Смерть старого мира. Том 1. Том 2 - Весёлый демиург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его представлении существо перед ним не достойно существования. Оно брак, мерзкий паразит-неудачник, который вместо становления богом превратил себя в жалкую вечно гниющую заразу. И поэтому данный убогий индивид не может сказать ничего полезного и путного, говорить и слушать его можно только для того чтобы потянуть время и то если это не отвлекает от подготовки. Огнев же явно отвлекался на данное убожество из-за чего замедлил плетение своего заклинания.
Иванов открыл ещё один портал в котором простенькие големы ждали приказа открыть огонь. Им даже не нужно было наводиться, вычислительных способностей Иванова с лихвой хватало на открытие порталов на нужном расстоянии и под правильным углом. Верховного буквально заливали снарядами со стихиями огня, ветра и земли. Огонь наносил основной урон, ветер его усиливал в разы, а земля присутствовала в виде ядовитой шрапнели что застревала в организме цели и постоянно отравляла и ослабляла тот. К несчастию много подобных ракет сделать не удалось, слишком уж трудоёмкий процесс, даже когда над ним работает один человек в десятке тел, а, следовательно, с ужасающей синхронностью и эффективностью.
И вот когда ракеты и снаряды кончились Верховный, представляющий из себя подобие сыра, занёс руку и атаковал Иванова, но тот уже телепортировался подальше от места удара. И не зря, место удара буквально взорвалось гнилью. Это был натуральный объёмный взрыв, когда масса вещества резко увеличивается и вытесняет собой окружающую массу создавая кинетический взрыв. Обычно данный трюк физики используют в бомбах, но тут использовали в простом физическом ударе. Как итог каждый удар сопровождался натуральными волнами из гнили и паразитов, каждый из которых был носителем страшной заразы. Иванову приходилось скакать зайчиком вокруг исполинской туши, всего за десять секунд вся площадь, на которой они сражались, была залита гнилью в которых копошились твари, одна страшнее другой. Удары же Верховного становились всё быстрее, почти сразу же начав прорывать звуковой барьер. В итоге Иванову пришлось переместиться в воздух, а в нём он куда медленнее. Но тут подключился Огнев.
Будучи Вестником войны Огнев был продвинутым берсерком, как считали недалёкие умы. Но на самом деле он был в своей сути зачатком бога войны. В его арсенале было мало атак, особенно дистанционных, и Огнев, будучи умным человеком, понимающим что ситуация в бою может быть любой, даже самой бредовой, когда для победы нужно выкатить хер и крутить им как пропеллером, искал способ увеличения своего арсенала. И нашёл его в объединении его со льдом. Сотни длинных шилоподобных кристаллов из красного льда что будто пылали кровавым огнём появились за спиной Огнева. Его глаза стали источать такое же пламя, по венам начала струиться энергия войны, усиливая плоть, делая её совершеннее, а татуировка стала расти и прокрывать всю кожу, окрашивая её в красный. Мысль Вестника войны и сотни кристаллов красного льда устремляются в гигантскую тушу чтобы проникнуть внутрь неё, скрывшись от глаз. И уже там взорваться, разрывая Верховного на десятки тысяч кусочков гнилого мяса. В эту атаку Огнев вложил всё, что их по сути и спасло.
Иванов, будучи по своей сути перестраховщиком и параноиком, пусть и умеющим рисковать, вложился бы в один единственный удар только после того как перепробовал бы все заготовленные им на этот бой козыри. Но было бы уже поздно. Откуда было знать бывшему простому человеку, пусть и гениальному, что чем дольше божество находиться в аватаре, тем больше оно может проводить своей божественной мощи? Ниоткуда, иначе бы он очень сильно удивился, узнав, что сражался с тварью способной убить его за один удар, которая и процента своих сил не использовала. Зато об этом знал Огнев как будущий бог и вложился в один единственный удар, чем спас и себя и Иванов, ведь божество бы увидело связь мага с источником и просто бы отравило его душу. И тогда даже перерождения тому было бы не видать, пока не залечил бы раны в потоке душ.
Так и закончился главный бой для всех жителей Москвы, да и, пожалуй, человечества. Один, но далеко не единственный, ведь подобные бои шли по всему миру.
* * *
Выпив очередное зелье для восстановления жизненных сил и ускорения регенерации плоти почувствовал солоноватый привкус металла во рту. Печень уже не справляется, даже после модернизации.
Удар, который прикончил эту тварь был неожиданным, невероятно мощным и неоправданно рисковым. Та мешанина энергий, которая была составляющей той атаки была настолько губительной что мой организм стал буквально рассыпаться на клеточном уровне. Хотя меня задело лишь краем, даже не атаки, а остаточными флуктуациями энергетического спектра, всё равно что жаром от костра бы обдало. И такие повреждения, просто невероятно. Но эта атака выжала из Огнева все ресурсы, он и на ногах то стоит больше из-за упрямства и поддержки своего костюма, и для чего нужен был такой риск я не понимаю. Мы не использовали и половину козырей. Те же истребители с ракетами начинёнными ядрёной смесью Света и Тьмы так и остались на базе.
— Зачем? Зачем было это безрассудство? — Пока клетки регенерировали, отмирали и перерабатывались на новые, решил уточнить. И в зависимости от ответа будем решать, останется ли нынешний глава армейцев в сём бренном мире. Яды ещё никто не отменял.
— Чем дольше… эта тварь была в материальном мире… тем сильнее бы она стала. — Видимо что-то поняв по взгляду ответил Огнев. Или поставив себя на моё место, когда союзник, с которым не один час обсуждал будущую стратегию боя, разрабатывал уловки и хитрости, готовил козыри, просто берёт и сливает всё это в унитаз, попутно чуть не убив.
— Что-то я не заметил этого. Да, скачок силы был, но не сказать, что значимый, а об увеличении и говорить не стоит.
— Ты просто не знаешь. — Покачал тот головой. — Это был уже не спятивший религиозный фанатик с прогнившими мозгами. Это был натуральный бог, занявший тело своего слуги. И чем дольше он бы был здесь, тем больше смог бы использовать уже своих собственных сил против нас. А против бога мы ничто. — Он поднёс руку к глазам и сжал её. — Сейчас ничто.
— Ладно, я тебе поверю, но позже ты расскажешь