Американская фантастика. Том 2 - Клиффорд Саймак

— Спасибо, Эб.

— Ну, скорее.

Виккерс выжал сцепление и нажал на акселератор. Машина тронулась с места и покатилась, быстро набирая скорость. Вскоре он выехал на автостраду и повернул на запад.

Милю за милей он ехал вперед, рассекая тьму лучами фар. Он вел машину в каком-то оцепенении, потрясенный происходящим; его, Джея Виккерса, хотели линчевать соседи, и он бежал от них. Эб сказал, что кто-то подбил их на это, но он не знал кто. Зачинщик должен был ненавидеть его. Но стоило ему подумать об этом человеке, как он понял, кто это был. Он снова ощутил то же чувство страха, которое испытал при разговоре с Крофордом, когда отказался писать книгу.

— Что-то назревает, — сказал ему Гортон Фландерс, когда они стояли перед магазином новинок.

За его словами действительно что-то крылось.

Налицо были предметы первой необходимости, которые производились несуществующими фирмами. Налицо была организация бизнесменов, страшащихся какого-то неумолимого врага. Налицо был Гортон Фландерс с его непонятным фактором, удерживающим мир от войны. Налицо были фантазеры, которые бежали от повседневной реальности, забавляясь игрой в прошлое. И наконец, налицо был он сам, силою удивительных обстоятельств держащий путь на запад.

В полночь он уже знал, что делает и куда направляется.

Он держал путь туда, куда советовал ехать Гортон Фландерс. Он возвращался туда, куда поклялся никогда не возвращаться.

Он направлялся в страну своего детства.

18

Люди выглядели именно такими, какими он их себе представлял. Они сидели на ящиках перед единственным деревенским магазинчиком, жевали табак и, искоса поглядывая на него, говорили:

— Жаль твоего отца, Джей. Хороший был человек.

И еще они говорили:

— Значит, ты пишешь книги. Надо бы почитать хоть одну.

И еще они говорили:

— Ты поедешь к своему дому?

— Сегодня же, — отвечал Виккерс.

— Там все переменилось, — добавляли он. — Все стало иначе с тех пор, как там никто не живет.

— Никто не живет?

— Никто. Хозяйство захирело, — отвечали они ему. — Заработков нет. Теперь есть углеводы, многие бросили свои фермы. У одних земли отняли банки, а другие продали свои фермы почти задаром. Из полей сделали пастбища — поставили загородки и выпускают туда скот. Никто ничего не сеет. На западе закупают скотину на откорм, все лето она пасется здесь, а осенью ее забивают.

— У нашей фермы такая же судьба?

Они кивали головой.

— Уж так получилось, сынок. Парень, который купил ферму после твоего отца, так и не смог свести концы с концами. Он не был единственным. Были и другие. Ты помнишь хозяйство старика Престона?

Виккерс утвердительно кивнул.

— Его постигла та же участь. А у него было хорошее хозяйство. Одно из лучших в округе.

— Там кто-нибудь живет?

— Никого. Кто-то забил досками окна и двери. Непонятно зачем.

Из магазина вышел хозяин и присел на ступеньки.

— Где теперь живешь, Джей?

— На востоке, — ответил Виккерс.

— Надеюсь, дела идут хорошо?

— На еду хватает.

— Уже неплохо. Сегодня стыдно сетовать на жизнь тому, кто ест досыта.

— А что за машина у тебя? — спросил кто-то.

— Это новая модель, — ответил Виккерс. — Я ее только купил. Вечмобиль.

И они говорили:

— Мы никогда не слыхали о такой марке.

И они говорили:

— Она небось стоит кучу денег.

И они спрашивали:

— А сколько бензина она жрет?

Он сел в машину и поехал по пыльной захиревшей деревне со старыми автомобильными дорогами у ворот, с ее методистской церковью на холме, с ее дряхлыми жителями, с ее собаками, спящими в тени сиреневых кустов.

19

На воротах, у въезда на ферму висела цепь с висячим замком, поэтому Виккерс оставил машину на обочине шоссе и четверть мили до дома прошел пешком.

Дорога на ферму заросла травой, доходящей до колен, и лишь местами видны были следы колеи. Необработанные поля, вдоль изгородей разросшийся кустарник — истощенные постоянным возделыванием одной и той же культуры заросшие сорняками земли.

С шоссе постройки казались такими же, какими он их помнил. Они уютно жались друг к другу, скрывая в себе доброе семейное согласие, но, когда он подошел ближе, стали видны следы запустения. Двор, окружавший дом, зарос травой, сорняки скрыли цветочные клумбы, от пышных кустов роз у крыльца осталось несколько хилых веток. Сливовые деревья в углу возле изгороди совсем одичали, да и самой изгороди почти не осталось. Часть стекол была выбита скорее всего местными мальчишками. Задняя дверь оказалась открытой и хлопала на ветру.

Он продрался сквозь заросли кустарника, обошел дом, удивляясь тому, сколь живучи следы былой жизни. Он различил на задней стене дома отпечатки своих ладоней, которые оставил в свежей глине десятилетним мальчуганом; на подоконнике подвального окна виднелись царапины от поленьев, которые он сбрасывал вниз, чтобы топить старую дровяную печь. Возле дома он нашел старую ванночку, в которой его мать каждую весну высаживала настурции; ее почти съела ржавчина. На переднем дворе по-прежнему стояла рябина, он вошел в ее тень, глянул сквозь листву на небо, погладил гладкую кору ствола и вспомнил, как его, мальчишку, распирало от гордости, что он вырастил дерево, какого не было ни у одного из соседей.

Он не стал открывать дверь, было достаточно осмотреть дом снаружи. Он знал, что внутри он увидит множество навевающих печаль вещей, и дыры в стенах от крюков, на которых висели картины, и след на полу, где когда-то стояла печь, и стертые ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, которые все еще хранили следы любимых людей. Стоит ему войти в дом, как сердце его наполнится горечью при виде распахнутых шкафов и опустевших комнат.

Он обошел другие строения. Несмотря на то же запустение, они меньше будоражили его память. Птичник давно обрушился, в свинарнике дуло изо всех щелей, а в глубине сарая, где хранились машины, он нашел старую сноповязалку.

В коровнике было прохладно и темно, но он больше всего напоминал ему дом. Стойла были пусты, между балками висела паутина, в которой запутались соломинки, но до сих пор тут ощущался острый запах животных.

По приставленной доске он поднялся на чердак. Из-под ног с писком метнулись мыши. Мешки для зерна лежали стопкой, чтобы не загромождать проход, на крючке висела рваная упряжь, и тут в конце прохода он увидел предмет, который буквально приковал его к месту.

Это был детский волчок, помятый и выцветший детский волчок. Но он помнил его блестящим и ярким. Когда он пускал его, волчок со свистом крутился на полу. Он получил его в подарок на рождество. Это была его любимая игрушка.