Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс

Есть несколько эпиграмм, в которых поэт воспевает своего Смерда; в первой из эпиграмм – посмертная эпитафия Симонида: «Один в Ахероне, он печалится не о том, что покинул солнечный свет и проживает в царстве Лето, но о том, что покинул Мегисфа, красивейшего из юношей, а также лишился страсти к фракийцу Смерду». Из всего сохранившегося наследия по меньшей мере четыре стихотворения адресованы Смерду. Например, он пишет о бешеном желании и признается, что Эрот опять ранил его так же сильно, как кузнец бьет по наковальне.

Его любовь к Клеобулу воспылала в результате гнева самой Немезиды, как рассказывает Максим Тирский в очередной истории. Эта любовь наполнила поэта лихорадочным огнем; он молит Диониса, чтобы тот склонил к нему сердце мальчика, и сознается, что он любит Клеобула, бредит им, высматривает лишь его.

В другом фрагменте он говорит, что, когда Бафилл играет на флейте, никто не может танцевать, потому что не в состоянии отвести взора от прекрасного лица мальчика. Другой фрагмент адресован Мегисфу, который участвует в празднике, украшенный «венком целомудрия», agnus castus, растение, о котором сами древние рассказывали любопытные вещи.

Другие фрагменты посвящены Левкапсу и Сималу, хотя многие из фрагментов не называют имен возлюбленных им мальчиков. О мальчике, разносящем вино, он говорит, что «я мог бы сдаться Эроту на милость победителя». Сохранилось пять строк из песен, посвященных Эроту, «для которого люди и боги равны». Поэт вынужден сетовать на отвергнутую любовь, и в другом месте он говорит, что мог бы подняться на Олимп пожаловаться богиням любви на то, что «мой мальчик не отдал мне времени цветения юности». Он жалуется, что Эрот показался ему, когда он был уже седым, помахал золотыми крыльями и пролетел мимо. Он комично грозит Эроту, что больше не будет сочинять прекрасных гимнов в его честь, поскольку тот не ранил своей стрелой юношу, по которому страдает поэт.

Среди подражаний Анакреонту – Анакреонтовы стихи, которые датируются более поздним временем и в которых чаще всего воспевается любовь к мальчикам; особо можно отметить небольшое стихотворение, в котором поэт жалуется, что ласточка своим ранним щебетом пробудила его от сна, в котором он видел красавца Бафилла. В другом стихотворении объединены любовная и военная тематика: «Ты поешь о деяниях фиванцев, о боевых кличах фригийцев, я же расскажу о моем сражении; меня погубил не всадник, не корабль, не воин, но войско стрел, выпущенных из глаз того, кто смотрит на меня».

6. Пиндар

От Пиндара, величайшего из греческих поэтов-лириков, который жил в период с 522-го по 442 г. до н. э., до нас дошли, помимо разрозненных фрагментов, сорок пять од в прекрасном состоянии – это гимны победителям на народных состязаниях. Благочестие поэта заставило его придать новую благопристойную форму некоторым мифам, которые со временем приобрели не вполне пристойные черты. Одним из таких мифов был миф о Тантале, убившем Пелопса, сына всемогущего бога, и подавшем его в качестве блюда приглашенному на обед Зевсу, чтобы выяснить, все ли знание доступно богу. Такие страсти были неприемлемы для благочестивого поэта. В соответствии с его трактовкой мифа, Пелопс не пал жертвой, а имел столь красивую внешность, что разжег страсть в сердце Посейдона, и тот украл его, как позже сам Зевс украл Ганимеда. Пиндар разделял мнение своих современников по поводу любви к юношам, и у нас есть плохо сохранившийся фрагмент одного такого самого знаменитого стихотворения. Сами боги радовались, глядя на его дружбу с любимым Феоксеном. Передают, что Пиндар молил богов дать ему самую прекрасную вещь на свете; Феоксен был этим даром, и, когда позже поэт присутствовал на гимнастических соревнованиях в Аргосе, он, потеряв сознание, умер на груди своего любимца.

Прах Пиндара был перенесен в Фивы, где, как рассказывает Павсаний, он был захоронен на ипподроме перед Проэтидийскими воротами.

7. Феокрит

Из тридцати идиллий, подписанных именем Феокрита, который жил около 310–245 гг. до н. э., не менее восьми целиком посвящены любви к юношам, а в других часто упоминается такая любовь.

Одно, может быть самое прекрасное стихотворение Феокрита о юношах, имеет надпись «ta paidika» (возлюбленные мальчики) и содержит диалог немолодого уже поэта со своим сердцем. Разумеется, разум диктует ему отказаться от всякой любви, однако сердце подсказывает ему, что даже в преклонном возрасте сопротивляться Эроту бесполезно. «Мчится юноши жизнь, быстро скользя, словно оленя бег / завтра к новым морям, парус подняв, он поплывет опять; / Но навек потерял он меж друзей юности сладкий цвет. / Ты же, чуть вспомнишь о нем, высушит страсть даже весь мозг в костях»[154]. В другой идиллии, которая вряд ли принадлежит самому Феокриту, мы читаем о жалобах несчастного любовника, который положил конец страданиям, покончив счеты с жизнью из-за безответной любви, и о мести, которой оскорбленный Эрот наказал гордого юношу: во время занятий в гимнасии на него упала тяжелая статуя Эрота и убила его. «Счастливы будьте, кто любит. / Убит, кто хотел ненавидеть. / Те ж, кто любимы, любите. / Карает судом своим Эрос»[155].

Третье стихотворение также посвящено мальчику – жалоба на непостоянство возлюбленного, который не хочет полюбить поэта всем сердцем. Сам же поэт теперь мучается, поскольку красота возлюбленного подтачивает его силы, и вся его жизнь зависит от прихоти любимого. «Только бы ты пожелал – провожу в блаженстве я день. Ты не хочешь – тогда погружаюсь я вновь во мрак». Далее поэт напоминает, как быстротечна жизнь, и мальчика также ожидает старость: «Только плюнешь – и глядь, / вот уже ты совсем старик, все в морщинах лицо; / и вернуть нашу юность вновь мы не можем… / Вот подумай теперь, не пора ль тебе мягче стать? / Мне, кто любит тебя, без затей подарить любовь». Когда же мальчик подрастет и отрастит бороду, они смогли бы своей дружбой сравняться с Ахиллом.

Полно нежности стихотворение, в котором поэт выражает радость встречи с любимым после трехдневной разлуки и желание, чтобы их любовь была такой, какая в прежние времена процветала в Мегаре, где Диокл ввел в обычай соревнование поцелуев: «О вы, мегарцы из Нисы, искусные в весельной гребле! / Счастливы будьте за то, что из всех вы народов воздали / честь чужестранцу Диоклу из Аттики, нежному другу. / Возле могилы его собираются ранней весною / юноши шумной гурьбой и выходят на бой поцелуев. / Тот, кто устами умеет с устами всех слаще сливаться, / тот, отягченный венками, идет к материнскому дому»[156]. Поэт мечтает о взаимной любви: «Если бы дыханьем одним нас обоих коснулись эроты!»

Прелестную идиллию, которая называется «Праздник жатвы», уже старик Хайнсиус назвал «жемчужиной» среди идиллий Феокрита, она посвящена памятному дню, который поэт провел на острове Кос, возвращаясь из города с двумя друзьями. По пути они встречают козопаса по имени Ликид, которому поэт после краткой беседы предлагает отдохнуть и посоревноваться с ним в исполнении песен. Ликид с радостью соглашается и поет прощальную песнь о своем возлюбленном Агенакте, который уплыл за море:

Агенакт пусть закончит удачно свой путь в Митилену.Даже коль южная буря к козлятам на запад погонитВлажные волны и к ним Орион прикоснется ногою.Если ж к Ликиду, чье сердце сжигает огонь Афродиты,Будет он добр, – к нему пламенею я жаркою страстью, —Чайки пригладят прибой для него, успокоят и море,Южную бурю и ветер восточный, что тину вздымает.Чайки, любимые птицы морских нереид синеоких,Всех вы пернатых милее, из волн добывающих пищу.Агенакта желанье – скорее доплыть в Митилену;Пусть же он будет удачлив и пристани милой достигнет.Я же в тот день соберу цветущие розы, анисаИли левкоев нарву и венок этот пышный надену.Я зачерпну из кратера вина птелеатского, лягуБлиже к огню, и бобы кто-нибудь на огне мне поджарит.Ложе мое из травы, вышиною до целого локтя;Есть асфодел, сухостебель и вьющийся цвет сельдерея.

Агенакта припомнив, вином услаждаться я буду,Кубки до дна осушая, губами касаясь осадка.Будут на флейте мне двое играть пастухов: из АхарныРодом один, другой – ликопеец; и Титир споет намПесню о том, как когда-то о Ксении Дафнис томился[157].

Потом Феокрит говорит друзьям о том, как понравилась ему песня, и отвечает своей песней, в которой повествует о несчастной любви своего друга Арата, знаменитого врача и поэта Милета, который влюбился в красивого, но капризного Филина: «Вы, эроты, чьи щечки румянее яблок, / нынче в красавца Филина метните вы острые стрелы, / крепче метните! Зачем беспощаден он к милому гостю? / Сам же как плод перезрелый; недаром красотки / смеются: «Горе, ах горе, Филин! Тебе красоваться недолго!» Затем он советует другу забыть капризного Филина: «Больше не станем, Арат, у дверей мы томиться. / Пусть-ка отныне Молон отличается в этой палестре, / с нами ж да будет покой»[158].