Марианна и неизвестный из Тосканы - Жюльетта Бенцони

Даже не подумав подняться. Агата разразилась рыданиями.

— О! — возмутилась донна Лавиния. — Да она сошла с ума!

— Нет, — мягко возразила Марианна, — она просто растерялась. Ее можно извинить, донна Лавиния, я ей ничего не объяснила, и с тех пор, как мы приехали, на нее обрушилось столько неожиданного. К тому же путешествие было очень утомительным.

Вдвоем им удалось поднять девушку, которая делала отчаянные попытки извиниться.

— Пусть гос… госпожа княгиня… простит меня! Я… не понимаю, что со мной сталось. Я… я…

— Ее милость права, — оборвала ее донна Лавиния, всовывая ей в руки платок, — вы потеряли всякий контроль над собой, девочка. Идите спать. Если госпожа позволит, я провожу вас к себе и дам успокаивающего… завтра все будет в порядке.

— Конечно, донна Лавиния, идите!

— Я сейчас же вернусь, чтобы помочь госпоже княгине раздеться.

В то время как она увлекла с собой залитую слезами Агату, Марианна подошла к большому венецианскому зеркалу, перед которым стоял низкий лакированный столик со множеством хрустальных флакончиков и массивных золотых туалетных принадлежностей. Она чувствовала себя бесконечно усталой, и единственным ее желанием было поскорее лечь. Большая золоченая кровать с отвернутым покрывалом и белоснежными простынями, ночничок под балдахином и взбитые подушки манили к отдыху.

Тяжелая диадема давила на лоб Марианне, и она ощутила приближение мигрени. Она с трудом отцепила украшение от удерживающих его булавок, не глядя положила на столик и распустила волосы. Платье с его плотной вышивкой и длинным шлейфом также стесняло ее, и, не ожидая возвращения донны Лавинии, Марианна ре шила освободиться от него. Изогнув гибкий стан, еще не обнаруживавший скорое материнство, она отстегнула застежку и позволила тяжелому одеянию упасть к ее ногам. Она перешагнула через него, подобрала и бросила на кресло, сняла юбку и чулки, затем, одетая только в прозрачную батистовую рубашку с валансьенскими кружевами, сладко потянулась со вздохом удовлетворения, но… вздох сменился криком ужаса. Перед ней в зеркале отразилось лицо мужчины, пожиравшего ее алчными глазами.

Она мгновенно обернулась, но увидела только зеркала у стен, не отражавшие ничего, кроме спокойного огня свечей. В комнате никого не было, тем не менее Марианна могла присягнуть, что Маттео Дамиани был тут, что он со скотским вожделением следил, как она раздевается. Однако теперь не было никого. Стояла полная тишина. Ни шороха, ни вздоха…

С подкосившимися ногами Марианна упала на стоявший перед туалетным столиком табурет и провела по лбу дрожащей рукой. Не было ли это галлюцинацией? Может быть, управляющий настолько взволновал ее, что уже начинает чудиться повсюду? Или это от усталости? Она уже не была уверена, что действительно видела его… Не могло ли болезненно напряженное сознание вызвать из небытия это лицо?

Когда донна Лавиния вернулась, она нашла ее распростертой на табурете, полуобнаженной, белой как полотно.

Она в отчаянии всплеснула руками.

— Ваша милость неблагоразумны! — упрекнула она. — Почему вы не подождали меня?.. Вы вся дрожите! Надеюсь, вы не больны?

— Я в полном изнеможении, донна Лавиния. Я хотела бы поскорее лечь и спать… спать. Не дадите ли вы мне немного того, что вы дали Агате? Я хочу быть уверенной в спокойной ночи.

— Это вполне естественно после такого дня.

Спустя несколько мгновений Марианна лежала в постели, а донна Лавиния подала ей теплую настойку, приятный аромат которой уже подействовал на нее благотворно. Она с признательностью выпила ее, желая наконец избавиться от своих навязчивых мыслей, ибо без посторонней помощи она не смогла бы, несмотря на усталость, уснуть, помня об этом увиденном или привидевшемся лице. Возможно, догадываясь о ее страхах, донна Лавиния подошла к одному из кресел.

— Я подожду здесь, пока госпожа княгиня не уснет, чтобы быть уверенной, что ее сон спокоен, — пообещала она.

Чувствуя себя значительно лучше, Марианна закрыла глаза и предоставила настойке делать свое дело. Вскоре она уже крепко спала.

Донна Лавиния неподвижно сидела в кресле. Она вынула четки из слоновой кости и, тихо перебирая их, молилась. Внезапно в ночи послышался стук лошадиных копыт, сначала легкий, затем все более и более громкий. Экономка бесшумно встала, подошла к окну и слегка отодвинула одну из занавесей. Вдали, в туманном мраке появилась белая фигура, пересекла лужайку и так же стремительно исчезла: несущаяся галопом лошадь с темным всадником.

Тогда с глубоким вздохом донна Лавиния отпустила занавес и вернулась на свое место у изголовья Марианны.

Ей не хотелось спать. Этой ночью, более чем когда-либо, она чувствовала, что ей надо одновременно молиться за ту, что спала здесь, и за того, кого она любила, как собственного ребенка, чтобы за невозможностью счастья небо хотя бы даровало им сладкое забвение покоя.

Глава III. БЕЗУМНАЯ НОЧЬ

Сияющее солнце, заливавшее комнату, и долгий спокойный отдых вернули Марианне всю ее жизнерадостность.

Ночная гроза все освежила в парке, а сорванные неистовым ветром ветки и листья были уже убраны садовниками виллы. Листва деревьев соперничала яркостью зелени с травой, и через распахнутое окно вливался свежий воздух, напоенный ароматом сена, жимолости, кипарисов и розмарина.

Как и засыпая, она увидела возле кровати улыбающуюся донну Лавинию, устанавливающую в большой вазе громадную охапку роз.

— Монсеньор выразил желание, чтобы первый взгляд госпожи княгини упал на самые прекрасные из цветов. И, — добавила она, — также на это.

» Этим» оказался сундук солидных размеров, стоявший открытым на ковре. Он был заполнен шкатулками из сандалового дерева и футлярами из черной кожи с гербами Сант'Анна, со следами времени, обычными для старинных вещей.

— Что это такое? — спросила Марианна.

— Драгоценности княгинь Сант'Анна, госпожа… Эти принадлежали донне Адриане, матери нашего князя… Эти… другим княгиням! Некоторые очень древние.

Действительно, чего тут только не было, начиная с очень красивых античных камней и кончая странными восточными драгоценностями, но большую часть составляли великолепные тяжелые украшения времен Возрождения, в которых громадные, не правильной формы жемчужины служили телами сирен или кентавров среди скопления камней всех цветов. Были тут тоже и более свежие украшения, вроде бриллиантовых ожерелий, чтобы окаймлять декольте, сверкающие серьги, браслеты и колье из драгоценных камней. Некоторые камни были еще не оправлены. Когда Марианна все просмотрела, донна Лавиния протянула ей небольшую серебряную шкатулку, в которой на черном бархате покоились двенадцать необыкновенных изумрудов. Громадные, но примитивно ограненные, глубокой и вместе с тем прозрачной окраски, с ярким блеском, они, безусловно, были самыми прекрасными из всех, какие когда-либо видела Марианна. Даже подаренные Наполеоном не шли ни в какое сравнение с этими. И вдруг из уст экономки раздались слова императора: