Короленко - Георгий Миронов

— А я заявляю, что оправдательный приговор последовал после двух обвинений, — вскакивает гражданский истец, черносотенец Замысловский.

Короленко ждал этого. Ведь оба процесса близки друг другу, обвинения родственны. Недаром обвинитель вотяков Раевский начал свою речь на первом процессе категорическим заявлением: «Известно, что евреи употребляют христианскую кровь для пасхальных опресноков». «Известно и должно быть занесено в учебники, что мултанские вотяки принесли в жертву человека», — не менее категорически заявляют обвинители Бейлиса.

Короленко отдал в «Киевскую мысль» большую статью «Бейлис и мултанцы». Дела эти, доказывал писатель, сходны и серьезным заболеванием самого правосудия, отчасти близким к криминалу, и снисходительностью судей к «благонадежным свидетелям» уголовного типа, и непомерным влиянием на суд прокуратуры, а главное — преследованием невиновных.

Статья произвела очень сильное впечатление. Но главный свой козырь Короленко приберег под конец процесса. Вот уже несколько дней защитники, журналисты, публика, с надеждой поглядывавшие на Короленко в кромешном аду неправедного суда, перестали видеть его большую голову в полуседых кудрявых волосах. Писатель исчез. Шли 30, 31, 32-й дни процесса. Кончились прения сторон. «Где же Короленко?»

27 и 28 октября в утренних газетах напечатаны две статьи писателя «Господа присяжные заседатели».

Газеты со статьями шли нарасхват.

Короленко, появившийся снова в зале, объяснил друзьям, что эти дни он изучал списки присяжных по другим отделениям суда и пришел к выводу, что состав присяжных подобран искусственно: в их число вошли серые, малообразованные люди — крестьяне, чиновники, мещане. В огромном Киеве с университетом, театрами, газетами, массой интеллигенции среди присяжных столь громкого процесса не оказалось ни одного образованного человека… Обнародовав эти факты, писатель-демократ все же верил, что даже фальсификация не поможет обвинению.

«Я лично не теряю надежды, — заканчивал Короленко вторую статью, — что луч народного здравого смысла и народной совести пробьется даже сквозь эти туманы, так густо затянувшие в данную минуту горизонт русского правосудия».

Насколько прав был Короленко в своем анализе вопроса о составе присяжных, стало известно позднее: пятеро из двенадцати, в том числе старшина присяжных, оказались членами черносотенных союзов.

Приговор был вынесен вечером 28 октября. В городе готовился погром — черносотенцы были уверены, что Бейлиса «закатают».

Присяжные ушли в свою комнату.

Напряжение на процессе и в городе достигло предела.

Что-то будет?! Время близится к шести часам.

Но вот выходят присяжные — с оправдательным приговором. Буря ликований. Мчатся сломя голову репортеры с криками: «Оправдан! Оправдан!»

Никого не интересуют подробности. Никто не хочет знать, что по предварительному подсчету семеро присяжных высказались за осуждение. Но когда торжествующий старшина присяжных Мельников приступил к окончательному голосованию, один из крестьян поднялся, повернулся к иконе, широко перекрестился:

— Нет, не хочу брать греха на душу: не виновен!..

На улицах толпы радостных киевлян: русских, украинцев, евреев — все поздравляют друг друга. Короленко узнают и устраивают ему бурную овацию. Тревожно свистят перепуганные городовые. Короленко напрасно пытается успокоить людей, запрудивших до краев улицу.

В номере к писателю подходит слегка подвыпивший на радостях Елпатьевский, присутствовавший на процессе в качестве журналиста, обнимает, заглядывает в глаза:

— А все-таки, Владимир Галактионович, русский народ — очень справедливый народ!..

Короленко с этим вполне согласен.

Через несколько дней в газетах появляется официальное сообщение, что против писателя Короленко возбуждено дело по обвинению его в распространении ложных сведений, возбуждающих вражду против правительства. Но какой это пустяк по сравнению с магическим словом «оправдан»!

Со здоровьем становилось все хуже. Врачи давно настоятельно рекомендовали лечение вдали от источников треволнений. В январе 1914 года Владимир Галактионович с женою и старшей дочерью выехал за границу, чтобы полечиться и повидаться с Натальей, незадолго перед тем вышедшей в Тулузе замуж за русского политического эмигранта К. И. Ляховича.

XII. ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИИ

Нам слышны громы, то — вековыеУстои рушатся в провалы;Над снежной ширью былой РоссииРассвет сияет небывалый.

Франция, Россия, Европа воюют…

Наташа с мужем жила в предместье Тулузы Ларденне, населенном виноградарями. Ляхович слушал лекции в университете. Наташа ждала ребенка.

Через две недели все уехали в Ривьеру. Владимиру Галактионовичу предстояла большая работа по подготовке полного собрания сочинений — у него был договор с издательством А. Ф. Маркса. Некоторые из ранее написанных вещей не удовлетворяли писателя, он перерабатывал их и часто довольно основательно шлифовал, делал значительные дополнения.

В Ривьере, в местечке Болье, прожили два с половиной месяца. За это время Короленко лишь один раз позволил себе на неделю оторваться от работы. Он посетил П. А. Кропоткина и Г. В. Плеханова. Семидесятидвухлетний Петр Алексеевич жил на чужбине (страшно подумать!) уже тридцать восемь лет, и когда Короленко рассказывал изгнаннику о милой и недоступной для него России, он и сам волновался не меньше его.

Из Бордигеры, от Кропоткина Короленко поехал в Сан-Ремо, к Плеханову. Георгий Валентинович и Розалия Марковна тепло приняли гостя. Беседовали о России и Европе, о неотвратимо надвигающейся военной туче. В последних числах апреля, перед отъездом, Короленко посетил Плехановых еще раз.

5 июля Наташа родила ребенка, Владимир Галактионович стал дедушкой маленькой «француженки» Сонюшки.

Пришло известие, что в далеком, малоизвестном Сараево сербский гимназист Гаврила Принцип удачным выстрелом наповал сразил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Это стало началом вселенской трагедии. Оказалось, что старая Европа, привычно болтающая о миролюбии, уже до зубов вооружена, и все хотят воевать — Германия, Франция, Австро-Венгрия, Россия, Англия… Сараевский выстрел раздался кстати… Не прошло и двух недель со дня рождения Сонюшки, как над ней и над миллионами других детей забушевала кроваво-аспидной тучей мировая война.