Влечет меня неистовая страсть.Огонь, что Прометей сумел украсть,Несу назад небесным я просторам.
Вот всё, что схвачено добрейшим вором,Химере огненной кладу я в пасть.Чтоб в немоту конечную не впасть,Я прах займу высоким разговором.
Острей резца перо перед концом,И мрамора белей блестит страница,И стих спешит бессмертия гонцом.
Пигмалион мне почему-то снится.Мелькнула тень, к скале почти как птицаОн подошел с решительным резцом.
2
Он подошел с решительным резцомК материи, застывшей без движеньяИ ждавшей словно мысли выраженья,Чудесно излучавшейся творцом.
Как будто спал Адам глубоким сном,Не чувствуя ни ветра вдохновенья,Ни легкого ножа прикосновенья,Гулявшего в боку его живом.
Окаменевшее, быть может, чувствоИ есть прельщающее нас искусство,Увитое страдания венцом.
И мастер истину всегда находит,Одушевляя хладный камень, входитИ в глыбу он с ликующим лицом.
3
И в глыбу он с ликующим лицомПроник резцом, и с твердым матерьяломСраженье началось в сияньи алом,Глаза поблескивали в беге злом.
Порхала мраморная пыль кругом,Как битвы прах, под режущим металлом,И на лице воителя усталомОзначился победный перелом.
Он песню пел, оружием владея, –В его глазах стояла Галатея,Вся в блеске волн, летящих в небосклон.
И, пышным опьяненный их простором,В похолодевший мрамор глубже онВрубаться стал, сияя влажным взором.
4
Врубаться стал, сияя влажным взором,Он в камень с благородной белизной,В которой чувствуется свет дневной,Чуть видным выступающий узором.
Жгла мысль, – ужель в труде простом и споромОна?.. И частого дыханья знойТак теплотою обдавал земнойБезмолвный мрамор, что звучал он хором.
То музыка была частиц его,То золотое пело вещество,Железу как бы уступив с укором.
Но был боец вооружен мечом,Ему сопротивленье нипочем,Он камень бил с невиданным напором.
5
Он камень бил с невиданным напором.Чем больше отбивал он вещества,Тем четче образ выступал, едваЗаметный под окаменевшим сором.
Вот бедра, двум подобные амфорам,Вот чаша живота, вот голова,Таящая волшебные слова,Несущие конец мудрейшим спорам.
А снежные вершины дивных плеч,А реки рук, что могут ум увлечьИ сердце потопить в пучине ласки!
А два холма, что под волос ручьем!Анатом камня, в свете вечной сказкиОн вскрыл его и жизнь увидел в нем.
6
Он вскрыл его и жизнь увидел в нем,Суровый камень взрезал он, анатом,И в чреве хладном, в инее мохнатомУзнал он ту, что блещет ярким сном.
Она сияла морем, солнцем, днем,Но так застыла в мраморе разъятом,Что статуей была и в смело взятомСвободном ракурсе как бы живом.
Он, полный неиспытанной тревоги,Укрыл ее божественные ногиВлюбленных губ живительным теплом.
И, сдерживая муки до предела,Она недвижно в даль времен глядела,Горящую пленительным огнем.
7
Горящую пленительным огнем,Он обнимал ее и непрестанноМолил, но холод мраморного станаОн в самом сердце чувствовал своем.
Скакало сердце пламенным конемИ жгло всё тело, как большая рана,А там всё было тихо, слишком рано,И мрамор спал непробудимым сном.
Там было утро, зябкий час рассвета,Когда земля нема и не согрета.То был покой не трупа, а зерна.
Но бледный свет уж прикоснулся к сторам,И Галатея юная ясна,Как моря блеск, чьи волны в беге скором.
8
Как моря блеск, чьи волны в беге скором,Она жила, но был неумолимЕе покой, бездействием своимОна томила, свойственным притворам.
Спят губы под невидимым затвором,Хоть ветер, нежно припадая к ним,Уж словом хочет прозвучать живым,И взгляд как бы рассеян кругозором.
Что делать нам с прелестницей такой?Что есть движенье и что есть покой?Конечности к спокойствию не склонны.
Жизнь ждет того, кто любит, впередиХоть смерть, но любящий – он непреклонный,Как пламя, страсть в его зажглась груди.
9
Как пламя, страсть в его зажглась груди,Как он взглянул на плод своих усилий.Ее уста лобзания просили,Как бы шептали: «Милый, подойди!»
Она была как будто взаперти,Живьем похороненная в могиле,Но ткани благородные не гнили,Найдя в земле к бессмертию пути.
И мира лепота – ее надгробье,И моря нагота – ее подобье,Живое зеркало ее души.
Она светилась жизнью сокровенной,И он любовь почувствовал в тишиК тому, что сам он сделал, вдохновенный.
10
К тому, что сам он сделал, вдохновенный,Стремился он взыгравшею душой.И стала вдруг душа такой большой,Всё обнимающей, проникновенной.
Вселенная вмещалась в ней одной,Казалась вечность ветреной, мгновенной,И было так легко не быть землей,Что вскрыть себя просились ясно вены.
Что значишь ты, сияющая ткань,Легко бегущая, как жизнь, как лань,По жилам, как тропинки разветвленным?
Ты – дар творца, песок в его горсти.Он в день шестой был сам Пигмалионом,Готов был жизнь он в жертву принести.
11
Готов был жизнь он в жертву принестиТой статуе немой и близорукой,Что будет найдена потом безрукойИ крикнет миру: «Я прекрасна, льсти!»
Анакреона стих начнет цвестиВ саду Гафиза, в золотые звукиОденет он свои живые мукиС изнеможеньем старости в кости.
Кровь старческая зла и всемогуща,Ее как бы законченная гуща –Мазок последний зрелого творца.
Ее походка чудится степенной.Пигмалион молил, просил конца,И сжалилась рожденная из пены.
12
И сжалилась рожденная из пеныЗеленых волн упрямо-боевыхНад юношей, что в думах бредовыхТак дивно воплотил свой сон священный.
Она смирила моря вал смятенныйИ в обольстительных чертах своихВозникла, как непревзойденный стихВ поэме незаконченной вселенной.
О голос мой, дыхание мое!Воспой очарование ее,И да падут перед тобою стены!
Будь, сердце, воин! Что ж, что ты одно!Торжествовать в конце концов даноНад мастером и статуе нетленной.
13
Над мастером и статуе нетленнойДано свое воздвигнуть торжество.Душа переселяется егоВ кусок материи обыкновенной.
И затевают хоровод каменыИ окружают бога своегоТой музыкой простой и неизменной,Что камня оживляет естество.
Стоит он без дыханья, сам как будтоВажнейшего лишенный атрибута,Присущего существованью… Мсти,
Рука моя, бегущему мгновенью!И стих мой жив, святому вдохновеньюОн с пьедестала вниз помог сойти.
14
