Голубая кровь (СИ) - Гордиенко Татьяна Васильевна

Эсфирь так посмотрела на фужер с вином цвета крови, что казалось, он вот-вот разобьётся от её взгляда, полного затаённой ненависти.

— Эсфирь, я не могу понять твоего мышления, — произнёс Артур. — На Земле многие взрослые люди, даже сильно ненавидя своих заклятых врагов, не желают им смерти и не могут убить их. Одних останавливает то, что они совершают поступок противный Богу; другие боятся закона; третьи не представляют, как можно отнять жизнь у себе подобного; четвёртые просто не находят в себе сил убить человека, даже если им этого очень хочется. Но что может остановить тебя, Эсфирь, чего ты боишься?

— Меня ничто не может остановить, и не пытайтесь найти моё уязвимое место, его не существует. Я ничего не боюсь в этом мире, так как меня саму все боятся. Я ни к чему не привязана и ни к кому не стремлюсь, чтобы ещё раз не привязаться к человеку и не пережить вновь трагедию, потеряв его, как потеряла я свою приёмную семью. С меня хватит!.. Вампиры разрушили мою жизнь и причинили мне боль, которая уже девять лет ни на секунду не покидает меня, но второй раз им этого не удастся. Не имея близких, я не рискую вновь потерять их и так мне легче вести борьбу с врагами. Если же я погибну, то этого никто не заметит и это никому не принесёт боли потери и слёз. Я преступила все границы закона людей и Бога и мне больше нечего бояться. Хуже уже не будет.

— Ты сказала девять лет? — переспросил Артур. — Логвин упоминал такое же время, но Одинокий Убийца существует всего около семи лет. Значит, помимо тебя есть и другой, и значит, это не тебе дали прозвище Одинокий Убийца?

— Нет, я одна и никого другого не существует, — с уверенностью возразила Эсфирь. — Что касается дат, то они обе точные. Просто пришельцы измеряют время стандартными годами, то есть равными годам на Земле, а я живу по времени этой планеты. Из-за этого на Тере часто возникают недоумения и путаницы относительно возраста и прочих дат, но Одинокий Убийца только один, и это я. Равных мне в Ауленте не существует. Тут исключительно я сею страх и ужас, ни с чем не сравнимый. И я не собираюсь останавливаться.

— Эсфирь, когда люди совершают вдруг даже непреднамеренное убийство, то многие испытывают такой ужас, что некоторые потом сходят с ума, других преследуют кошмары, мучают угрызения совести и так далее. Душевные муки этих людей очень сильны и болезненны, хотя они убивали случайно, а не преднамеренно, как ты. Но как ты, Эсфирь, будучи ребёнком, могла убить человека и не одного? Как у тебя хватало моральных сил находить и убивать людей, а затем спокойно спать и жить?

— Вы не сможете меня понять, — ответила Эсфирь, отрешённо глядя в тёмное окно, где на небе сияли большие звёзды, — потому, что выросли в другом мире, а здесь, в Ауленте, реальность намного суровее и страшней. Я кажусь вам чудовищем, и, быть может, так оно и есть, но такой меня сделала жизнь. Может, я пошла по неправильному пути, но сейчас уже ничего изменить невозможно. Когда погибла моя семья, я осталась абсолютно одна, и, хотя у меня была крёстная мать и ко мне хорошо относились Логвин и его жена, они не могли заменить мне семью. На моих глазах убили одиннадцать детей и их родителей! Среди них была моя кровная сестра — Эллада.

Поняв, что слишком повысила голос и на неё могут обратить внимание, Эсфирь умолкла, уронив голову на руки. Через минуту, она успокоилась и, словно взвесив, говорить дальше или нет, продолжила упавшим голосом:

— За день до того, как пришли Красные Вампиры, я, Эллада и наши братья и сёстры играли с соседскими детьми. Эллада споткнулась и упала. На её коленях выступила кровь. Это увидели дети наших соседей и разбежались, в ужасе крича, что у Эллады голубая кровь, а на следующий день пришли палачи. Я успела спрятаться в лесу, который был мне хорошо знаком. Зачем я сделала это тогда, почему не умерла со всеми? Сама не знаю… Наверное, мною двигал инстинкт самосохранения, но, не выдержав, я вернулась. За домом я случайно нашла лук и стрелы, принадлежавшие одному из моих братьев, который учил меня стрелять. Затем я подкралась ближе и увидела, как убивали Элладу. Я впервые в жизни увидела, как лишают жизни человека, и этот человек был моей сестрой! Самый близкий мне человек во Вселенной…Это был первый урок убийства, который мне преподали сами же Вампиры, и потому я их убивала только кинжалом, чаще всего их собственным. В тот момент я перестала что-либо соображать от ужаса, а мои руки сами подняли лук и выстрелили. Даже не знаю, что случилось со мной в тот момент. Я не хотела этого, это произошло машинально. Я была в шоке, но моя стрела попала в цель… Крик человека, которого я сразила, вывел меня из оцепенения и вернул в реальность. Так я убила первого своего врага. Мой страх от содеянного длился одну минуту и это был мой первый и последний страх, который я испытала при убийстве. Потом Вампиры расстреляли сына Логвина, и в то время один из них стоял очень близко ко мне спиной. Я бросилась к нему и вытащила у него пистолет, сама не знаю зачем, может для того, чтобы меня увидели и убили. Потом появился какой-то бешенный азарт, я убегала и стреляла так, как учил меня брат. Мне хотелось умереть, защищаясь, и после от Логвина, я узнала, что отправила на тот свет двоих. Видимо, сама судьба хотела сделать меня убийцей. За мной гнались, и вскоре чья-то пуля настигла меня, и я упала, почувствовав, как что-то обожгло голову, а потом скатилась в овраг, на краю которого я свалилась. Я впала в беспамятство, близкое к смерти, и это было что-то вроде перехода из одной жизни в другую. Во мне умер беззаботный ребёнок, и я очнулась уже совершенно другой, я стала убийцей и повзрослела. В меня как будто что-то вселилось…

Когда я пришла в себя, была уже ночь. Я родилась второй раз в беспросветной тьме. С тех пор я только ночью вершила свой суд над Вампирами. Я лежала в темноте и смотрела на небо, словно саваном скрытое тучами, даже звёзды не хотели смотреть на то, как родился новый убийца. Тьма никогда не порождала ничего хорошего. Когда у меня появилось достаточно сил, чтобы встать, я, пошатываясь, но, не бросая оружия, направилась обратно к дому. Там я увидела только мёртвых. Я подошла к каждому, в надежде найти хоть одного живого брата или сестру, но все были мертвы, и я сама закрыла некоторым глаза. Разве вы можете представить то, что ощущает ребёнок, бродя среди мертвецов ночью и еле держась на ногах от потери крови? Такое можно пережить только раз, и после этого готов на всё. Когда появился Логвин и, похоронив всех, уехал, я пошла искать своих соседей, разбежавшихся по лесу, но никого не нашла и возвратилась в деревню. Я решила ждать их здесь, ведь они должны были вернуться, так как в домах остались их вещи, а в сараях и на пастбищах — животные и птица. Утром все возвратились, обходя стороной мой дом, а я ждала, пока кто-нибудь сделает промах и чем-то выдаст своё причастие к убийству моей семьи. Потому что Красным Вампирам нас выдал кто-то из соседей. И это оказалось правдой. Ночью к одному из домов приехал всадник. Это был Красный Вампир. Он отдал своему осведомителю деньги за донос и отправился в обратный путь. Я кинула на крышу предателя горящий факел и побежала за всадником. Я следила за ним два дня, теряя и вновь находя его след, и одной ночью залезла к нему в дом. Той ночью разразилась страшная гроза, но человек спал беспокойно. Я обыскала его спальню, и интуиция помогла мне найти тайник. Там я обнаружила кинжал, похожий на тот, что дал мне умирающий Эдуард, и одежду, в которой обычно появлялись Красные Вампиры. Затем я убедилась, что на пальце того человека есть татуировка. Большего мне не надо было. Я тут же вынесла ему свой приговор и вонзила в сердце спящего мужчины его собственный кинжал. Кровь залила мне руки, но я не испытала ничего, кроме отвращения и какого-то дикого чувства торжества. Потом я отправилась к Логвину Пирсу. Так я, уже сознательно, убила первого Вампира, не считая тех трёх, убитых скорее случайно, чем намеренно.

— И у тебя не дрогнула рука? — спросил Артур, внимательно выслушав каждое её слово. — Ведь ты убила человека.