Русский флаг - Александр Борщаговский

"Ничего особенного! — думает Никольсон. — Тишина, нарушаемая только птицами. Пугливое вздрагивание березовых листьев. Сколько раз высаживался британский солдат на чужие берега — они шумели широкой листвой пальм, отгораживались от пришельцев стеной джунглей, могучими кедрами, эвкалиптами, суровыми хребтами, таившими несметные богатства, — и не было земли, которая не принесла бы дань покорности Британии!

Так было в Индии, в Океании, на земле кафров, бушменов, в Бирме, на всех континентах мира. Так было в Китае, который дерзнул отказаться от торговых услуг ее величества королевы английской, от опиума из лучших сортов индийского мака! Так будет и здесь, на суровой русской земле. Ничего особенного в ней нет, в этой земле, которой устрашился Прайс, старик, выживший из ума…"

Под ногами сухо потрескивают сучья, выскальзывают, словно разбегаясь в страхе, скрипучие кругляши, шуршит песок, и покоряются человеку цепкие, упругие ветви кедрового стланика.

Земля осыпалась под ногами матросов, несших гроб. В душе они проклинали адмирала. Дубовый гроб, жилистое тело адмирала, тяжелый парадный мундир, золото погон и нарукавных нашивок, адмиральская шпага трудная ноша для людей, которым приходится брести в гору, по неровной, сыпучей земле.

Никольсон слышал учащенное, с присвистом дыхание Депуанта. В белых панталонах и синем мундире на ярко-красной подкладке, пунцовый от напряжения, Депуант напоминал попугая.

Он легко подтолкнул Никольсона локтем и, скосив глаза, посмотрел в небо.

— Смотрите, они уже улетают!

Крикливые гуси, быстрые казарки, свиязи и клоктуши собираются в стаи, поднимают оживленный гомон на открытых холмах, волнуются в заливе, на озерах. Начинался отлет птиц на юг.

Черные суда в Тарьинском заливе, сине-красные мундиры и высокие фуражки французских артиллеристов с султанами над козырьком, красные и белые рубахи матросов — все это беспокоит птиц, привыкших проводить свои предотлетные советы в патриархальной тишине.

— Улетают! — повторил Депуант со вздохом зависти.

Мелькнул в памяти далекий, недостижимый берег Нормандии.

— Ничего, господин контр-адмирал, — сказал Никольсон, — я обещаю вам хорошую охоту. Тут должна быть и лесная зимующая птица: глухари, рябчики, куропатки. Еще пригодятся наши штуцеры…

Капитаны судов дружно работали лопатами, заваливая могилу Прайса комьями земли.

На судах скрестили реи, отдавая последнюю дань покойному адмиралу. Раздались орудийные залпы. Вспугнутые птицы поднялись в безоблачное небо и устремились на юг, на лету перестраиваясь для трудного, далекого путешествия.

Офицеры и матросы поспешно покидали берег. Ни у кого не было желания задерживаться здесь, хотя впервые после Гонолулу матросы чувствовали под ногами твердую почву. Тревожило безлюдье, столь странное после вчерашнего боя, настороженный строй деревьев, рассыпанных по холмам, как солдаты в цепи, дыхание густого, непроницаемого кустарника. Никольсон тоже покинул берег с чувством облегчения.

На широкой отмели остался один катер.

У могилы Прайса еще возились матросы. Они украшали могильный холм дерном и вырезали в коре высокой березы, в тени которой лежал Прайс, две буквы "Д. П." — Дэвис Прайс.

Дерево было старое, неподатливое, оно пустило тело Прайса в землю после отчаянного сопротивления: пришлось топорами разрубать его узловатые, крепкие корни.

Магуд слышал ружейные залпы, но не знал, что они означают. Все еще испуганный появлением Андронникова и камчадалов, он опасался погони и прятался в оврагах Сельдовой бухты, постепенно отдаляясь от берега. Звук ружейных салютов дошел до него слишком глухо. Трудно определить, стреляют ли из штуцеров или старых кремневых ружей, переделанных камчатскими мастеровыми в ударные. А может быть, это расстреливали рыжего матроса?

Но когда неподалеку прогрохотала большая пушка "Вираго", а затем залпы судовой артиллерии, Магуд сообразил, что английская эскадра близко. Не могли же, в самом деле, батареи Петропавловска переместиться в Тарью.

Магуд выбрался на возвышенность и вскарабкался на березу, с которой поверх кустарника и мелколесья открывалась часть Тарьинской бухты. Желанные английские суда! Ради них он проделал такой опасный путь, и вот они рядом, в получасе ходьбы, если идти быстро.

И он не пошел, а побежал. По скрещенным реям и размеренным залпам Магуд понял, что суда пришли сюда воздать кому-то воинские почести, и испугался, что они уйдут прежде, чем ему удастся добежать до берега. Он продирался сквозь заросли можжевельника и колючей жимолости, оставляя в них клочья одежды, падал в скрытые травой овраги.

Последняя группа матросов закончила работу и спускалась к воде. Могила осталась наверху. Матрос, вырезавший инициалы Прайса, остановился и окинул веселым взглядом место погребения.

— Ничего, — заметил он удовлетворенно, — место хорошее. — И подмигнул товарищам: — Летом полежать можно.

— А зимой? — спросил кто-то, и все вдруг впервые после высадки на берег рассмеялись.

— Вспомните мое слово, ребята, — сказал щекастый, кривоногий боцман "Президента", — в этом чертовом месте адмиралу еще поставят памятник. Привезут за десять тысяч миль каменную махину со всякими штучками и надписью, от которой ученому впору прослезиться, и поставят.

— Как же! Жди! — ответил веселый матрос. Он крепко выругался. — Как бы еще не вырыли нашего и не сбросили в какую-нибудь яму за кладбищенской оградой…

— За что?

— Будто не знаешь! — подмигнул матрос.

Сдвинули катер с отмели и тихо стали уходить от берега.

В эту минуту на скалах показался Магуд. Он с такой стремительностью сбежал вниз, что не смог остановиться и с громкой бранью ринулся по воде за катером.

Через несколько минут Магуд сидел в катере.

Для Никольсона Магуд оказался настоящей находкой. Штурман, проживший год в Петропавловске, представлял для капитана большой интерес, и поэтому Никольсон старался не замечать того, что отталкивало от этого точно с луны свалившегося человека. Он даже прощал Магуду развязность в обращении, за которую в другое время, как говорил капитан "Пика", "собаке штурману влетело бы здорово!". Фредерик Никольсон не без интереса изучал Магуда.

Янки трудно говорить, это заметно. Слишком скуден запас слов у парня. Но это не беда.

В конце концов, они и без того отлично понимают друг друга. Слава богу, четвертый час толкуют. Не с луны же, в самом деле, свалился этот щетинистый парень с бакенбардами, торчащими как у рыси, с пухлыми, плотоядными губами! От него разит потом, ромом, табаком — что ж, это запахи, знакомые каждому, кто бывал в портовых кабаках.

Главное, Магуд — живое подтверждение политической теории Никольсона. Нация должна делиться на две части: аристократы духа — и сильное, жизнеспособное, но слепое стадо. Люди, управляющие всем, и люди, делающие все.

Американец достал из кармана сложенный вчетверо намокший лист бумаги и осторожно расправил его. Это план порта и окружающих его батарей.

— А дорога достаточно широка? — переспросил Никольсон, показав на линию между Никольской горой и Култушным озером.

— Прекрасная дорога, капитан! Широкая дорога! — ответил Магуд, раскинув свои медвежьи лапы. — По такой дороге русским только и отправляться в ад.

Подробно расспросив Магуда о расположении батарей, о численности сил и оборонительных средствах порта, Никольсон представил его Депуанту.

— Кто защищает порт, кроме экипажа "Авроры"? — спросил адмирал, которому Магуд не понравился с первого взгляда.

— Старики, инвалиды, чиновники. Еще приехали стрелки из Сибири на транспорте "Двина"… Триста казаков. Дикий народ…

— Позвольте! — Депуант обрадовался, уличив Магуда во лжи. — Как же это, из Сибири на транспорте? По Сибири, насколько мне известно, можно ездить на лошадях, на собаках, на телегах…

— А эти прикатили на транспорте, хозяин, — упрямо возразил Магуд.

— Что-то ты путаешь, штурман, — насторожился Никольсон. — Из Амура в море не выйдешь, а других судоходных рек тут нет.

— Значит, нашлись, — отрубил Магуд.

Депуант поинтересовался:

— В Петропавловске никто не сочувствует нам?

Магуд задумался.

— Есть один уважительный человек. Почтмейстер. Тут не все в порядке, — он постучал по лбу согнутым пальцем. — Еще есть купец Чэзз. У него богатая лавка, много провианта. Он поможет.

— А туземцы? — спросил Депуант.

— Что вы, хозяин! — Магуд расхохотался. — От них ничего не ждите!

Магуд устал от продолжительного допроса. По требованию Депуанта он набросал обстоятельный план Петропавловска, нанес на него довольно точно расположение батарей, сведения о численности сил и важные подробности о дороге и озерном дефиле.