Нить неизбежности - Сергей Юрьев

— А мне её вовсе не жалко! Пусть какой-нибудь урод ей любуется, а меня на неё смотреть и не тянет вовсе. Стоп! — Она вдруг замерла, напряжённо сжав губы. — А в эту картину тоже можно войти?

— Здесь всё можно.

— Значит, она, которая там, тоже живая, и её можно целовать, любить и так далее?

— Это ты! — поспешно отозвался Патрик. — Если мы туда войдём, там никого не будет, кроме тебя.

— Нет, нет — это Жива. Она, правда, похожа на меня, но это Жива. Патрик, хороший мой, давай не будем туда ходить. Давай просто смотреть.

— Давай.

Миры Свена Самборга.

Маруся была из Гардарики, поэтому она всё время любила пить водку. Вот и теперь она держала в руке бутылку и пила из горлышка большими глотками. Свен попытался обнять её за талию, но рука прошла сквозь плоское глянцевое изображение на фоне неподвижных ядовито-зелёных кустов.

— Какая ты недотрога, — возмутился Свен, ткнув пальцем ей под рёбра, но тоже ничего не нащупал.

— А ты в неё стрельни, — посоветовал Бой Гробер, человек без лица и с расплывчатой фигурой цвета хаки.

Свен схватил пулемёт, лежавший у красивых ног Маруси. Оружие было настоящим, пахнущим пороховой гарью от недавней стрельбы. Он упёр ствол в её красивый пупок и положил палец на спусковой крючок.

— Верни пушку на место, придурок, — потребовала Маруся, сделав очередной глоток. — Шутить в морге будешь, — сказали её красивые губы.

— Ребята, давайте жить дружно, — предложил человек без лица, и Свен нажал на курок, потому что Маруся его достала.

Пули прошили её насквозь, и неподвижные ядовито-зелёные кусты начали виднеться сквозь брешь в красивом животе.

— Сволочь ты всё-таки, — заметила Маруся, в упор глядя на Свена. — С тех пор, как ты припёрся, жить стало хреново. И пулемёт заедать начал.

Рваная рана на её красивом теле затянулась, но остался некрасивый рубец.

— Кажется, у нас проблемы, — сообщил Бой Гробер, глядя сквозь Свена на просеку — там со страшным рёвом двигался танк, на броне которого сидело семнадцать черномазых партизан.

— Это у них проблемы, — привычно сказала Маруся, и бутылка в её руке превратилась в противотанковую гранату, которую она тут же небрежно метнула в наступающего противника.

Граната, пролетев полтораста метров, поразила цель, от танка отлетела башня, и двое уцелевших партизан, отстреливаясь, исчезли в кустах, которые при этом не шелохнулись.

Бой Гробер бросился в погоню и растворился в воздухе.

— Ну давай, только быстро, — потребовала Маруся, разрывая на себе футболку цвета хаки, грудь её стала выпуклой и трепетно задрожала.

Свен метнулся к ней, на ходу расстёгивая брючный ремень, но когда он навалился на неё всем телом, красочный плакат, на котором, расставив красивые ноги, сидела красивая Маруся, прорвался насквозь, и там, где он оказался, всё пространство было заполнено фарфоровыми вазами, которые покрывались трещинами и осыпались звенящим дождём.

— Помоги! — рявкнул на него неизвестно откуда взявшийся Харитон, несущий на фарфоровом подносе столовый сервиз на тридцать шесть персон. — Помоги. Хоть что-то отсюда вынести надо.

— Позорный волк тебе помогать! — огрызнулся Свен и ударом ноги разнёс вдребезги поднос со всем содержимым. Его давно уже не покидало смутное чувство, что Харитон его подставил, но теперь, после нескольких дней общения с Марусей и безликим Гробером, он почему-то был рад видеть эту небритую, слегка обрюзгшую рожу. И поднос он разбил вовсе не со зла, а лишь потому, что видел — лишний груз только мешает старому приятелю добраться до безопасного места.

Над их головами треснуло фарфоровое небо, расписанное причудливым орнаментом, и несколько девиц с фарфоровыми телами, чем-то неуловимо напоминающих Марусю, рассыпались в мелкую пыль.

— Давай-ка — дёру отсюда! — крикнул Харитон и первым помчался вниз по склону, огибая наросты застывшей лавы, от которых ещё тянуло жаром.

Свен бросился за ним, и они бежали долго — до тех пор, пока не вломились в низкорослые кусты, из-за которых доносился шум набегающих на берег волн. Харитон, с опаской оглянувшись на вершину Скво-Куксо, окутанную дымом, без сил повалился на землю, и Свен, ещё не вполне понимая, что происходит, присел рядом.

— Ты мне сказать, что здесь было случиться? — спросил он, слегка отдышавшись.

— Что случиться, что случиться, — передразнил его Харитон. — Ничего не случиться. Старуха, наверное, сдохла — вот что! Как я раньше не врубился! Давай-ка по быстрому к Чаше, а то чего доброго опоздаем, и всё наследство без нас поделят.

14 октября, 10 ч. 45 мин., о. Сето-Мегеро, восточное побережье.

Он не удивился тому, что сон о солнечном береге вернулся так внезапно — не потому, что утратил способность удивляться, а потому, что ему было всё равно. К тому же здесь, в этом сне, не надо было бороться с холодом, который по ночам заползал под мост Герцога де Лакри, когда угасал чахлый костерок. И ещё одна радость заставила его забыть о том, что старьёвщик Жур обещал ему сотню сестерций — нашёлся башмак, без которого он чувствовал себя как-то неуютно.

Лилль так увлёкся распутыванием шнурков, что не сразу заметил, как на него упала чья-то тень. А когда заметил, не сразу оглянулся — беспокоиться было не о чем, в таком хорошем сне не могло случиться ничего плохого, ничего такого, из-за чего стоило тревожиться.

Симпатичная дамочка в длинном, почти до пят, иссиня-чёрном вечернем платье с глубоким вырезом и изящной широкополой шляпе, слегка сбившейся набок, смотрела на него с едва заметной печальной улыбкой.

— Твоё? — спросила она, протягивая Лиллю бесполезную вещицу, которую он так удачно загнал старьёвщику Журу.

— Нет, — честно ответил он, не желая себе лишних неприятностей. — Простите, мадам, но мне надо идти. — Он поднялся и двинулся туда, где сквозь заросли виднелось начало тропы.

— Ты чего-нибудь хочешь? — донёсся до него вопрос незнакомки.

— Нет-нет, ничего, — ответил он, не оглядываясь и не сбавляя шага. Почему-то ему хотелось уйти подальше от этой дамы, которая пыталась всучить ему чужую вещь. К тому же она стояла на песке босиком, и ему, обладателю двух вполне приличных башмаков, было не о чем с ней разговаривать.

По этой тропе иногда уходила хорошая девочка Лида, а когда она возвращалась, в её заплечном мешке была еда, много вкусной еды, которая была хороша даже во сне. Лиды поблизости не было видно, а значит, следовало самому о себе позаботиться — кушать почему-то хотелось даже во сне.

Документ 1

Галлы называли это «таро», йоксы и тунгуры — «тати», анты и венты — «тайна», древние фасаки — просто «та». Предметы, наделённые магической силой, были в обиходе у многих народов, но практически везде в их названии присутствует звукосочетание «та». Удивительно то, что в самом древнем из живых языков, хуннском, слово «та» означает «нет», а в современном вентоантском, на котором говорит большинство населения Гардарики, созвучно противоположному «да».

Возможно, это сочетание звуков пришло к нам из тех времён, когда вселенная являла собой первозданный хаос, и между «да» и «нет» не было никакой разницы. «Да» и «нет» — это единица и ноль, символы, с помощью которых возможно создать виртуальную модель всего сущего. Но если предположить, что именно из них когда-то было соткано реальное мироздание, начинаешь верить в то, что начало миру положило именно Слово.

Гай Претто, статья «Философия, данная нам в ощущении», альманах «Любомудрие», Равенни — 2966 г.

Документ 2

Художник не стремится к познанию истины и отражению реальности — он творит то, к познанию чего должны, по его мнению, стремиться другие — те, кто не способен к творчеству. Реальность, затерявшаяся в бездне его воображения, представляется ему лишь слабой тенью того, что рождено неукротимым стремлением его бунтующего духа.

Пит Биде, статья «Патрик Бру — иное измерение» в журнале «Меценат», № 5 за 2984 год.

Документ 3

В мире нет и не может быть абсолютного совершенства. Абсолютно лишь стремление к нему. Господь тоже несовершенен, но совершенно его стремление к совершенству, и наш удел — смиренно идти по его следам. Гордыня порой уводит в сторону и людей, и даже ангелов, однажды отвернувшихся от Света. Но гордыня падших ангелов совершенна, а люди чаще прикрывают ею собственные слабости — страх, лень, сладострастие, немочь.

Из Восточных Земель пришло учение, утверждающее, что мир, который стал для нас домом, — всего лишь мираж, и, сбросив наваждение, мы придём к совершенству. Что ж, первозданный Хаос тоже был по-своему совершенен — точно так же, как совершенна абсолютная пустота.

Огиес-Пустынник «Двенадцатый апокриф».