Хочешь мира… - Игорь Леонидович Гринчевский

Главным же для меня была Россия. И здесь я попробовал сравнить показатели 1897 года, когда меня почти без спроса приволокли в Одессу, и, так сказать, текущего момента. Хотя данные были разнородными, какие-то показатели плановые на 1913 год, какие-то — факт на конец предыдущего года.

Но всё равно, разница между «было» и стало' впечатляла! Численность населения согласно переписи 1897 года — 125,7 миллиона человек. А сейчас — всего полутора миллионов до 180 не хватает. Почти в полтора раза. А с бюджетом ещё круче получилось, было 1,3 миллиарда рублей, а стало — четыре с половиной! Почти в три с половиной раза! Эх, как же обидно мне было, что я не мог вычислить «свой» вклад в этот рост. Ну не помнил я тех данных, хоть не раз их слышал с экранов телевизоров от страдальцев по «России, которую мы потеряли»[148], что развитие до Первой Мировой шло просто бешеными темпами.

С другой стороны их противники столь же яростно доказывали, что все рассказы о процветании царской России — сплошное враньё. Я тут уже прилично пожил, и понял, что в чём-то правы были обе стороны.

Вот и хотелось, чисто для себя оценить собственное влияние. В том, что оно было, можно было не сомневаться. Хотя бы предотвращение эпидемий холеры и тифа в армиях стран Балканского Союза — точно без меня не обошлось. Они ведь почти начались, несмотря на то, что наш Холдинг оплатил дорогу сотням медиков-добровольцев и поставлял хлорку и карболку сотнями тонн[149].

Наша борьба за влияние на прогрессистскую партию напоминала карточную игру, обе стороны выкладывали всё новые козыри и увеличивали ставки. Мы всё активнее вербовали промышленников, имевших своих людей в руководстве, и привлекали на свою сторону уважаемых ученых и инженеров. А главное — мы открывали по всей Империи всё новые и новые Дружины Прогрессоров и Пионеров Прогресса. Кто-то хмыкнет недоумённо, но это от недомыслия. Помните, что мне Генри говорил, цитируя Писание? «Где сокровища ваши, там и сердце ваше!»

Сердца большинства матерей и многих отцов отданы их детям. И потому вступление в дружину ребенка не так уж редко приводило и к появлению нового активного союзника из числа родителей или даже дедушек-бабушек. А со временем союзник мог и членом партии стать.

Но и противники всемерно консолидировали наших недоброжелателей, завистников и просто конкурентов. Так что на какое-то время мы достигли равновесия.

Именно поэтому я страстно ожидал окончания Балканской войны. Нашей фракции не хватало харизматичного вождя. И Семецкий как первый в мире лётчик и герой войны годился на эту роль, как никто другой! И вот, в марте наконец-то начался штурм Адрианополя[150]…'

Людвигсхафен-ам-Райн, штаб-квартира химического концерна« Бадише анилин унд зода-фабрик»,

1 апреля 1913 года, вторник

Генрих фон Брунк, Председатель Наблюдательного Совета концерна «Бадише анилин унд зода фабрик» начал достаточно вежливо:

— Герр майор, позвольте представить вам двух наших лучших химиков — герры Фриц Бош и Карл Габер. Это лучшие эксперты в нашей стране. Господа, позвольте представить вам майора Рейхсхеера[151] Ганса Шредера.

Присутствующие обменялись кивками.

— Герр майор, мы внимательно слушаем ваш вопрос.

— Войны между Турцией и Италией, а затем — и странами Балканского Союза представляют для нас большой интерес. Поэтому мы наблюдаем за ней со всех сторон. Турки и итальяцы приняли наших военныых наблюдателей. А в болгарской армии есть немало немцев, не забывших фатерланд.

— Это понятно, учитывая, кто у них король! — понимающе заметил фон Брунк.

— Но успех штурма Адрианополя задал нам ту ещё загадку. Его нельзя объяснить только активным применением авиации и бронеавтомобилей.

— В газетах писали, что немалый вклад был от ударного добровольческого батальона герра Семецкого! — отозвался Бош. — Они применяли в огромных количествах миномёты, ручные и винтовочные гранаты, а также носимые пулемёты. Может, в этом и кроется разгадка?

— Нет! — отрезал майор. — Фактор миномётов и гранат мы учли полностью. А эффективность носимых пулемётов сильно преувеличена газетчиками. Это всё русское оружейное лобби, господа. Они пытаются всучить эти свои «натахи» кому только могут. Но даже итальянцы купили эти лёгкие пулемёты и карабины под тот же патрон только для нужд карабинеров. То есть, для полицейских функций. Помимо них покупают только китайцы и мексиканские повстанцы. Нет, господа, секрет этой победы кроется в другом. У сербов невесть откуда резко выросло производство тротила.

— И что же в этом вас удивило?

— Мощность их химических производств позволяла такое увеличение, — нехотя признал Шредер, — но нам совершенно непонятно, откуда они взяли столько толуола?

— На этот вопрос мы вам легко ответим! — криво улыбнулся Фриц Габер. — Это один из трюков Воронцова, с которым мы как раз недавно разобрались. С началом войны сербы объявили «Патриотический алкогольный займ». Собирали у крестьян так называемый «шмурдяк», то есть низкокачественный алкоголь с большим количеством сивушных масел. Из него выделяли и получали бутанол.

— Простите, я достаточно глубоко изучал химию, но с вами мне не сравниться. Пока что я не понял, к чему вы ведёте.

— Воронцов построил для сербов несколько цехов по производству ацетона. Загоняешь обычный спирт и на выходе имеешь ацетон. Оказалось, что если вместо обычного спирта подавать тот самый бутанол, увеличить температуру в аппаратах и заменить катализатор, вместо ацетона получится бутирон. Посмотрите, — тут он стал писать на листочке реакцию, из бутирона легко можно получить гептен. Ну а из гептена Воронцов умеет получать толуол.

— Только он?

— Пока что — да. Как и бутирон из бутанола. Поэтому мы прекрасно понимаем, из какого сырья сербы получили дополнительную взрывчатку. Но увы, мы не способны повторить этот процесс.

— Пока не способны! — веско уточнил председатель Наблюдательного Совета. — Только пока! Дайте нам время, и мы во всём разберёмся!

— Увы, но как раз времени у нас нет. Нам нужно срочно как-то помочь туркам. Иначе есть риск чрезмерного усиления России. Желательно получить оружие, способное прорвать оборонительную, построенную болгарами на Чаталджанских высотах. Может быть, какие-нибудь химические снаряды?

— Во-первых, их применение запрещено Гаагской декларацией от 1899 года! — быстро ответил Габер. — Во-вторых, быстро не удастся произвести их в достаточном количестве, мы считали. И в-третьих, выливные баллоны не запрещены, они гораздо эффективнее и имеются в избыточных количествах на складах