Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

– За то, через что ты прошла, за те годы, которые ты провела возле Саро, ты заслуживаешь такого вознаграждения.

Она говорила с редкой, искренней чувственностью о моей жизни за пределами ее дома, вдали от моментов, проведенных за ее столом. Я выпила свой кофе и посмотрела наружу через входную дверь. Прошло около минуты, прежде чем я поняла все то многообразие вещей, о которых она говорила. Затем, не теряя больше ни секунды, я схватилась за ту ниточку, которую она протянула мне в нашем разговоре.

– Я пытаюсь идти вперед всеми способами, известными мне. Воспитывая Зоэлу как можно лучше. Я стараюсь построить новую жизнь, – сказала я, чувствуя себя внезапно выставленной напоказ, словно разрезанная пополам дыня. – Я надеюсь на жизнь, которая будет для нас обеих масштабной. И мне, и Зоэле это нужно. И в любом случае у меня впереди есть еще сорок с чем-то лет. Мне бы хотелось, чтобы они были наполнены радостью.

Она пожала плечами:

– Ma come no? – Почему нет? – Она собиралась сделать очередной глоток кофе, но ее чашка была пуста, поэтому она устремила взгляд сквозь кружевные занавески ручной работы, висевшие на входе, вытерла рот салфеткой и продолжила: – Двигаться вперед не значит кого-то забыть. – Она повернулась и посмотрела на меня. – Я не знаю, понятно ли я изъясняюсь.

Я поймала ее взгляд. И задумалась, говорит ли она о том, чтобы я открыла свою жизнь для другой любви.

– Да, мне кажется, я понимаю. Мое сердце никогда не забудет, пока я буду идти вперед по этой жизни.

Она кивнула в ответ. Воздух вокруг нас был полон невысказанных слов. Она говорила мне своим способом о том, что я была известна и любима. И о том, что куда бы меня ни занесла жизнь, есть любовь, которая незыблема.

Она подняла вверх свои очки и воспользовалась той же самой салфеткой, чтобы вытереть свои глаза. Затем подвинула выпечку, булочки с абрикосами, в моем направлении.

Я понимала, что мы достигли очередного рубежа как подруги, вдовы, матери.

– Давай теперь позвоним моей кузине в Петралию. Эта вонзит в меня свои зубы, чтобы я остро чувствовала свою вину, если ты лично не скажешь ей «до свидания». Подай мне телефон.

Через пятнадцать минут я была одета и стояла возле двери. Я оставила Зоэлу, все еще спящую, чтобы прогуляться по холмам еще один, последний, раз. Я решила отправиться в то место, куда мы однажды ходили с Саро и его отцом. Я спустилась вниз по Виа Грамши и свернула влево. Позади меня звенели овечьи колокольчики – пастух гнал свое стадо на выпас в долину под городом.

Я почувствовала ветер, дующий с моря, и посмотрела в распростершееся небо. В это мгновение я не могла представить себе подарка на день рождения лучше. Я не видела неба, такого как это, в Лос-Анджелесе. Там небо воспринималось так, словно оно было куполом над городом. И в большую часть дней я торопилась вдоль по урбанизированным улицам, не имея даже причины на то, чтобы взглянуть вверх или по сторонам.

На дальнем конце сужающегося склона было наше семейное тутовое дерево. Его окружали четыре грушевых дерева, на которых росли миниатюрные зеленые груши с густым ароматом. Туда я могла прийти, чтобы сбежать ото всех.

Тишина была обеспечена.

Шелковица не разочаровала. Был конец сезона. Большая часть ягод осыпалась или была съедена птицами. Не имея лестницы, я бы не смогла достать ягоды, висевшие высоко. Поэтому я удовольствовалась теми, которые остались висеть на нижних ветках. И все, что касалось моей жизни с Саро, стремительно налетело на меня. Я вспомнила артишоки весной и соль у него под ногтями. Я грелась в этих мельчайших деталях. И вместе с этим давала терпким, сладким ягодам взрываться у меня во рту.

Затем я вернулась в город. Я отклонилась от маршрута и пошла по дороге, которая вела к маслобойне. Днем ранее я сидела с далеким кузеном Саро, Эпифанио. Он держал маслобойню, которая находилась за городом, и дал мне короткий импровизированный урок по degustazione dell’ olio di oliva – дегустации оливкового масла. Он сказал, что ключ к дегустации – в том, чтобы дать нёбу отреагировать на него, борясь с перечным травянистым привкусом и одновременно раскрывая его качество мягкости.

Вокруг маслобойни Эпифанио выращивал передающиеся по наследству разновидности мяты, шалфея и базилика – древние сорта, которые были распространены столетиями раньше, но малоизвестны нынешним сицилийцам. Все это росло с помощью природного перекрестного опыления, просвещал он меня, человек не должен был вмешиваться.

Мое внимание привлек salvia all’ ananas – ананасовый шалфей, отличавшийся от всех классических видов своей пестрой расцветкой. Живя на этой планете больше сорока лет, я даже не подозревала о существовании такого растения. Этот остров даже спустя двадцать лет продолжал показывать мне себя. Когда я растерла шалфей между ладонями, он начал источать нежный запах, напоминающий ананас. Эпифанио сказал, что я не смогу купить семена. Он размножался с помощью черенков, кусочек одного растения давал жизнь новому кустику.

Я стояла там, наслаждаясь ароматом ананаса, исходившим от моей ладони, и осознавая, что жизнь по-прежнему показывает мне свои грани, мне нужно только оставаться восприимчивой к этому.

Я побрела обратно домой, проходя мимо новых и новых участков дикого фенхеля. Я не замечала его прежде, но вот он был, с энтузиазмом растущий вдоль обочины той же самой дороги, по которой я проходила раньше, украшая собой ландшафт; белые стебли по колено и по пояс в высоту стояли, подняв вверх свои кустистые зеленые верхушки, которые казались обычному взгляду сорняками. Фенхель – это вкуснейшая вещь, которая способна произрастать среди сорняков на дороге жизни. Как говорил Саро, «он существует, чтобы заставить тебя почувствовать, что ты живешь».

Когда я пришла домой, Зоэла уже не спала и сидела за столом Нонны.

– Ciao, mammina. – Привет, маленькая мама, – сказала она с широкой улыбкой.

Каждое лето на Сицилии отмечало, как она выросла. Каждое утро она самостоятельно ходила за хлебом в булочную, училась древнему искусству приготовления свежей рикотты, резвилась в семейном саду. Сицилия стала для нее подарком, местом, где она всегда помнила своего отца. Ее независимость была поразительной, ее дружба становилась крепче, ее итальянский очаровывал. Она уже шутила на итальянском, вынуждая меня думать, что итальянская Зоэла – это альтер эго американской Зоэлы. И я любила их обеих одинаково.

Она писала почтовую открытку. Я заставляла ее делать