Камрань, или Последний 'Фокстрот' - Юрий Николаевич Крутских

В этот день у матроса Денисова появилось ещё несколько поводов вспомнить деда-фронтовика. В первый раз это произошло, когда вместе с Грибовым он сидел, согнувшись в три погибели, в трюме центрального поста, шприцевал и разрабатывал вручную закисший кингстон цистерны главного балласта; во второй – когда, стоя на карачках в узком аппендиксе, зачищал под ветошь трюм седьмого отсека. В обоих случаях было невыносимо жарко, тесно и темно почти как в танке. Невероятно, но Ване даже удалось поспать! Закончив уборку в трюме, он залез в фекальную цистерну, которую до блеска зачистил и покрасил вчера. Краска высохла, и там уже не так плохо пахло. Свернувшись калачиком, Ваня минут двадцать сладко прикемарил. Как Штирлиц, он проснулся в строго намеченное время. Должен сказать, что Ваня вовремя это сделал: проспи он ещё хотя бы двадцать минут – и мог бы никогда не проснуться. Хоть краска и высохла, дышать в замкнутом объёме было уже совсем нечем.

Вечером старшина первой статьи Грибов, отбив Ваню у хищных «годков», желающих куда-нибудь припахать бесхозного «карася», посадил его в Ленинской комнате и устроил строгую экзаменацию. Недоверчиво поглядывая на тщедушного бойца с ввалившимися поблёкшими глазами, он нарисовал ему принципиальную схему системы погружения-всплытия подводной лодки, объяснил, что к чему, и через десять минут, отобрав листок, потребовал нарисовать самому. Ваня повторил почти без ошибок. Следующие системы – осушения и аварийного продувания – Ваня также повторил достаточно близко к оригиналу. Грибов с облегчением выдохнул: «карась» попался сообразительный, и дембелю, похоже, ничего не угрожало. Больше до отбоя Ваню никто не трогал. За оставшиеся два часа он тридцать пять раз прочитал свою персональную книжку «Боевой номер» и потом близко к тексту пересказал Грибову. Старшина остался доволен.

Сдав экзамен, Ваня тут же отправился спать и, едва коснувшись щекой подушки, мгновенно, как по команде «срочное погружение», провалился в бездну. Но и этой ночью ему не удалось проспать положенные семь часов, хотя в данном случае никто ему в том и не препятствовал. На этот раз Ване не снились ни пальмы, ни мулатки, ни всякая экзотическо-эротическая дребедень, а снились вещи вполне конкретные: клапана, задвижки, колонки аварийного продувания, кингстоны и редукторы ВВД. Под утро приснился главный осушительный насос, сокращённо ГОН. Причём насос оказался говорящим и предстал в виде небритого пьяного сантехника, который постоянно козырял имеющимся в его названии словом «главный». Перемежая речь известными лексическими оборотами, главный насос поведал Ване, что старшина первой статьи Грибов и он, матрос Денисов – муд@ки, потому как, расхаживая вчера краны и маховики в трюме центрального поста, они не закрыли отливной кингстон, и если корабль сейчас утонет, то это будет целиком их вина. ГОН также добавил, что они, как вредители и враги народа, могут уже готовить тачки и сухари, а пароход с многообещающим названием «Колыма» ждёт их давно на третьем пирсе... Тут ГОН по-старчески закашлялся и ровно одиннадцать с половиной минут ругался матом.

Ваня проснулся в панике и в холодном поту. Плохо ещё соображая, что делает, полез с койки будить Грибова. Сползая со второго яруса, он снова наступил Павликову на голову. Окончательно придя в себя, Ваня изготовился было опять получать по морде, но Павликов не проснулся.

Уже найдя в темноте койку Грибова, Ваня вспомнил, что главный осушительный насос они вчера не запускали, а следовательно, не трогали и отливной кингстон. А если бы даже трогали и забыли закрыть, то есть другой, дублирующий кран, который не даст отсеку заполниться водой. Кроме того, на подводной лодке находится вахта, которая всю ночь бдит и для того, собственно, и существует, чтобы в отсутствие экипажа с кораблём ничего не произошло. Таким образом, ГОН с перепою просто «гнал», а тревога оказалась ложной.

В полумраке, при рассеянном свете Луны Ваня смотрел на безмятежно спящего Грибова. Он с ужасом представил себе, что могло бы произойти, разбуди он его сейчас и начни объяснять свои бредни. Заботливо поправив простыню и отогнав зудящего комара от лица любимого начальника, Ваня на цыпочках отошёл и тихо-тихо вскарабкался на свою койку. Пьяный сантехник ему больше не снился. На этот раз снились замполит, материалы двадцать седьмого съезда и июльского пленума КПСС, конспект работы М. С. Горбачёва «Перестройка и новое мы́шление», а в перерывах между ними снились – матрос Павликов с раздавленной всмятку головой и Тяпкин, нудно выговаривающий за то, что Ваня долго ходил за «покурить».

Утром на занятиях по специальности матрос Денисов порадовал Арнольда Кузьмича блестящими знаниями устройства корабля. Ваня без труда нарисовал принципиальные схемы основных его систем и бодро, без единой запинки оттараторил книжку «Боевой номер». Будучи смышленым и не лентяем, он в последующую неделю сдал все положенные зачёты и получил допуск к самостоятельному несению вахты. Нельзя сказать, что Ваню сразу же перестали шпынять, но отношение к нему изменилось.

Через неделю лодка ушла в море. И хотя жилищные условия там были невообразимо хуже, а жара невыносимее, жить Ивану Денисову стало намного легче.

Глава 44 Зловещие мертвецы, или Посмертные злоключения Кулькова

Под утро мне опять приснился Кульков. На этот раз он был ещё живой и явно не собирался умирать. Правда, он лежал на больничной койке подключённый к капельнице и к каким-то мудрёным приборам, но на щеках играл румянец и вид был вполне здоровый.

– Непорядок, – подумал я, – завтра хоронить, а он тут цветёт и пахнет… того и гляди оклемается. Старпом же сказал: если сбежит, меня закапывать будут…

Оказаться в могиле вместо Кулькова как-то не очень хотелось, поэтому я судорожно стал соображать, как надёжно, а главное – гарантированно лишить Кулькова жизни. Самым простым было треснуть чем-нибудь по голове и решить вопрос уже окончательно. Я огляделся в поисках подходящего предмета. Взгляд остановился на массивной стойке для капельниц. Подняв глаза, я обнаружил, что в держателе для лекарств была установлена бутылка водки «Столичная» горлышком вниз, и по трубке истекала Кулькову прямо в рот.

– Эге! Хорошо устроился! – проговорил я, почёсывая в недоумении затылок. И дальше, сардонически улыбаясь и потирая руки:

– Ну-ка, ручеёк-то тебе сейчас перекрою…

Я решительно передавил трубку капельницы и повыдёргивал из розеток все мудрёные приборы. В наступившей тишине мне показалось, что кто-то произнёс слово «муд@к».

– Стараешься тут для них, ночей не спишь… а никакой благодарности! – пробормотал я разочарованно и, чтобы не пропадало