МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) - Дзюнъитиро Танидзаки

К этому Таэко добавила, что, увидев Итакуру и выслушав рассказ его сестры, она сразу же поняла, что нельзя терять ни минуты. Она старалась убедить родителей Итакуры в необходимости немедленно прибегнуть к помощи хорошего специалиста, как бы ни отнёсся к этому доктор Исогаи. Но расшевелить этих пожилых, по-деревенски застенчивых людей не так-то просто. Они только и знают, что хвататься за голову и вздыхать. Таэко совершенно ясно, что они теряют драгоценное время, но она ничего не может поделать. Без конца тормошить их ей неудобно, ведь до сегодняшнего утра они не были даже знакомы. Что бы она ни сказала, они со всем соглашаются, но ничего не желают предпринять…

Так обстояло дело вчера. Сегодня в шесть часов утра, продолжала Юкико, Таэко опять ненадолго появилась в Асии и, отдохнув часа два, снова поехала в клинику. По её словам, вчера поздно вечером доктор Исогаи призвал к Итакуре ещё одного хирурга, некоего доктора Судзуки, и тот в конце концов согласился сделать операцию, хотя и сказал, что не ручается за благополучный исход. Но родители Итакуры по-прежнему пребывают в нерешительности. Мать прямо говорит, что если Итакуре суждено умереть, пусть он умрёт не калекой. Зачем причинять ему лишние мучения? Сестра же считает, что они обязаны сделать всё, чтобы его спасти, пусть даже на это нет особой надежды. Она, конечно же, права, но до стариков это никак не доходит.

Впрочем, сказала Таэко, теперь это уже не имеет значения: время упущено, и сохранить Итакуре жизнь вряд ли удастся. Приставленная к Итакуре медицинская сестра утверждает, что во всём виноват доктор Исогаи. Как видно, она питает к нему давнюю неприязнь и не упускает случая позлословить. Так вот, если ей верить, доктор Исогаи слишком стар, чтобы оперировать пациентов, он к тому же ещё и запойный пьяница. У него так трясутся руки, что он попросту не может сделать всё, как полагается. И в прошлом бывали случаи, когда он во время операции допускал серьёзные ошибки.

Доктор Кусида, с которым Таэко проконсультировалась впоследствии, сказал, что ни один, даже самый искусный и опытный, хирург не застрахован от неудачи. Врачи — не боги. Но если существует хотя бы малейшее подозрение, что при операции проникла инфекция, если у больного появляются нежелательные симптомы, врач обязан, не теряя буквально ни секунды, принять меры. Хотя даже, и в этом случае не всегда удаётся спасти больного… Таким образом, было бы несправедливо винить во всём доктора Исогаи, но как мог он, зная, что его пациент трое суток испытывает жестокие мучения, оставить его без всякой помощи? Чем это объяснить: халатностью, безответственностью, равнодушием? Доктору Исогаи повезло, что родители Итакуры оказались такими наивными и доверчивыми людьми. В противном случае всё это так просто не сошло бы ему с рук. Итакуре же, напротив, не повезло, что, сам того не ведая, он доверил свою жизнь шарлатану.

Выслушав Юкико, Сатико спросила, откуда она разговаривала с сестрой Итакуры, присутствовала ли при этом О-Хару или ещё кто-нибудь из служанок и знает ли обо всём этом Тэйноскэ. Юкико сказала, что сестра Итакуры позвонила как раз в то время, когда она была во флигеле, поэтому, естественно, разговор происходил в присутствии О-Хару, сиделки и Эцуко. «Митоша» и О-Хару были явно заинтригованы, но старались не показывать виду, Эцуко же стала донимать её вопросами: «Что случилось с Итакурой? Почему Кой-сан должна ехать домой?» Во всех остальных случаях Юкико говорила из дома, чтобы не давать О-Хару повода для сплетен, а главное — чтобы не слышала «Митоша». Тэйноскэ знает обо всём, начиная со звонка сестры Итакуры и кончая последними событиями. Более того, у Юкико сложилось впечатление, что он принял беду Итакуры близко к сердцу. Сегодня перед уходом на службу он подробно расспросил обо всём Таэко и сказал, что она должна непременно настоять на операции.

— Пожалуй, мне придётся съездить навестить Итакуру, — сказала Сатико.

— Знаешь, прежде всё-таки позвони Тэйноскэ.

— Да, конечно. Но сначала я немного посплю.

В поезде Сатико не спала. Поднявшись к себе в комнату, она прилегла и попыталась уснуть, но из этого ничего не получилось: слишком напряжены у неё были нервы.

Сатико сошла вниз, умылась и, сказав кухарке, что будет обедать раньше обычного, направилась к телефону. Ей нужно было посоветоваться с Тэйноскэ относительно своего визита в клинику.

Помешать Таэко неотлучно находиться при Итакуре невозможно, сказала Сатико мужу. Тут уж ничего не поделаешь. Но не будет ли её, Сатико, появление в клинике воспринято как публичное признание связи сестры с Итакурой?

С другой стороны, нельзя забывать, что Итакура спас Таэко жизнь. Случись с ним что-нибудь, она не сможет себе простить, что не навестила его. У неё такое чувство, что он не будет жить. Удивительное дело, но что-то в облике Итакуры говорило ей, что ему суждена ранняя смерть…

Да, скорее всего, спасти Итакуру не удастся, согласился Тэйноскэ. Сатико, конечно же, следует его навестить. Но что, если там будет Окубата? Может быть, сегодня ей не стоит ехать?

В конце концов супруги порешили на том, что сначала Сатико позвонит в клинику, и если встреча с Окубатой ей не грозит, поедет туда, но ненадолго, и постарается вернуться домой вместе с Таэко.

Связавшись с Таэко по телефону, Сатико выяснила, что у постели Итакуры находятся только она и его родные. Окубата, по-видимому, вообще не знает о болезни Итакуры, а сообщать ему никто не собирается. Во всяком случае, Таэко постарается этого не допустить: появление Окубаты может только взволновать больного. Кстати, продолжала Таэко, не могла бы Сатико приехать сегодня в клинику? Дело в том, что родители Итакуры до сих пор не в состоянии решить, соглашаться на операцию или нет. К мнению Сатико они наверняка прислушаются, поэтому её присутствие сейчас было бы неоценимо.

Сатико обещала приехать сразу после обеда. За столом она спросила Юкико: что, если с сегодняшнего дня им отказаться от услуг «Митоши»? Чем меньше людей знает об отношениях Таэко с Итакурой, тем лучше. Зачем им лишние разговоры? Эцуко почти поправилась, и сиделка ей не нужна. А в карты она может играть с кем-нибудь другим.

— «Митоша» и сама намекает, что необходимости в её дальнейшем пребывании здесь нет, — сказала Юкико.

В таком случае, не могла бы Юкико сообщить «Митоше», что с завтрашнего дня она свободна? Вернувшись из клиники, Сатико с нею рассчитается, и после ужина, она может отправляться домой.

Покончив с едой, Сатико села в такси и поехала в клинику.

Клиника доктора Исогаи находилась в узком переулочке, идущем вверх от трамвайной линии в Накаяматэ, и представляла собой небольшое, обшарпанного вида, двухэтажное строение. Наверху размещалось всего лишь три палаты. Одну из них занимал Итакура. Это была довольно мрачная, тесная каморка с видом на завешанный соседний двор. Из-за плохой вентиляции и обилия людей воздух в палате был тяжёлый, спёртый.

Итакура лежал на железной койке, отвернувшись к стене, и негромко, но безостановочно, почти на каждом выдохе стонал: «Болит… болит… болит…»

Представив сестру родным Итакуры, Таэко подошла к постели и тихонько сказала:

— Ёнэян, пришла Сатико.

Итакура не шевельнулся. Уставившись в одну точку, он по-прежнему жалобно и протяжно стонал:

— Болит… болит… болит…

Приблизившись к постели, Сатико с затаённым страхом взглянула на лицо больного против ожидания оно оказалось не таким уж осунувшимся и бледным. Итакура лежал в тонком бумажном кимоно, укрытый одеялом лишь по пояс, и от его тела, как ни странно, по-прежнему исходило ощущение здоровья и силы. Ухо и часть головы больного были закрыты повязкой.

— Ёнэян, — снова позвала Таэко. — Посмотри, к тебе пришла Сатико.

Сатико ещё ни разу не слышала, чтобы сестра так называла Итакуру. Для всех в Асии, включая Эцуко, он всегда был просто «Итакурой». По-настоящему его звали Юсаку, но, поступив на службу в магазин Окубата, он получил имя Ёнэкити, от которого и произошло это ласковое «Ёнэян».

— Итакура-сан, — заговорила Сатико, комкая в руках носовой платок. — Как ужасно, что с вами всё это случилось. Кто бы мог подумать…

— Ответь же что-нибудь. С тобой разговаривает госпожа Макиока, — окликнула Итакуру его сестра.

— Нет, нет, не нужно его беспокоить, — поспешила остановить девушку Сатико. — Я не вполне понимаю… Мне казалось, что у вашего брата болит левая нога.

— Так оно и есть. Но из-за уха ему приходится лежать на левом боку.

— Ужасно! Ужасно…

— От этого она, конечно, болит ещё сильнее.

По дублёному лицу Итакуры струился пот. Время от времени на него садилась муха, но Таэко сразу же отгоняла её.

Стоны больного неожиданно смолкли, и он сказал:

— Мне… нужно…

— Мама, дай ему утку.