Невыносимая легкость бытия. Вальс на прощание. Бессмертие - Милан Кундера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К сожалению, сегодня после обеда мне предстоит уговаривать Ружену пойти на кюретаж.
Шкрета махнул рукой:
— Плюньте на это. Она пойдет на это и без уговоров.
— Пан главный врач, — просительно сказал Клима, — лучше в четверг.
— Я тоже думаю, что вам лучше подождать до четверга, — поддержал трубача Бертлеф. — Наш друг сегодня, пожалуй, не в силах сосредоточиться. Кроме того, по–моему, он не взял с собой трубы.
— И в самом деле, — согласился Шкрета и повел приятелей в ресторан напротив. Однако на улице их догнала медсестра Шкреты и настойчиво стала просить пана главного врача вернуться в кабинет. Доктор Шкрета извинился перед приятелями и послушно поплелся вслед за сестрой к своим бесплодным пациенткам.
7
В свою маленькую комнатушку в доме Маркса Ружена переехала примерно полгода назад от своих родителей, проживавших в недалеком поселке. Она надеялась, что самостоятельное житье сулит ей невесть какие радости, но за это время поняла, что комнатушкой и свободой пользуется не столь успешно и разнообразно, как мечталось ей прежде.
Вернувшись с работы после трех часов дня, она была неприятно поражена тем, что дома ее ждет, развалившись на диване, отец. Его приход был некстати: она хотела сосредоточенно заняться своим туалетом, причесаться и тщательно выбрать то, что наденет.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она его раздраженно, досадуя на привратника, который знал ее отца и готов был когда угодно в ее отсутствие открыть ему комнату.
— Выпала свободная минута, — сказал отец. — Сегодня у нас здесь учения.
Ее отец был членом добровольной дружины общественного порядка. Врачи посмеивались над стариками, которые с повязками на рукавах важно расхаживали по улицам, и поэтому Ружена стыдилась отцовской деятельности.
— Охота тебе, — проворчала она.
— Скажи спасибо, что твой папка никогда не бездельничал и не собирается бездельничать. Мы, пенсионеры, еще покажем вам, молодым, на что горазды!
Ружена решила дать отцу высказаться, а самой тем временем продуманно выбрать платье. Она открыла шкаф.
— Хотелось бы знать, на что вы горазды, — сказала она.
— На многое. Это курорт мирового значения, девочка. А как все тут выглядит! Детвора носится по газонам!
— О, Господи! — выдохнула Ружена, роясь в платьях. Ни одно из них ей не нравилось.
— Если б только детвора, а то собак тьма! Национальный комитет давно постановил, чтоб собак водили на поводке и в наморднике! Да здесь никому дела до этого нет, каждый чудит, как хочет. Ты только погляди, что там в парке!
Ружена вынула одно платье и стала раздеваться за полуоткрытой дверцей шкафа.
— Все обоссали! Даже песок на детской площадке! А теперь представь, что какой–нибудь ребенок играючи выронит в этот песок намазанный ломоть хлеба. А потом удивляешься, откуда столько болезней! Ты погляди–ка!
Отец подошел к окну:
— Только в эту минуту там свободно бегают четыре собаки.
Ружена вышла из–за дверцы шкафа и посмотрела на себя в зеркало. Но дома у нее было только маленькое стенное зеркало, в котором она видела себя едва ли до пояса.
— Это тебя вроде не волнует, так, что ли? — спросил отец.
— Почему же, волнует, — сказала Ружена, чуть отступая на цыпочках от зеркала, чтобы рассмотреть, как в этом платье выглядят ее ноги, — но ты не сердись, я тороплюсь, мне срочно надо уйти.
— Я уважаю исключительно полицейских овчарок или охотничьих собак, сказал отец. — Но не понимаю людей, которые держат собак в квартире. Женщины скоро перестанут рожать и в колясках будут возить пуделей!
Ружена была недовольна образом, возвращенным ей зеркалом. Она снова подошла к шкафу и стала выбирать платье, которое было бы ей больше к лицу.
— Мы постановили, что собаку можно держать в квартире только с согласия всех остальных жильцов дома на общем собрании. Кроме того, мы повысим налоги на собак.
— Да, у тебя забот невпроворот, — сказала Ружена, мысленно радуясь, что уже не должна жить в родительском доме. С детства отец отталкивал ее своими нотациями и указами. Она мечтала о мире, где люди говорят другим языком, нежели он.
— Нечего насмешничать. Собаки и впрямь очень серьезная проблема, и так думаю не только я, но и самые высокопоставленные лица. Верно, они забыли спросить тебя, что важно, а что нет. Ты, конечно, сказала бы, что на свете нет ничего важнее твоего платья, — сказал он, заметив, что дочь, снова спрятавшись за дверцу шкафа, переодевается.
— Разумеется, платье важнее твоих собак, — отрезала она и опять встала на цыпочках перед зеркалом. И опять себе не понравилась. Но недовольство самой собой в ней постепенно перерастало в строптивость: она с ехидством подумала, что трубач будет рад принять ее и в этом дешевеньком платьице, и эта мысль доставила ей особое удовольствие.
— Это, прежде всего, вопрос гигиены, — продолжал отец. — Наши города никогда не будут чистыми, пока собаки гадят на тротуарах. Кроме того, речь идет о морали. Куда годится, чтобы люди баловали собак в своих жилищах.
Случилось то, что Ружена даже не осознавала: ее строптивость загадочно и незаметно сливалась с возмущением отца. Она уже не испытывала к нему прежней острой неприязни, напротив, черпала в его гневных речах энергию.
— Дома мы никогда никаких собак не держали и обходились без них, сказал отец.
Она смотрелась в зеркало и чувствовала, что беременность наделяет ее небывалым преимуществом. Нравится она себе или нет, трубач приехал к ней и прелюбезно приглашает ее в винный погребок. Кстати (она посмотрела на часы), он уже сейчас ждет ее.
— Но мы наведем здесь порядок, девочка. Ты еще увидишь! — засмеялся отец, и она сказала ему уже спокойно, едва ли не с улыбкой:
— Хорошо, папа. Но теперь мне пора идти.
— И мне. Сразу продолжим учения.
Они вместе