История России с древнейших времен (Том 7) - Сергей Соловьев

Местничество вредило московскому войску все более и более вследствие увеличения и осложнения родовых и служебных счетов. Степень интереса, который принимало служилое сословие в местничестве, и характер этого явления обнаруживается в выражениях челобитных: "Вели, государь, мне свой царский суд дать, вели в нашем отечестве счесть, чтоб я, холоп твой, вконец не загинул!" Или: "Милостивый царь государь, покажи холопу своему милость! Не вели отнять отца и деда у меня, холопа своего, вели суд вершить". В 1589 году, во время представления турецкого посла, четвертым рындою был назначен Гаврила Вельяминов; один из трех других рынд подал челобитную на деда Вельяминова и писал: "Если я, холоп твой, не утяжу деда Гаврилова, то я всему роду Вельяминовых бесчестье плачу".

В 1588 году государь велел быть на Туле против крымцев в большом полку воеводами князю Тимофею Романовичу Трубецкому да князю Димитрию Ивановичу Хворостинину; в то же время князь Хилков был воеводою в Орле, князь Кашин - в Новосиле и Кривой-Салтыков - в Белове; эти воеводы украинских городов, по обычаю, должны были при вестях о неприятеле идти в сход к главным воеводам, и вот Хилков, Кашин и Салтыков бьют челом: "Если грамоты будут приходить к одному боярину и воеводе, князю Т. Р. Трубецкому с товарищи, то мы на государеву службу готовы, а станут грамоты приходить к князю Трубецкому и к князю Хворостинину, то нам меньше князя Хворостинина быть невместно". В следующем году опять Трубецкой и Хворостинин были назначены в Тулу воеводами большого полка, а в передовом - князь Андрей Голицын: последний разболелся, будто болен, не хотя в меньших быть у князя Трубецкого. Князья Ногтев и Одоевский сказали: "На государеву службу готовы, а меньше князя Ивана Голицына быть нам невместно"; князь Петр Буйносов сказал: "Меньше мне князя Одоевского быть невместно"; князь Туренин сказал: "Меньше мне князя Буйносова быть невместно". Князь Михайла Одоевский, приехав на службу, списков с именами служилых людей не взял для князя Ивана Голицына; князь Иван Туренин списков не взял для князя Буйносова, а князь Буйносов на службу не поехал для Одоевского. В 1597 году высланы были на берег (Оки) для предосторожности от крымцев знатнейшие бояре: Мстиславский, Годунов (Борис), Шуйские, Трубецкой, Голицын, и вот князь Тимофей Романович Трубецкой, воевода сторожевого полка, бьет челом на князя Василия Ивановича Шуйского, воеводу правой руки; Иван Голицын, воевода левой руки, бьет челом на князя Трубецкого, князь Черкасский бьет челом на князя Ноготкова, Буйносов - на Голицына, Шереметев - на Ноготкова и Буйносова, Кашин - на Буйносова и Шереметева.

Когда дело было неясное, правительство назначало суд: судили обыкновенно боярин и дьяк; в разрядных книгах встречаем известия, что иногда бояре решали дела по пристрастию: так, в 1586 году Федор Колычев был оправлен пред Романом Алферьевым, и разрядная говорит: "Тем судом промышлял боярин князь Иван Петрович Шуйский для Крюка Колычева". В судьи по делу князя Тимофея Трубецкого с князем Андреем Голицыным назначен был первенствующий боярин - князь Феодор Мстиславский. Когда Трубецкой подал память, то Мстиславский сказал: "Князь Тимофей Романович Трубецкой в памяти написал, что дед мой, князь Феодор Михайлович, был с князем Микулинским; но дед мой меньше князя Микулинского не бывал, тем меня князь Т. Р. Трубецкой бесчестит". Да стал о том сердитовать, да, встав с места, пошел вон. Князь Трубецкой говорил ему: "Не сердитуй, князь Федор Иванович! По деде твоем с тобою можно было в отечестве считаться, но по отце твоем с тобою местничаться нельзя, потому что государь отца твоего жаловал и учинил его велика". Бояре также стали уговаривать Мстиславского, и он сел в суде опять. Князь Трубецкой ссылался на свадьбу короля Магнуса, на которой князь Вас. Юр. Голицын был меньше брата его, князя Федора Трубецкого. Для поверки спросили ящик с свадебными чинами, нашли списочек о свадьбе короля Магнуса, где имени князя Трубецкого не было, а написаны были только князь Шейдяков, князь Голицын да дьяк Василий Щелкалов. Бояре спросили последнего, где у него книги о свадьбе короля Магнуса? Тот отвечал, что свадьбу приказал государь ему, но он разболелся, и государь приказал свадьбу брату его Андрею. Андрей же отвечал, что он книг о королевой свадьбе у себя не упомнит. Тогда князь Трубецкой бил челом, что Андрей и Василий Щелкаловы своровали, свадьбу переделали, брата его не написали, дружа Голицыным, потому что Голицыны Щелкаловым друзья и сваты. Щелкаловы оправдывались тем, что списочек был написан рукою подьячего Яковлева, который не мог переделать его в их пользу, потому что он и все разрядные подьячие им недруги. На другой день дьяк Сапун Абрамов принес к боярам черный список королевой свадьбе и сказал, что он этот список нашел в ящике Василья Щелкалова; в этом списке дьяк Василий Щелкалов написал сам себя в сидячих с боярами, а помарки сделаны рукою брата его Андрея. Тогда бояре спросили Василия Щелкалова: почему он сам себя написал в сидячих на свадьбе, а вчера сказывал, что был болен? Щелкалов отвечал: "Да моя ли это рука: боюсь, чтоб кто-нибудь не подделал мою руку". Бояре велели ему смотреть, и он должен был признаться, что рука его. Дело было решено в пользу Трубецкого. Иногда суд не вершался, потому что служба заняла. Когда челобитные казались явно несправедливыми, то правительство употребляло понуждения и наказания: в 1588 году князь Тюфякин бил челом на князя Хворостинина; царь суда не дал и велел Тюфякина посадить в воровскую тюрьму на четыре недели. Когда князь Андрей Голицын не поехал на службу из местничества с князем Трубецким, то царь велел отправить его на службу с приставом; но князь Андрей и тогда списков не взял; царь велел посадить его в тюрьму, а корм давать из его же денег, по алтыну на день; Голицын просидел в тюрьме две недели и все же списков не взял; царь велел освободить его из тюрьмы и отпустить со службы. Подобное же упорство обнаружил в 1596 году Петр Шереметев, назначенный третьим воеводою в большом полку; он бил челом на Феодора Никитича Романова, второго воеводу правой руки, у царской руки не был и на службу не поехал; царь велел Шереметева вывесть скованного в телеге за посад и послать на службу; и приехав на службу, он два раза отговаривался взять списки, наконец уступил и взял. В 1589 году стольник князь Гвоздев бил челом на стольника же князя Одоевского: царь велел Гвоздева без суда бить батогами и потом выдать головою Одоевскому. В том же году в Алексине были посажены в тюрьму воеводы, князья Одоевский и Туренин, за то, что списков не взяли и детей боярских в приезде не переписывали. В 1591 году воевода князь Борятинский был послан в Сибирь за местничество с князем Долгоруким. Иногда правительство не ограничивалось только угрозою наказания, ибо это мало помогало с некоторыми лицами, но угрозою еще большего понижения родовой чести: так, в 1592 году, когда известный уже нам князь Андрей Голицын, назначенный воеводою передового полка, бил челом на князя Ивана Михайловича Глинского, воеводу большого полка, то царь велел сказать ему: "Что дуришь, бьешь челом не по делу! Велю на отца дать правую грамоту". Иногда дело ограничивалось тем, что государь челобитья не принимал и не приказывал его записывать.

Местничались не одни воеводы, но и станичные головы: в 1595 году Захар Ляпунов, брат знаменитого впоследствии Прокофья, не захотел быть в станичных головах вместе с Кикиным и сбежал со службы из Ельца; рязанскому воеводе ведено было взять Ляпунова из его поместья, скованного привезти в Переяславль Рязанский, бить батогами перед всеми людьми, посадить в тюрьму и потом отправить на службу с приставом.

Под 1586 годом упоминается любопытный случай местничества по отношению к городовому управлению: в Торопец был назначен воевода Елизарий Сабуров, но там уже был наместник и воевода князь Василий Пронский; Сабуров бил челом, что ему меньше Пронского быть невместно. Дело решено было так, что государь велел Сабурову ведать дело ратное, а князю Пронскому ведать свое дело наместническое. Наконец упоминаются местнические случаи между придворными чинами и при торжествах придворных. Государь пожаловал, велел сесть за стол постельничему Истоме Безобразову да стряпчему Елизару Старого: последний бил челом на Безобразова: "Истома постельничий с путем, а я стряпчий с ключом, и мне ниже Истомы сидеть невместно, хотя Истома честнее меня путем". В 1589 году князь Григорий Куракин не был у стола государева, потому что не хотел сидеть ниже князя Федора Трубецкого. Когда в 1593 году князь Хворостинин не ел за государевым столом и бил челом на князя Туренина, то дело, как видно, показалось так запутанным, что государь им суда не дал и не указал ничего.

В описываемое время начинаем встречать известие о жалованье, или подмоге, послам, отправлявшимся к иностранным дворам: так, думному дворянину Вельяминову, ехавшему к императору, дано было 200 рублей, дьяку Власьеву - 100 рублей, дворянам: одному - 25, другим - по 24 рубля.