Избранницы короля - Виктория Холт

— Возможно, он нам понадобится. Его можно будет разыскать?

— Да, Ваше величество. Пару дней назад я сталкивался с ним на улице.

Король обернулся к Данби. Ему хотелось поскорее покончить с этим неприятным делом; он и мысли не допускал о том, что какие-то католические страсти могут помешать его поездке в Виндзорский замок.

— Займитесь этим делом, милорд.

С такими словами король поспешно удалился.

Граф Данби находился в незавидном положении. У него было столько врагов, что его, по всей вероятности, ждала та же участь, что и Кларендона. Ближайшее же заседание парламента грозило ему обвинением в государственной измене, и нетрудно было догадаться, что обязательное в таких случаях разбирательство могло закончиться для лорда-казначея плахой.

С другой стороны, он прекрасно понимал, что Бэкингему, Шафтсбери и другим влиятельным особам папский заговор пришелся бы сейчас как нельзя более кстати. После того как герцог Йорк открыто заявил о своей приверженности католической вере, неприязнь англичан к католикам еще усилилась и доходила уже до исступления. Ведь герцог Йорк был первым претендентом на корону — а народ давно поклялся никогда более не сажать проклятых иноверцев на английский трон.

Со всех сторон неслось уже угрожающее: «Долой папство!» Что ж, размышлял Данби, пожалуй, если начать сейчас крестовый поход на иезуитов, можно отвлечь судей от собственной персоны. Услыхав о готовящемся на короля покушении, народ наверняка воспылает праведным гневом, кое-кто из королевских министров целиком посвятит себя низвержению герцога Йорка, другие же возобновят попытки развести короля с королевой и склонить его к признанию герцога Монмута своим законным наследником, дабы тем самым закрепить английскую корону за протестантами.

Содержащиеся в бумагах обвинения выглядели в высшей степени неправдоподобно, однако выхода у Данби не было.

И он послал за Тонджем.

— Нужно, — сказал он, — чтобы вы разыскали человека, подбросившего вам эти бумаги. Вы можете это сделать?

— Я Полагаю, что да, милорд.

— Так сделайте это. Приведите его сюда, и пусть он сам изложит свое дело королю.

— Я приложу все усилия к тому, чтобы найти его, сэр.

— Как его зовут?

— Милорд, его зовут Тайтус Оутс.

Тайтус Оутс был человеком целеустремленным. Узнав, что его желает видеть сам король, он благословил тот день, когда судьба и аудиенция у монарха откроет перед ним необозримые возможности.

Тайтус был сыном Самюэля Оутса, священника Маркхемского прихода в Норфолке. С самого раннего детства он был чрезвычайно нерасполагающим к себе ребенком и приносил своим ближним одни только неприятности. Он имел дурной нрав, страдал судорогами, выводившими его отца из себя, и был уродлив до неправдоподобия. Ходил он неуклюже, потому что одна нога у него была заметно короче другой; шеи почти совсем не было, и казалось, что его голова растет прямо из плеч. Но наибольшее омерзение внушало его лицо с лиловатым оттенком кожи: из-за непомерно большого подбородка рот его находился выше, чем следовало, чуть ли не в середине; над одной бровью красовалась огромная бородавка; маленькие глазки смотрели злобно и недоверчиво, особенно с тех пор, когда юный Тайтус начал уклоняться от тяжелой отцовской руки. Кроме того, он страдал нескончаемыми простудами и постоянно гнусавил. Мать любила своего маленького уродца, однако сам он никакой нежности к ней не питал и больше тянулся к отцу, жизненный путь которого, как вскоре узнал его отпрыск, сложился не совсем обычно для священника.

До того как поселиться в Норфолке, Самюэль под видом праведника бродил по стране, проповедуя свою собственную религиозную доктрину и совершая над уверовавшей в него паствой некий таинственный обряд крещения. Суть этого обряда состояла в погружении обнаженного тела в воду ближайшего озера или реки. Больше всего Самюэлю нравилось погружать в воду молодых девушек, по большей части хорошеньких. Для того чтобы они могли подвергнуться обряду и обрести спасение, он советовал им выходить из дома в полночь, без ведома родителей. Во многих случаях, однако, священный обряд оказывался столь мудреным, что девушки в результате его начинали раздаваться в поясе. В конце концов отправление обряда стало опасно для самого проповедника, и, после некоторых злоключений, Самюэль осел в Гастингсе и сделался приходским священником.

Ну а Тайтус прокладывал собственную жизненную стезю, тоже весьма неординарную.

Он был принят в мужскую школу лондонской гильдии портных — Мерчант-Тейлорз-Скул, — но в первый же год проявил себя таким плутом и обманщиком, что был исключен из нее с позором. Через некоторое время Самюэлю все же удалось пристроить своего отпрыска в небольшую школу близ Гастингса. На сей раз он постарался скрыть от учителей и товарищей худшие из своих пороков и, закончив школу, принял священный сан и стал служить викарием у своего отца.

Очень скоро прихожане церкви Всех Святых в Гастингсе возненавидели нового викария лютой ненавистью. До сих пор они считали, что хуже их приходского священника быть не может, однако, познакомившись с его сыном, вынуждены были переменить суждение. Любимым занятием викария было, по-видимому, распространение гнусных сплетен обо всех подряд. Если удавалось приметить за кем-то из соседей малейший грешок, он раздувал его до грандиозных размеров; если же поставить в вину жертве было нечего, Тайтус призывал на помощь воображение и измышлял несуществующий порок с истинной гениальностью.

Самюэль, невзлюбивший Тайтуса еще сильнее, чем прежде, горько сожалел о том, что согласился взять его к себе. Нужно было как можно скорее подыскать Оутсу-младшему другое место, в противном случае не только викарию, но и самому приходскому священнику грозило позорное изгнание. Лучше всего, конечно, подошла бы должность учителя, однако в единственной гастингской школе служил некий Уильям Паркер, имевший репутацию столь безукоризненную, что сместить его не представлялось возможным.

Однако отец и сын Оутсы были не из тех, для кого чужая добродетельность представляла непреодолимую преграду.

Поэтому, явившись к мэру Гастингса, Тайтус поведал ему о том, как недавно на его глазах Уильям Паркер прямо на церковной скамье совершал богомерзкое надругательство над маленьким мальчиком. От такого известия мэр пришел в неописуемый ужас. Он не мог поверить, чтобы Паркер, всегда казавшийся ему человеком честным и порядочным, оказался способен на столь чудовищное преступление. Однако Тайтус знал толк в наветах и, присовокупив к рассказу множество подробностей, все-таки сумел внушить мэру доверие к своим словам.