Победа Элинор - Мэри Брэддон

— Я не нашел того, чего вы желаете, Элинор, то есть не нашел доказательства, которое вы могли бы представить Морису де-Креспиньи с требованием, чтобы он лишил наследства своего внука, но мне кажется, я сделал некоторое открытие.

— Какое? — спросила мистрис Монетой, едва сдерживая свою пылкость— Говорите тише, Дик, — продолжала она шепотом, — мой муж в кабинете. Я сижу иногда возле него, когда он занимается своими бумагами, но мне показалось, что мое присутствие надоело ему. Он очень переменился ко мне. О, Ричард! Я чувствую, как все мне стало чуждо, кроме вас, я верю вам, потому что вы знаете мою тайну. Когда ж этому будет конец!

— Очень скоро, надеюсь, друг мой, — отвечал Торнтон важно, — было время, когда я умолял вас отказаться от своего намерения, Элинор, но теперь не то. Ланцелот дурной человек и голубоокая, златокудрая дева не должна попасться ему в руки.

— Нет, нет, ни за что в мире! Но какое же открытие вы сделали сегодня, Ричард?

— По крайней мере я так думаю. Помните ли, что недавно рассказывал нам мистер Монктон о том, что де-Креспиньи только недавно сделал свое духовное завещание.

— Да, я это очень хорошо помню.

— Тут была и Лора, когда ее опекун это рассказывал, очень натурально, что она передала Ланцелоту все что случилось.

— Она все ему рассказывает, так, наверное, и это рассказала.

— Наверное, и мистер Дэррелль немедленно принялся действовать по этому указанию.

— Что это значит?

— Эго значит, что мистер Дэррелль не посовестился подкупить писаря нотариуса Лауфорда, чтоб выведать тайну, заключающуюся в духовной.

— Как вы это узнали?

— Совершенно случайно — хвалить меня не за что. Я начинаю думать, Элинор, что наука обличения еще очень слаба и несовершенна и что господа сыщики обязаны по большей части терпению за свои великие триумфы, терпению и счастливому стечению обстоятельств. Да, Элинор, жадность или скупость Дэррелля или… уж не знаю что, не дают ему покоя и не позволяют дождаться смерти деда. Он решился во что бы ни стало узнать тайну завещания, но чего бы ни стоило ему это знание, только, кажется, он не в выигрыше.

— Почему?

— Потому что он лишен наследства.

Тут послышалось в смежной комнате движение тяжелым стулом.

— Тише! — прошептала Элинор. — Муж мой одевается к обеду.

В эту минуту раздался колокольчик, призывавший к обеду, и Ричард услышал, как в смежной комнате отворилась дверь и потом опять затворилась.

Глава XXXV. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В УИНДЗОРЕ

— Да, — сказал Ричард, — я имею причины думать, что духовная, при которой был свидетелем ваш муж, очень неприятная для Ланцелота Дэррелля, потому что она, кажется, лишает его даже жалкого утешения в том единственном шиллинге, который достается обыкновенно несчастным старшим сыновьям.

— Но расскажите же мне, Ричард, что это значит?

— Сейчас, мистрис Монктон. История довольно долга, но я успею рассказать ее в четверть часа. Успеете ли вы одеться к обеду в остальную четверть часа?

— О! конечно, успею.

— Как мучительна эта цивилизация, Нелли! В Пиласт-рах мы никогда, бывало, не переодевались к обеду, надо сказать, у нас были совсем другие обычаи, чем у важных господ в здешних краях.

— Ричард, Ричард! — воскликнула Элинор нетерпеливо.

— Правда, правда, мистрис Монктон, вам надо скорее услышать мои уиндзорские приключения. Ненавижу я этого Ланцелота Дэррелля, потому что считаю его пустым, себялюбивым, бессердечным фатом, а если бы я не так думал, то ни за что не взял бы на себя той обязанности, которую сегодня исполнял.

— Несколько часов кряду, Элинор, я разыгрывал роль шпиона. У Герцога Отрантского всегда было под рукою множество людей удобоприменимых для такого рода дел: художники, актеры, актрисы, аббаты, женщины — словом, люди, которых вы наименее могли бы подозревать шпионами, во Франции это гораздо легче, но по эту сторону канала, люди совсем не так способны для такого ремесла.

— Ричард! Ричард!..

Молодая женщина потеряла всякое терпение. Она не спускала глаз со стрелок небольших часов, стоявших на камине, пламя то ярко разгоралось и освещало часы, то опять потухало и оставляло их в темноте.

— Вот я и приступаю к моей истории, Нелль, только не теряйте терпения, — сказал Ричард, опять называя ее нежным, дружеским именем, и начиная покоряться неизбежной судьбе, разрушившей его самые задушевные надежды, — будьте же терпеливы, моя голубушка, и не мешайте мне рассказывать эту историю на мой лад. Сегодня рано утром я уехал отсюда в кабриолете вашего мужа. Поехал я в Уиндзор с намерением осмотреть город и замок и если можно приобрести кой-какую пользу для своего дела, ну вы понимаете: все эти башни, башенки, замок, потаенные переходы очень интересны для меня. Вы помните, какое у нас было утро мрачное, неприятное, но дождя не было до двенадцати часов. Когда я приехал в Уиндзор было четверть первого, начинался дождь пополам со снегом, да так прямо в лицо хлещет и точно иголками колет. Я остановился у гостиницы на улице, перпендикулярно идущей от замка, который, как посмотришь на него оттуда, — точно сейчас хочет повалиться и уничтожить полгорода. Я вышел из кабриолета, чтобы порасспросить у хозяина: как бы мне достать позволение осмотреть королевский дворец. Разумеется, мне объяснили, что таковое позволение невозможно получить в этот день. Парадные комнаты можно было вчера осматривать, да и в конце будущей недели тоже можно, но нельзя только тогда, когда имеешь желание осмотреть. Намекнул было я, что мое главное желание было видеть потайные переходы, башенки на замке, рвы и подвижные панелины, но ни хозяин, ни половой, по-видимому, не понимали меня и мне оставалось только с отчаянием усесться у окна таверны в ожидании, когда дождь пройдет и можно будет прогуляться по дворцовой террасе для изучения эффектов зимы в парке…

— Но что же тут Ланцелот Дэррелль? Где вы встретились с ним?

— А вот сейчас и до него речь дойдет. Перпендикулярная улица не совсем многолюдна в подобные тоскливые февральские дни, так что, за неимением прохожих, мне пришлось глазеть на противоположные дома. Как раз напротив гостиницы стоит дом выше и лучше других и совсем в другом роде, красный каменный дом — памятник древних времен, но украшенный в новейшем вкусе зеркальными стеклами и зелеными решетками. Блестящая медная доска украшала дверь, а на этой доске, сиявшей и блиставшей, несмотря на дождь, я прочел имя мистера Генри Лауфорда, нотариуса.

— Того нотариуса, который писал духовное завещание для Мориса де-Креспиньи?

— Именно. С одной стороны у двери был колокольчик для гостей, а с другой стороны — для деловых посетителей конторы. Пяти минут не прошло с тех пор, как я рассматривал дом, вдруг увидел я молодого человека с щегольским шелковым зонтиком в борьбе с ветром, звонящего у этой двери…