Дождь: Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов - Мао Дунь

— Значит, я должна понести наказание за то, что не выдала полиции этого несчастного?

— Нет, нет, — возразил господин Ши, — тот человек ни при чем. Третьего дня Кэ-ван прислал в церковь письмо, в котором обвинил вас в неблагодарности и вероломстве, поскольку, как он утверждает, вы решили бросить его и выйти замуж за другого. В письме даже указано имя этого человека, время и место ваших свиданий. Он заявил, что знать вас больше не желает, и, если даже вы откажете ему в разводе, он все равно покинет дом. У Кэ-вана нашлось много сочувствующих, вот почему все наши попытки доказать обратное не увенчались успехом. Мы, разумеется, не поверили Кэ-вану, но доказательств у нас нет. И все же я берусь помочь вам, если дело дойдет до суда. Ведь в этих краях женщина лишена права выступать в суде, не то что у нас на родине. Кстати, в торговое предприятие вашего мужа вложен ваш капитал и при разводе вам причитается по крайней мере половина всего имущества… С таким, как Кэ-ван, лучше всего разойтись.

— Имущество меня сейчас не интересует, — сказала Шап-цзе, — а госпоже Ши я давно все объяснила. Только оправдываться я не стану, — с обидой в голосе продолжала она, — раз им было достаточно письма, чтобы осудить меня и отлучить от церкви!

— А подумали вы о том, почему люди одной веры по-разному отнеслись к вам?

— Почему? — взволнованно произнесла Шан-цзе. — Есть мудрая пословица: «Напьется воды корова, вода молоком обернется, змея напьется — вода ядом станет»… Я всегда старалась делать людям добро, но заставить других делать добро — не могла. Незачем обращаться в суд за разводом. Ведь наш брак не был официально зарегистрирован. Я и так могу уйти, раз он не желает меня видеть. Имущество мне не нужно, без него легче жить. Так что делить нам нечего. В свое время он сделал мне много хорошего. Пусть все остается ему.

— Как же вы будете растить дочь, если лишитесь средств к существованию?

— У меня есть немного денег, — тихо ответила Шан-цзе, — их, разумеется, не хватит и на год, но я найду выход. А дочь… — Шан-цзе подумала и продолжала: — Пусть он поступит с ней, как сочтет нужным. Захочет у себя оставить, я уйду одна.

Супруги знали Шан-цзе: уж если она что-нибудь решила, советов слушать не станет. Превыше всего она ставила свои религиозные убеждения, держалась всегда спокойно, даже несколько строго и часто вызывала восхищение своими поступками.

Господин Ши был уверен, что Шан-цзе и одна сумеет прожить. Выслушав ее, он ничего не сказал, лишь нахмурился. Вот уже третью неделю жена его строила всевозможные планы, придумывая, как бы помочь Шан-цзе. У супругов была вилла на берегу моря, и сегодня наконец госпожа Ши решилась пригласить к ним Шан-цзе.

— Милая, почему бы вам не поехать к нам? Отдохнете несколько месяцев, а там видно будет. Это, разумеется, не самый лучший выход, но в нынешнем вашем состоянии вряд ли вы сможете приняться за какую-либо работу.

— Неплохо придумано, — заметил господин Ши, — только добираться долго, целых два дня плыть морем. Нам с тобой не привыкать, а Шан-цзе одну отпускать не стоит. Ты тоже поезжай, чтобы она не скучала в пути.

Шан-цзе с радостью приняла приглашение, только отговорила госпожу Ши ее сопровождать. Ей не хотелось никого беспокоить.

— У вас и так много дел, а я привыкла к одиночеству и доберусь одна. Спасибо за участие. Нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность, хотя бы тысячную долю того, что я чувствую. Но придется мне потревожить вас еще одной просьбой, господин Ши. Узнайте, как он намерен поступить с дочерью; как только вопрос решится, я отправлюсь в путь.

Шан-цзе выбрала розу покрасивее и отдала ее господину Ши, который посидел еще немного и стал прощаться, чтобы не мешкая отправиться к Кэ-вану.

Вилла господина Ши была расположена в уединенном я очень красивом местечке на западном побережье Малайского полуострова, где жили в основном искатели жемчуга. Шан-цзе поселилась в домике на самом берегу, в пальмовой роще.

Из открытых дверей ей был виден позолоченный солнцем маяк, сверкающие серебром волны и на волнах лодки.

Наблюдая жизнь этих людей, Шан-цзе о многом размышляла. Человек как искатель жемчуга, он не знает, что его ждет. Ведь искатели тоже не знают, найдут ли они жемчуг, когда, рискуя изо дня в день жизнью, выходят в открытое море. Но Шан-цзе не пала духом, напротив. Она сама к чему-то стремилась, чего-то искала, не зная, что ждет ее в будущем. Муж разлучил ее с дочерью, и чтобы девочка не забыла ее, Шан-цзе каждый месяц тайком посылала Пэй-хэ подарок. Она поступила секретаршей в фирму, торгующую жемчугом, и теперь могла жить совершенно независимо.

Люди ее круга, жившие по соседству, относились к ней с презрением, как к брошенной жене, и Шан-цзе предпочла им общество искателей жемчуга. Случалось, что мужчины открывали ей свои чувства, но встречали такую строгость и сдержанность, что невольно прониклись к ней уважением, как к доброй советчице.

Уже три года жила Шан-цзе вдали от родных мест. В свободное время обучала своих новых друзей английскому языку, молитвам и многому другому.

Она была вполне довольна своей жизнью, даже считала себя счастливой, но чего-то ей все же недоставало: положения в обществе она не достигла, семейная жизнь тоже не удалась. И Шан-цзе порой становилось как-то не по себе. А приходившие регулярно письма госпожи Ши бередили душевные раны.

С мыслями о прошлом Шан-цзе отправлялась в рощу, где каждая букашка ее спрашивала: «Помнит ли мать свое дитя?» В каждом звуке Шан-цзе чудился голос дочери. Все, что она видела, все, что слышала, неизменно напоминало ей о доме.

Иногда Шан-цзе устраивалась под деревом и подолгу глядела на волны, которые медленно катились к берегу. Ей казалось, будто по волнам весело бежит Пэй-хэ…

Как-то раз Шан-нзе принесла с собой на берег фотографию дочери, которую прислала ей госпожа Ши. Шан-цзе