Наследница Ингамарны - Светлана Зорина

И вообще, жизнь в лесу пришлась ей по нраву. Наверное, как никому из пяти её приятелей-абинтов. Юная аттана иногда наведывалась на денёк-другой в свой родовой замок, но она ловила себя на том, что в последнее время ей стал куда милей её новый замок, где она была полноправной хозяйкой, — её земной Эйринтам, сияющий в лучах утреннего солнца всеми цветами радуги.

Выросшая в роскоши, Гинта не страдала от отсутствия привычных удобств. По утрам она с наслаждением плескалась в холодной воде, расчёсывала волосы, потом, прогуливаясь по роще, съедала пару спелых акав и обдумывала, чем ей сегодня лучше заняться. По настоянию Таомы, Гинта захватила из дома целый ворох одежды — рубашки, жилеты, длинные штаны, куртку, накидку, кожаные сапоги, но надевать это ей почти не приходилось. Лето выдалось жаркое и влажное, так что чаще всего Гинта ограничивалась юбкой и лёгкими сандалиями.

Пещера с источником находилась на самой солнечной стороне. За день она обычно нагревалась, и вода становилась тёплой, поскольку пробивалась наружу сквозь раскалённые камни. Так что Гинта могла вымыться не хуже, чем в своей роскошной купальне Ингатама. Ей понравилось мыться пучками свежей вильвы — пенной травы. Из одной-двух капель её сока получалась целая шапка густой, приятно пахнущей пены. У каждой состоятельной сантарийки на туалетном столике всегда стояло не меньше дюжины разноцветных пузырьков с моющими маслами, порошками и растворами. Они изготовлялись из сока вильвы и разных ароматических добавок. Большинство сельских жителей мылись свежей вильвой. Хвала Гине, она в изобилии росла повсюду, с ранней весны и чуть ли не до первого снегопада. Ну а на зиму приходилось делать запасы. В конце осени деревенская детвора дружно выходила на сбор пенной травы. Мужчины при помощи специальных давилок выжимали из неё сок, который женщины потом смешивали с разными ароматическими маслами и цветочной эссенцией. Эти моющие средства могли храниться по два-три года, но больших запасов сантарийцы обычно не делали — лишь бы на зиму хватило, а она всего-то год.

Гинта могла прихватить из замка сколько угодно моющих растворов, но она предпочитала натираться свежей вильвой. Чем больше ею трёшься, тем больше пены. Маленького пучка Гинте хватало, чтобы вымыться с ног до головы и хорошенько промыть свои густые, длинные волосы. Вода в пещерном «бассейне» была проточная, и Гинта плескалась в нём до тех пор, пока не смывала с себя всю пену. Прополоскав волосы, она расчёсывала их сперва редким, потом частым гребнем и остаток вечера сушила, блаженно растянувшись на крыше своего «дворца».

Гинта любила мягкое предзакатное солнце. Оно не жгло, а приятно согревало, как будто ласково гладило кожу своими длинными косыми лучами. Гинта забывалась и сквозь полудрёму чувствовала, как кто-то большой и добрый убаюкивает её, осторожно трогает бестелесными, но тёплыми руками и нашептывает ей какие-то странные речи. Иногда ей даже чудилось, что она улавливает их смысл и понимает отдельные слова. Во всяком случае, одно она точно понимала. Это был призыв, настойчивый и страстный. Она должна была откликнуться, но не смела. Мягкий, тёплый свет непрерывно струился сверху. Она была словно внутри солнечного водопада. Эти светлые струи пронизывали её и обволакивали, поднимая над землёй. Гинта ощущала необыкновенную лёгкость, восторг… и в то же время страх. Она как будто освобождалась от тела, растворялась в серебряном свете, поднималась всё выше и выше. Ещё немного — и она сольётся с божеством. Ещё немного — и она найдёт ответ. Она откликнется на зов своего бога… Но в последний момент она пугалась, и бог отпускал её. Душа вновь обретала плоть. Маленькая фигурка из смеси праха и воды падала обратно на землю. Гинта провожала сонным взглядом последние лучи заката, сквозь отверстие между камнями спускалась внутрь горы, пробиралась в «спальню» и засыпала, свернувшись на своей душистой травяной постели.

Кошмар с чёрной рукой то и дело повторялся. Иногда зловещая рука проникала в пещеру. Гинта чувствовала это, хотела проснуться и не могла. Она была не в силах даже пошевелиться, словно её заточили в камень, и, пытаясь стряхнуть оцепенение, только ещё глубже проваливалась в темноту. В такие мгновения она жалела, что не ответила своему богу, но, к счастью, он всё же не оставлял её. Чудесный водопад низвергался откуда-то с небес и окружал её своим неземным сиянием. Гинта вырывалась из каменных объятий и плыла, раздвигая сверкающие серебряные струи, пробиваясь сквозь толщу пронизанной солнцем воды. А может, это была не вода? Дышать становилось всё легче и легче. Гинта знала: ещё немного — и водопад закончится! И она увидит что-то очень важное… Или кого-то… Кого она так страстно мечтает увидеть. Впрочем, досмотреть этот сон до конца ей так ни разу и не удалось. А иногда он обрывался на самом страшном месте и как правило глубокой ночью. Проснувшись в темноте, Гинта спешила «зажечь свет», точнее, заставляла слегка светиться диуриновые стены своей «спальни», а заснуть всё равно не могла до самого утра.

— Как ты там ночуешь в своей пещере? — допытывалась Таома. — А если зверь какой…

— Да не бойся ты, — успокаивала няньку Гинта. — Ни одному зверю не допрыгнуть до той пещеры, где я сплю. Пробраться изнутри тоже нельзя. Там такие узкие проходы — ни вунху, ни сингалу не пролезть.

— А мангал?

— Я уже устала тебе объяснять: мангал нападает на человека только в одном случае — если этот человек причинил ему вред.

Гинта уж не стала говорить Таоме, что она далеко не всегда спит в Радужных пещерах. Бродя по лесам Ингамарны и Улламарны, она иногда проводила ночи где-нибудь под деревом или даже под открытым небом. Перед тем, как заснуть, Гинта делала простой анхакар со всеми органами чувств. Она сквозь сон могла заблаговременно учуять приближение хищника и скрыться, сбив его со следа. Или отпугнуть его каким-нибудь звуком. Ей не хотелось применять высокий анхакар. Зверь после этого долго находится в шоке и даже может погибнуть, а основной принцип, которым должен руководствоваться абинт, находясь в лесу, — не навреди.

Гинта давно уже научилась не только различать голоса всех птиц и зверей, но и прекрасно подражать им. Иногда она даже понимала, о чём говорят между собой лесные твари. Иногда. Этого ей было недостаточно. В конце концов, это могут и некоторые охотники. Ей хотелось бы научиться при помощи анх расчленять любое сочетание звуков и улавливать его смысл, будь то человеческая речь, рычание зверя, крик птицы или шипение гинзы. Даже шум листвы и плеск воды всегда звучит по-разному и имеет множество значений.