Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - Леонид Габышев

— Нормально.

— А в школе?

— Тоже ничего.

— От вас и требуем немногого: хорошо работайте и учитесь. И порядок не нарушайте. Давай иди, еще раз повторяю: не падай духом. Я тебя вызову.

Последнее время у Глаза сильно болел желудок, и он часто загибался, от пронизывающей боли садясь на корточки.

Ходил в санчасть, там давали порошки и таблетки, но боль они не снимали.

Недели две Павлуха Глаза не вызывал. Нарушений он не приносил. Обстановка в отделении улучшилась. В члены КВП приняли несколько человек, а белобрысого Панкова нагнали из актива и посадили в дизо. Он красным знаменем чистил ботинки. Павлуха приказал купить красное знамя новое. Явного лидера среди активистов шестого отделения не было. Воспитанники продолжали жить группами.

Как-то вечером Павлуха пришел на корпус и вызвал Глаза.

— Как настроение?

— Плохое.

— Что такое?

— Чертовски болит желудок, а в санчасти только порошками да таблетками кормят.

— Давно болит?

— Второй год. А сейчас невыносимо.

— Может, обследовать тебя?

— Не знаю. От обследования лучше не станет.

— Лучше-то не станет, но хоть будет ясно, из-за чего болит. Тогда и лечить можно. — Павлуха помолчал. — Вот, — и он протянул почтовую открытку, — тебе ответ из Прокуратуры СССР.

Глаз прочитал: его жалоба из Прокуратуры СССР направляется в Прокуратуру РСФСР.

— Теперь жди ответа оттуда. Справедливость восторжествует. Надо только надеяться. — Павлуха затянулся, выпустил дым и закончил: — Я дам указание взять у тебя желудочный сок. Все. Иди.

У Глаза взяли желудочный сок. Кислотность сильно повышенная, и его сводили в городскую поликлинику на рентген.

Вечером вызвал Павлуха.

— Язва у тебя. Надо делать операцию. Отправим в областную больницу. Конечно, питание хорошее нужно. После операции особенно. В больнице лучше кормят, но ведь не все время будешь в больнице. А летом на взрослый, там-то питание хуже. Да-да. — Павлуха вздохнул. — В общем так, готовься в больницу. Все.

Глаз пошел в туалет, закурил. «Язва, язва, — думал он, — будь ты проклята. Но ведь я ее сам заработал. В Одляне клею выпил, в тюрьме и здесь таблетки глотал. А теперь резать будут. Да-а, хреново. А на взросляке жратва паршивее. Как бы не загнуться за эти шесть лет. Если буду в кандей[19] попадать и дойду до бура[20] — подохну на нарах. Нет, в карцер теперь попадать нельзя».

Два дня Глаз только и думал о язве, глотая таблетки и проклиная Одлян, тюрьму и себя. На третий день написал прошение о помиловании в Президиум Верховного Совета РСФСР и отнес Павлухе.

Павлуха, прочитав, пристально посмотрел на Глаза. Глаз смотрел на него. У Павлухи лицо пронизывали капилляры и вблизи были заметны.

— Так, — сказал майор, — ты знаешь, что по помилованию редко освобождают или снижают срок?

— Знаю.

— И все же надеешься?

— Вы сами говорили, что надо надеяться. Я надеюсь, но не очень. Если б не было язвы, не стал бы писать. Я хочу вас попросить, чтоб меня в больницу не отправляли. Хочу дождаться ответа. Язву вырезать можно и на взрослом.

— Ладно, — сказал Павлуха, — мы напишем тебе положительную характеристику. Последнее время ты хорошо себя ведешь. Приложим выписку из истории болезни и пошлем вместе с помилованием. Да, — Павлуха поморщился, — я понимаю твое состояние.

В столовой Глазу стали давать кружку молока, и он с нетерпением ждал вызова Павлухи.

И вот наконец он вызвал.

— Отправили твое помилование, — начал Павлуха, едва Глаз переступил порог, — написали на тебя положительную характеристику, вложили выписку из истории болезни, указали, что твой отец работал начальником милиции, и, главное, написали ходатайство о помиловании, упомянув, еще, что у тебя нет глаза. Теперь жди. Как желудок?

— Все так же.

— Крепись.

Павлуха около десяти лет работал в грязовецкой колонии. На фронте служил в контрразведке. После войны поселился в Шексне и пошел работать в колонию для несовершеннолетних в оперативную часть. Через год актив стали вводить, и воры подняли анархию. Воспитанники выгнали из зоны обслуживающий персонал и сказали, чтоб в зону носа не совали, а то на пики посадят. Продукты принимали через вахту.

Несколько дней в зону никто не заходил. Потом решили с ворами вести переговоры. Спросили, кого в зону пропустят. Воры в один голос закричали:

— Беспалова! Беспалова!

Беспалов вошел в зону. Зона в первый же день анархии была окружена батальоном войск МВД. Малолетки сновали по зоне с пиками. У многих воров за пояс были заткнуты длинные ножи.

Воры завели Беспалова в свой штаб, и вор зоны, Биба, сказал: «Садись», и показал рукой на кровать. Он сел. Расселись и воры.

— Так, — сказал Биба, — говори.

Беспалов, прежде чем войти в зону, посоветовался с начальством, какие требования выдвинуть ворам. И он, поглядев на Бибу, сказал:

— Массовые беспорядки надо прекращать.

— И это все, что вы хотите? — спросил Биба.

— Да, к вам только одно требование: прекратить массовые беспорядки и выйти на работу.

— А актив? Что же вы про актив ничего не говорите? В зоне актив будет?

— В зоне должен быть актив.

— А зона не хотит актив. Как быть?

— Так, Биба, наши требования таковы: кончайте анархию и приступайте к работе. Что требуете вы?

— Анархию кончим, но выполните наши требования: активу в зоне не бывать, срок за анархию не добавлять и воров по другим зонам не раскидывать. Согласны на это?

— Я вам сказал свои требования, вы — свои. Теперь надо посоветоваться.

— Хорошо, советуйтесь.

— Когда мне в зону можно зайти?

— Вы можете заходить в зону в любое время, вас не тронут, — сказал Биба и встал.

Переговоры велись, а из управления приехал полковник. С ворами решил поговорить сам. С Беспаловым вошел в зону.

Воры, видя, что к ним пожаловал большой начальник, привели его в свой штаб. Полковник сел на кровать, рядом с ним Беспалов.

— Ну, — смоля папиросу, спросил Биба полковника, — что скажете?

— Ребята, я хочу с вами по-хорошему поговорить Давайте кончайте массовые беспорядки. Пошумели, и хватит, — сказал полковник.

— Вы с нами по-хорошему хотите поговорить, — сказал Биба, — а что, и по-плохому умеете? Хотел бы я послушать гражданина полковника, как он по-плохому начнет разговаривать.

Биба — здоровый парень, на вид лет двадцать. Его черные глаза зло загорелись. Он потянулся и положил в наколках руки на колени.

— Ну что, начинайте по-плохому разговаривать.

Пока Биба говорил это, Беспалов шепнул полковнику:

— Надо уходить.

Но полковник — самоуверен и уходить не хотел.

— Я повторяю, ребята, кончайте массовые беспорядки.

— А если не кончим, что будет?

Полковник промолчал, а Биба сказал:

— Все ждут, когда вы по-плохому начнете говорить.

Биба встал, и в этот момент в полковника кинули шлюмку. Она попала в спину.

— Пошли, — негромко сказал Беспалов и тронул на выход. Полковник за ним.

Воры до самой вахты провожали их, звеня пиками, нагоняя на полковника страх. Когда он открыл дверь, из толпы крикнули:

— Скажи спасибо лейтенанту, что с ним в зону заходил.

Поскольку воры на уговоры не поддаются, полковник, собрав администрацию, предложил силами батальона войск МВД захватить колонию. Но встал вопрос: как это сделать? Оружие применять нельзя: малолетки. Тогда Беспалов сказал:

— Колонию захватить можно. И обойдемся без жертв. Я несколько раз заходил ночью и утром. Они всю ночь не спят, а засыпают под утро. Когда уснут, можно захватить врасплох. Вот только они рядом с кроватями ставят пики.

Посоветовавшись, колонию решили захватить. В лесу вырубили длинные березовые палки, и, едва забрезжил рассвет, триста солдат тихо прошли по зоне и растеклись по отрядам. Парни мертвецки спали.

Организаторам массовых беспорядков добавили срок и разбросали по зонам, а в колонии ввели актив.

Вскоре шекснинскую малолетку расформировали и привезли взросляков.

8

На разводе Павлуха после приветствия медленно обходил строй, вглядываясь в ребят. На некоторых он задерживал взгляд, как бы читая по их лицам, что они думают, а по большинству скользил взглядом, не удосуживая вниманием.

Такой осмотр Павлуха делал часто. Кто-то не хотел с ним встречаться и опускал глаза, кто-то во второй шеренге прятался за спину, но большинство ребят не отводили взгляд. Это было утреннее промывание мозгов. Если кто-то замыслил нехорошее, взгляд Павлухи, колкий, цепкий, говорил: «Брось, не вздумай сделать, я знаю об этом, не выйдет у тебя ничего».