Все кошки смертны, или Неодолимое желание - Сергей Устинов

― Как фамилия этого человека? ― спросила Люсик.

Но я почти не слышал ее. Мои мысли целиком были заняты совсем другим: если Марта Панич убита больше двух недель назад, то кто звонил сегодня мне и Малаю? Ясно, что это ловушка, но для кого? Для него или для меня? Или для обоих?

Я рванул в прихожую, нашел в куртке мобильник, но телефон Малая не отвечал. «Перезвоните позже…» Позже, черт возьми, будет поздно!

Меня теперь тоже начинало колотить.

Как же так, как же так, вертелось назойливо в голове. Ведь Малой-Малай вел свое расследование параллельно, хотя мы и часто с ним пересекались. Кто, кто мог знать о нас обоих одновременно, да еще иметь наши телефоны, особенно Малая? Если ответить на этот вопрос, все встанет на свои места…

И тут, как бывает, когда долго и безуспешно решаешь трудную задачку, все встало на свои места абсолютно внезапно. Пазл сложился, и картинка оказалось такой простой и незатейливой, что только диву оставалось даваться, как я не распознал ее раньше… О нас с Малаем одновременно мог знать только сам Малай.

Мы часто пересекались… Как он оказался тогда у офиса «Фаруса»? Еще интереснее: волшебное спасение Прокопчика подоспевшим на мотоцикле пензенским Марло! И уж совсем чудо: Малай со своим травматическим пистолетом на 2-й Владимирской… Да, последнее: только сегодня он ломился к Люсик, которая по моей просьбе разлочивала диски!

Мобильник все еще был у меня в руках. Я набрал номер Прокопчика. Он снова ответил снулым голосом, но я не собирался давать ему и дальше спать на рабочем месте.

― Встань! ― скомандовал я. ― Быстро подойди к моему столу и…

Я на секунду задумался.

― И переверни мой телефонный аппарат.

― Чего-о? ― не понял Прокопчик.

― Посмотри, что у него на заднице, идиот! ― заорал я.

― «Жучок», ― после небольшой паузы растерянно произнес он. ― Самый обыкновенный «жучок»…

Ай да Северин, подумал я со злостью, ай да старый идиот! Сколько раз я проделывал подобные фокусы с другими ― и надо же! Купился на такую простую подставу!

Я даже отчетливо вспомнил момент, когда это произошло. «Нервы у вас. Это ребятишки с мотоциклом балуются. Как их там теперь… Байкеры…» Я отвлекся на неожиданный грохот под окном, показавшийся мне взрывом гранаты. Вот этим моментом он и воспользовался. Сам его наверняка и организовал ― Малай ведь у нас мотоциклист, не так ли?

Как профессионал я готов был даже восхититься этим фокусом. Но времени на подобные эмоции не оставалось. Никакая Марта, даже поддельная, Малаю не звонила, он снял информацию об этом с того же «жучка» в моем офисе. Значит, ловушка была рассчитана только на меня. А поехал туда Малай. Со старшим Паничем.

Я взглянул на часы: 18.40. Оставалось восемьдесят минут, а больница за городом. И телефон у Малая отключен.

Я и не заметил, что Люсик опять стоит рядом со мной, уже в который раз настойчиво задавая один и тот же вопрос:

― Как фамилия этого человека?

― Какого? ― не понял я.

Она махнула рукой в сторону комнаты с монитором.

― Там, в компьютере…

― Воробьев-Приветов, ― ответил я, не понимая ее настойчивости.

― Надо посмотреть в записной книжке отца. Нет ли его среди клиентов. Что, если это он убил дядю Вику? И папу…

― У тебя есть записная книжка отца? ― поразился я.

― В ноутбуке. Зина успел забрать его из квартиры до приезда полиции. Хочешь посмотреть?

― Еще бы!

Мы перешли в соседнюю комнату, принадлежащую Зине. И пока она извлекала отцовский ноутбук откуда-то из-за книжного шкафа, я осматривался. На стенах было много фотографий: Шахов-старший, несколько уже знакомых мне женщин, среди них Серафима и Ангелина. Множество разновозрастных фотографий Люсик и самого Зины. Почему-то Зина нередко, особенно в детстве, снимался в девчачьем обличье, например платьице с передником, а на одной фотке предстал даже с короткими косичками.

Люсик перенесла ноутбук на кухню. Быстро нашла файл «Записная книжка». Сказала очень тихо:

― Знаешь, он поставлял девочек половине города. Совсем молоденьких. ― Помолчала и добавила: ― Зина прав: это было невыносимо…

Сначала я посмотрел на букву «В». Потом на «П», но Вальки не обнаружил. Тогда я стал листать страницу за страницей. Фамилий действительно было огромное множество. Телефоны, адреса. Попадались довольно известные и даже знаменитые. Я дошел до самого конца, но безрезультатно. И уже хотел закрыть компьютер, когда меня словно по темечку шарахнуло. Последними, без всякого алфавита, стояли три фамилии с адресами. Две я бы, пожалуй, пропустил мимо глаз, но третья благодаря некоторой нестандартности запомнилась мне очень хорошо. Это был селедочный Ивасев, а с ним две другие добытые когда-то старанием Прокопчика жертвы Дамы Бланк: Саробьян и Ривкин.

Быстро просмотрев еще раз записную книжку Шахова, я всех троих нашел под соответствующими буквами алфавита. Кто и зачем собрал их в одном месте? Сам Шахов? Я быстро вошел в «Документы». Последний раз этот файл подвергался изменению пять дней назад. Это было как раз в тот день, когда Прокопчик обнаружил в Интернете информацию про новую жертву Дамы Бланк. Шахов к этому времени был давно мертв.

Как ни странно, первой опомнилась Люсик.

― Зина… ― пролепетала она за моей спиной.

Я обернулся и увидел, как по лицу ее текут крупные слезы. Пазл снова готов был сложиться. И смертным кошкам тут места не было: вывод напрашивался абсолютно железный.

― Ты не знаешь, у него есть какой-то тайник?

― В детстве мы от родителей прятали все за шторкой под ванной, ― обреченно произнесла она.

Я быстро прошел туда, присел на корточки и пошарил в указанном месте. Рука наткнулась на какую-то длинную коробку. С изумлением я извлек на свет блок сигарет «Парламент». Он был открыт. Я его перевернул. На кафельный пол вместо сигарет посыпались упаковки новеньких карточных колод. Некоторые из них были распечатаны. Я взял одну такую колоду и быстро просмотрел: не хватало дамы червей. Пролистал еще две ― то же самое. Мне было страшно поднять глаза на Люсик. Но в конце концов я выдавил из себя:

― Ты знала?

― Догадывалась… ― одними губами прошептала она. ― Но… гнала от себя…

Я вскочил на ноги. Посмотрел на часы. 19.10.

― Сейчас там, в больнице, могут убить еще двух человек.

― Я поеду с тобой, ― решительно сказала Люсик.

― С ума сошла!

Но она уже судорожно натягивала джинсы. Одевшись, вынула из своего компьютера жесткий диск и брезгливо, как дохлую крысу, двумя пальцами поднесла его мне.

― Тебе нельзя, ― не слишком уверенно возразил я, пряча диск в карман куртки. ― Если он действительно сумасшедший, то в образе Белой Дамы может быть очень опасен.

― Нет. Он мой брат. Он обожает меня и мне никогда ничего плохого не сделает. А я могу попробовать его уговорить. Зина меня послушает.

И я решил, что это тот случай, когда проще согласиться, чем терять время на споры.

31

Как мы добрались до психушки, не очень помню: в памяти не осталось, что называется, реперных точек. Я гнал «хонду» так, как она, бедняжка, наверняка не ездила ни разу в жизни. Мысли при этом крутились вокруг одного и того же стержня, как поломанная карусель, на которой осталась всего пара облезлых лошадок. Неужели Зина? И ― какой же я идиот! За всю дорогу мы с Люсик не проронили ни слова.

В самой больнице у памятных мне глухих ворот цвета сурика по-прежнему единственным украшением оставался огромный висячий замок. Но на этот раз не было радушно распахнутой калитки и небритого, слегка поддатого стража: все задраено, как на готовой к погружению подводной лодке.

― Нам дальше, ― впервые подала голос Люсик, и этот голос был сух и безжизнен, как песок на дне пересохшего арыка. ― Дядя Вика как-то возил нас на экскурсию. Еще когда строилось…

Через сто метров монастырская кирпичная кладка закончилась, сменившись знакомым мне высоким бетонным забором, крашенным свежей зеленой краской. Только теперь я знал, какое учреждение за ним находится. Вскоре показались ворота. Эти были устроены по-современному ― на кронштейнах с электрическим мотором. Но в отличие от тех, первых, настежь распахнуты. Я с ходу влетел в них. Выложенная серой плиткой дорожка очень скоро заканчивалась единственным корпусом без видимого признака окон: сплошная стена серо-синего зеркального стекла. Но к центральному входу вели обычные ступеньки, и был этот вход также гостеприимно открыт всем ветрам. Перед ним мы с Люсик синхронно остановились в нерешительности. Я прижал ее к себе и сказал:

― Я люблю тебя.

Она ничего не ответила. Только мелкая дрожь пробегала волнами у нее по телу. Я еще сильнее сжал ее в объятиях, но дрожь этим не унял. Тогда, решившись наконец отпустить ее, я первым шагнул внутрь.

Здание было устроено довольно странно. Сначала показалось, что весь первый этаж представляет собой один огромный зал: свет здесь почти не горел, только несколько дежурных светильников по дальним стенам. Но пройдя вперед почти на ощупь, я понял, что это не совсем так. Посреди зала зияла огромная, уходящая вниз ниша, окруженная металлическими перилами, возле которых мы с Люсик остановились, пытаясь разглядеть что-нибудь под нашими ногами. Света там оказалось больше, но рассеянного, будто там, внизу, царили постоянные сумерки. В них угадывались очертания неких совершенно разнородных, никак не сочетающихся между собой элементов: ведущая в никуда балюстрада, кусок рощи с похожими на настоящие деревьями, обстановка целой квартиры и даже искусственное озерцо с причаленной к берегу лодкой. Декорации, догадался я. Психо-драмо-терапия, или как там у них. Электрический свет зажегся в самом дальнем углу, и сразу же оттуда послышались громкие голоса, даже крики, грохнуло подряд три выстрела. Мы с Люсик сорвались с места и побежали вдоль перил в поисках лестницы, которая обнаружилась буквально в десяти шагах от нас. Скатились кубарем вниз и мимо балюстрад, рощ и озер устремились на источник яркого света, вокруг которого кричали и стреляли.