Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир - Михаил Воробьёв

Социально-экономическое (общественное) развитие Ямато оказывало чрезвычайно сильное, иногда определяющее влияние на этническое и культурное. Расширение запашки, подъем целины и переселение на новые земли в Тогоку и в другие районы способствовали этническому смешению. Значение укрепления общественных и государственных институтов для этнических отношений подчеркивается часто (см., например, [Корсунский, 1966, с. 25]). Так, совпадение государственных границ с этническими, как правило, способствует этнической консолидации [Мавродин, 1971, с. 163]. Известно, что процесс формирования народностей осложнялся иерархичностью политической структуры, сопряженной с острыми противоречиями между центробежными и центростремительными тенденциями. Эта структура предопределяла конкретные рамки интенсивной консолидации. В одних случаях большую интенсивность приобрели процессы, охватившие целую группу племен в рамках крупных государств, в других — оказались интенсивными консолидации нескольких племен в рамках небольших политических образований [Бромлей, 1973, с. 139–140]. Для развития народа и государства Ямато характерно развертывание процессов консолидации в довольно значительном по размерам государстве, чьи границы совпадали с этническими. Для этнической истории существенное, хотя еще неясное в деталях значение имело создание хозяйственной общности на базе феодализма [Беркович, 1965, с. 185].

В Ямато на предфеодальной и раннефеодальной стадиях складывание хозяйственной (рисоводческой) общности, несомненно, укрепляло общность этническую, объединяя в ней всех рисоводов (в том числе и потенциальных — иммигрантов-ремесленников) и исключая из нее всех нерисоводов по традиции, например эмиси.

Идеологическая функция перебрасывает мостик к культурной жизни населения. Известно, что социальное и культурное находится в единстве с точки зрения собственно отношений, образующих социальную систему, и средств регулирования этих отношений. Ведь культура — функция общественной жизни людей. Она дает средства организации и координации действий объединенных в различные социальные группы индивидуумов. Достигается это путем установления определенных правил в различных сферах деятельности [Маркарян, 1969, с. 67–69].

Как показано в гл. 6, государственное начало сыграло видную роль в формировании раннеклассической японской культуры. Углубление сначала имущественной, а потом классовой дифференциации в обществе Ямато привело к выделению в однородной прежде культуре верхушечной. Государству оставалось подвергнуть институтизации культуру господствующего класса. Эта институтизация означала одновременно и осуществление социализаторской (право, конфуцианство) и идеологической (буддизм) функций государства.

Воздействие общественной структуры Ямато на окружающий мир трудно выявить. Для решения этой задачи особое значение приобретают письменные источники. Однако японские в этом отношении мало полезны, хотя и по разным причинам: когда речь заходит о континенте, сведения о японском влиянии вытесняются сообщениями о континентальном воздействии; когда дело касается соседей Ямато по архипелагу, источники просто умалчивают об этом процессе. Несомненно, однако, что непрекращающееся наступление Ямато на северные районы Хонсю, безусловно, сопровождалось многосторонним, хотя и неясным во всех подробностях воздействием на многие сферы жизни эмиси, или айнов. Для корейского, особенно китайского общества активность социально- экономической сферы Ямато вовне имела в основном информационное значение.

Культура как определенный результат человеческой деятельности и как способ этой деятельности, выраженный в действиях и поступках, имеет наибольшее значение для этнического размежевания. При этом наиболее этничный слой культуры в узком значении слова, т. е. без языка, определяется двумя основными категориями: коллективностью и традиционностью. Это так называемая бытовая культура. В пределах территории феодальной народ-ности культурная однородность выше, чем на той же территории в первобытное время, даже при известной потере культурного единообразия за счет появления антагонистических классов с собственной культурной спецификой [Бромлей, 1973, с. 30, 71, 142].

В интересующее нас время на фоне отсутствия единства мировой цивилизации сложилась дальневосточная историко-культурная общность, частью которой впервые в VIII в. осознала себя Япония. В один и тот же, 552 г. на севере Китая возникла тюркская держава, а в Японии принято буддийское учение. Это, конечно, совпадение, но политические неурядицы в Восточной Азии действительно вызвали приток в Японию корейских и китайских эмигрантов— носителей новых политических и религиозных идей, культурных навыков, научных знаний, художественных вкусов. Незримыми узами разной прочности Япония оказалась связанной с тремя культурными центрами на материке: с корейским, китайским, индийским. Корея стала посредником в китайско-японских связях, а в III — середине VI в. заняла ведущее положение в связях японского архипелага с континентом [Ван Лида, 1975]. Буддизм и отчасти конфуцианство были приняты на вооружение носителями нарождающейся идеологии, противостоящей родовой знати с ее традициями. В V в. появляется, а в VI в. распространяется китайская письменность.

Культурное развитие населения Японских островов отличалось в III–VII вв. активизацией роли внешней культурной среды. Воздействие этой среды по-разному сказалось на отдельных сторонах духовной, научной, художественной жизни населения: создавая «дни сферы интересов, перекраивая другие, влияя на третьи. Это закономерно: восприятие культуры, идеологии вследствие их значительной автономной силы всегда происходит в стране-восприемнике выборочно, а воспринятое легко подвергается переосмыслению. Исследователями отмечено, что длительное социально-политическое взаимодействие между этническими целостностями в рамках одного региона превращает социальные общности в носителей одной и той же культуры [Очерки…, 1970, с. 266].

В данном случае можно говорить условно о трех лагерях: китайском, корейском, японском — в рамках дальневосточного культурного региона. Общение этих лагерей не привело к созданию единой культуры по целому ряду причин (если не иметь в виду создание самого дальневосточного культурного региона). Применительно к Японии одной из важнейших в серии причин оказалась особая сложность путей и методов контактов, о которой мы говорили выше. Однако эта сложность не помешала созданию в рамках архипелага целостного культурного ареала с довольно равномерным распределением элементов культуры континентальной [Nash, Schaw, 1965].

Средневековое миросозерцание отличалось цельностью и недифференцированностью, а средневековая культура охватывала неизмеримо более широкий круг категорий, нежели в новое время. И те и другие были пронизаны религиозностью [Гуревич, 1972, с. 8, 12]. Это обстоятельство облегчило создание феномена, получившего наименование «раннебуддийской культуры» и отличающегося большим сходством своих проявлений на обширном регионе материкового и островного Дальнего Востока. Это сходство — в действительности не столь полное, как кажется на первый взгляд, — создавалось близостью общих истоков и изначальных форм проявления. Влияние религиозных представлений распространялось в Японии и на средства выражения. В математике видели не просто точную науку, но средство через число познать волю богов (появились математические формулы для предсказания исцеления или смерти больного). Астрономия основной задачей ставила выяснение воли сверхъестественных сил по планетам и звездам. Искусство рассматривалось как средство постижения божества и т. д.

В раннефеодальном государстве церковь впервые создала идеологическое обоснование политической власти. Еще клановые культы наделяли вождей и царьков сакральным ореолом. Но неудача таких вождей и королей расценивалась как утрата ими магической власти и основание для их смены. Поэтому в Западной Европе варварские народы заменили родовую религию христианством [Корсунский, 1963, с. 164]. В древней Японии синтоизм также наделял царей сакральной властью, которая, однако, не спасала носителей этой власти от преждевременной смерти и лишения прерогатив власти. Буддизм же оказался как раз той идеологией, которая давала царям известную надежду избежать этих неприятных осложнений. Кроме того, упорядоченная схема мира, разработанная буддизмом, распространялась японскими правителями и на земную, прежде всего политическую, жизнь. Однако в отличие от континентальных стран буддизм на Японских островах на первых порах занял скромное положение по сравнению с синтоизмом, и это определило специфику его влияния на другие сферы жизни.