Родная старина - В. Сиповский

Таким образом завершилось великое дело собирания Русской земли в одно целое, и Иван III заслуживает еще больше, чем все его предшественники, названия «собирателя Русской земли». Только Псков и часть Рязанской области до поры до времени считались отдельными владениями, и то только потому, что воля великого князя исполнялась здесь беспрекословно.

Борьба с Литвою

Собирая Русскую землю, мог ли Иван Васильевич забыть, что западные и юго-западные русские волости были в руках литовских князей, постоянных врагов Москвы? Мог ли он забыть, что Казимир Литовский поддерживал восстание в Новгороде и подбивал Ахмата напасть на Москву?

Лишь только миновала татарская гроза, Иван Васильевич задумал силою добывать от Литвы русские земли. Дальновидный и осторожный, он стал готовиться исподволь к борьбе, искал себе союзников между соседями Литвы: породнился с молдавским господарем Стефаном – на его дочери женил своего сына; вступил в дружбу с венгерским королем; искал союза и с германским императором; скрепил дружбу с Менгли-Гиреем договорами; обещал помощь против кипчацких ханов ему только в том случае, если он постоянно будет беспокоить своими набегами Казимира. Наконец, и в самой Литве Иван Васильевич нашел союзников. В Западной Руси никогда не умирала мысль о родстве с Восточной Русью: язык да одна и та же православная вера поддерживали связь между ними.

Притом Иван Васильевич постоянно выставлял себя защитником православия не только в своих владениях, но и в литовских. Когда рушилось ненавистное татарское иго над Москвою и она окрепла в могучее государство, многие в Западной Руси стали смотреть на Ивана Васильевича, о тонком уме которого и дальновидности шла повсюду слава, как на природного государя всей

Русской земли. Мелкие пограничные князья (по большей части потомки черниговских), из которых одни были в подданстве у Литвы, а другие служили Москве, ссорились между собою, вели старые родовые усобицы. Некоторые из этих князей, зависевших от Литвы, недовольные литовским правительством, у которого нельзя было часто найти ни суда, ни управы, переходили из литовского подданства в московское. Так, перешел от Литвы на службу к Ивану Васильевичу князь Белевский, затем князья Одоевские, Воротынские и другие. С переходом этих князей и вотчины их отделялись от Литвы и попадали под ведение Московского государства. Напрасно литовское правительство доказывало, что многие земли этих князей, как пожалованные литовскими князьями за верную службу предкам отъезжавших князей, должны остаться в руках литовского правительства: Иван Васильевич ни на что не обращал внимания. Мало того. Князья, новые подданные московского великого князя, нападали на земли своих родичей, оставшихся в подданстве у Казимира, захватывали их волости и присоединяли к своим. Эта мелкая пограничная война шла беспрерывно. Поводов к большой войне было всегда вдоволь. На границе литовских и московских владений с той и с другой стороны развелось много разбойничьих шаек, купцам тут и проезду не было. Житье здесь было совсем плохое. От московских подданных шли бесконечные жалобы на литовских разбойников, а литовские подданные жаловались на московских. Казимир сильно злобился на Ивана за то, что он принимал к себе изменников литовских, щедро жаловал их и вотчины их присоединял к Москве; но до самой смерти Казимира войны с Москвою не было.

Умер он в 1492 г.; Польша и Литва разделились между его сыновьями: Яну Альбрехту досталась Польша, Александру – Литва.

Иван Васильевич немедленно послал своих воевод на Литву: Менгли-Гирей должен был ударить на нее со своей ордой. Трудно было Литве отбиваться от двух врагов.

Вооружение русского конного воина. XV в.

Литовское правительство добивалось мира; предложено было Ивану Васильевичу выдать за литовского князя его дочь – думали таким образом склонить его к уступкам и вечному миру; но он и слышать не хотел об этом браке и о мире, пока Литва не уступит ему все завоеванные им земли. С каждым днем завоевания его увеличивались: московская рать продвигалась вперед, забирала один литовский город за другим; служилые князья не переставали переходить из литовского подданства в московское, – пришлось поспешить исполнить требования Ивана.

В Москву явилось литовское посольство; старший посол от имени Александра сказал Ивану Васильевичу на торжественном приеме:

– Дал Бог, что мы приняли с тобою любовь, братство и докончание (договор), как отцы наши имели его; но мы хотим еще лучших отношений с тобою. Если то Богу угодно, дал бы ты за нас свою дочь, чтобы мы были с тобою в вечной дружбе и родственной связи теперь и навеки.

– Слышали мы ваши речи, – отвечал великий князь, – и с Божьею помощью хотим такого сближения с вашим государем. Как Бог захочет, так и дело будет.

Прежде свадьбы Иван Васильевич уладил государственные дела. Город Вязьма, князья Одоевские, Воротынские, Новосильские и Белевские отошли к Москве со своими вотчинами. В грамоте титул государя был так написан: «Божьею милостью, государь всея Руси и великий князь владимирский, московский, новгородский, псковский, тверский, югорский, пермский, болгарский и иных». Иван Васильевич первый стал писать при сношениях с Литвою в своем титуле слова: «всея Руси». Это очень не нравилось литовскому князю, под властью которого было много русских земель; но делать было нечего – пришлось уступить и заключить мир по всей воле московского государя.

В 1495 г. совершилось бракосочетание Александра и Елены, дочери Ивана Васильевича. Литовский великий князь дал тестю обещание не понуждать жену к католичеству. Отпуская дочь в Литву, Иван Васильевич строго-настрого наказывал: «К латинской божнице ей не ходити, а ходити ей к своей церкви». Литовский князь не добился браком с Еленой «вечной дружбы» тестя, но тот своих выгод не упустил. Начал он с того, что постоянно жаловался, будто бы его дочь в Литве нудят к перемене веры. Никакие доводы, ни даже письма дочери не могли разуверить его в этом. Затем он стал жаловаться на притеснения в Литве вообще православных русских.

«Дошел до нас слух, – писал он дочери, – что муж твой нудит тебя и иных людей отступить от закона греческого. Ты в этом мужа не слушай, до крови и до смерти в этом деле пострадай, к римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть, а от нас и от всего православного христианства не быть в проклятии, и сраму от иных вер православию не делай. Ответь нам обо всем этом, правда ли то, что мы тогда к мужу пошлем, зачем он делает против своего слова и обещания».

Не дожидаясь ответа, Иван Васильевич начал враждебные действия против Литвы – завел опять переговоры с крымским ханом о нападении на нее. В это время князья Василий Шемячич (внук Шемяки) и Семен Можайский переходили от Литвы в подданство Москвы. Они отдавали под верховную власть московского государя все земли, пожалованные им дедом и отцом (Стародуб, Чернигов, Любеч, Новгород-Северский и другие). Перешли на сторону Ивана и еще несколько мелких князей и бояр (князья Масальские, бояре мценские, серпейские и другие). Причиною перехода выставлялись притеснения православия в Литве (католическому духовенству здесь позволялось обращать православных в католичество).

Принимая этих отъездчиков к себе на службу, великий князь московский нарушал договор с Литвою. Но мог ли он отказаться от таких крупных «примыслов» к Русской земле? Он больше не медлил и послал разметную грамоту (объявление войны) своему зятю. Вслед за грамотой была послана и большая военная сила.

Война шла очень удачно для Москвы. Московская большая рать под начальством князя Даниила Щени встретила литовское войско на речке Ведроше, у Дорогобужа, 14 июля 1500 г. и нанесла литовцам решительное поражение благодаря ловко устроенной засаде. Сам гетман – князь Острожский – и другие литовские воеводы попались в плен. Затем под Мстиславлем русские снова победили литовцев.

Два с лишком года еще продолжалась война. В нее вмешались ливонские рыцари. Магистр их Вальтер фон Плеттенберг одержал благодаря своим пушкам две победы над русскими, но все же большой пользы своим союзникам не принес; наконец, несмотря на все свое мужество, должен был отступить. Александр запросил мира. Литовские послы прибыли в Москву 4 марта 1503 г. для заключения мира. Они привезли между прочим письма от Елены к отцу, матери и братьям.

Житье Елены было незавидно в Литве: она не могла удержать своего отца от войны с мужем, между тем этого от нее требовали; ее даже подозревали в том, что она сносится с отцом во вред Литве.

В своем любопытном письме к отцу Елена писала между прочим:

«Дочь твоя челом бьет. Государь мой муж послал к тебе великих послов о тех обидных делах, которые от твоих людей, с Божия попущения, начались. Вся вселенная вопиет, и ни на кого, как только на меня, что будто я к тебе, государю, пишу, приводя тебя на то дело, и говорят, какой отец бывает враг детям своим. Господин государь-батюшка! Вспомни. Что я служебница твоя и ты отдал меня за такого же брата своего, как и ты сам. Ведаешь и сам, что ты дал ему за мною и что я ему потом принесла; однако государь и муж мой, король и великий князь Александр, взял меня с доброю волею и держал меня в чести и жалованье и в той любви, какая прилична мужу к своей подруге; и теперь держит в той же мере, нисколько не нарушая первой ласки и жалованья, позволяет мне сохранять греческую веру, ходить по своим церквам, держать на своем дворе священников, дьяконов и певцов для совершения литургии и другой службы Божией, как в литовской земле, так и в Польше, и в Кракове, и по всем городам. Мой государь-муж не только в этом, да и в других делах, ни в чем перед тобою не отступил от своего договора и крестного целования… Король, его мать, братья, зятья, сестры, паны-рада – вся земля – все надеялись, что со мною из Москвы в Литву пришло все доброе, вечный мир, кровная любовь, дружба и помощь на поганство; но теперь видят, что со мною пришло всевозможное зло: война, рать, осада, сожжение городов и волостей; проливается христианская кровь; жены остаются вдовами, дети сиротами, плен, плач, крик, вопль. Вот каково жалованье, какова любовь твоя ко мне… Вся вселенная, государь, ни на что, а только на меня вопиет, что это кровопролитие сталось от моего прихода в Литву, будто я государю моему пишу и тебя на это привожу; если б, говорят, она хотела, никогда того лиха не было бы! Мило отцу дитя; какой отец враг детям своим? И сама разумею и вижу по миру, что всякий печалуется детками своими, только одну меня по моим грехам Бог забыл. Слуги наши чрез силу свою, трудно поверить какую, казну дают за дочерьми своими, и не только дают, но потом каждый месяц навещают, и посылают, и дарят, и тешат, и не одни паны, все простые люди деток своих утешают; только на одну меня Господь Бог разгневался, что пришло такое нежалование. Я, господин государь, служебница твоя, ничем тебе не согрубила, ничем перед тобою не согрешила и из слова своего не выступила. А если кто иное скажет, – пошли, господин, послов своих, кому веришь: пусть обо всем испытно доведаются и тебе скажут… За напрасную нелюбовь твою нельзя мне и лица своего показать перед родными государя моего мужа, и потом с плачем тебе, государю моему, челом бью: смилуйся над убогою девкою своею; не дай недругам моим радоваться о беде моей и веселиться о плаче моем. Когда увидят твое жалованье ко мне, то я всем буду и грозна, и честна, а не будет твоей ласки – сам, государь-отец, можешь разуметь, что все родные и подданные государя моего покинут меня… Служебница и девка твоя, королева польская и великая княгиня литовская, Олена, со слезами тебе, государю-отцу своему, низко челом бьет».