Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия - Екатерина Шапинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нами – мной и моим соавтором, Ольгой Добренковой, человеком творческим и талантливым, работающим в области культурного производства, не связанной с музыкой, но работающей по законам культурной индустрии, написано несколько Диалогов на тему оперного наследия. Они представляют экспликацию двух точек зрения на одно произведение, которые, на наш взгляд, могут быть интересны как любителям, так и профессионалам, работающим в области преподавания истории искусств, истории художественной культуры и т. д. Кроме того, принимая во внимание структуру современного медиапространства, важным представляется доведение текста до широких кругов аудитории (имеется в виду заинтересованная целевая аудитория), используя возможности Интернет-порталов, сайтов, социальных сетей. К тому же этот вид просветительской и образовательной деятельности дает обратную связь, столь необходимую для понимания многих проблем реального существования культурной формы в современном мире.
Диалог о музыкальных сказках
Действующие лица: Е.Ш. – культуролог, О.Д. – технолог-конструктор, работающий в области надувных фигур, ставших важной частью современной визуальной культуры.
Е.Ш. – Великий сказочник Толкиен говорил о необходимости сказок не только (и даже не столько) для детей, сколько для взрослых, поскольку они «предлагают, особым образом и в известной степени, такие ценности как Фантазия, Исцеление, Бегство, Утешение – все то, в чем дети, как правило, нуждаются менее взрослых». (Толкин Дж. Р. Сказки волшебной страны. [Текст]/ Дж. Толкин – М.: АСТ, 2010. С. 370) В рациональной жизни человека эпохи техногенной цивилизации, казалось бы, сказка уходит в область утерянного детства, смутных воспоминаний о слышанных когда-то давно сюжетах – но на самом деле все обстоит не так. Чем больше в нашу жизнь входят созданные при помощи последних достижений науки приборы и гаджеты, чем доступнее становится информация о самых разных событиях прошлого и настоящего, тем популярнее становятся сказки. Если мы посмотрим на самые успешные сюжеты, которые легли в основу продукции массовой культуры, став книгами, экранными историями, игрушками, компьютерными играми, мы увидим, какое большое место занимает в этой области сказка, начиная с диснеевских версий сказок братьев Гримм и заканчивая столь распространенными среди детей и тинэйджеров Гарри Поттером и вампирскими сагами.
О.Д. – Все мы – великие сказочники, хочется нам того или нет. Мы рассказываем их себе перед сном, пугаем себя сказками, утешаемся ими, рассказываем свои сказки другим и очень хотим, чтобы в них поверили, как верим и мы сами. И всем нам хочется, очень хочется, чтобы прекрасная сказка хоть раз в жизни стала явью.
Е.Ш. – Вот и мы сегодня обратимся к сказкам, но к сказкам музыкальным, потому что обе любим музыку, особенно оперу – а разве можно представить себе более волшебный мир, чем мир оперы! Нам хочется, чтобы вы все приняли участие в нашем диалоге – если вы любите оперу так, как мы – ждем ваших дополнений, возражений… Если нет – нам очень хочется, чтобы вы ее полюбили: это прекрасный мир, где сливаются музыка и слово, где человеческие чувства ярки и сильны, где реальность становится сказкой благодаря великой силе музыки. Понимать такие сказки в наше время сложно, и для раскрытия смыслов нужен подготовленный зритель/слушатель, обладающий «культурным капиталом». Замечательный французский социолог XX века, разработавшиий свой подход к социологии искусства, Пьер Бурдьё писал в своей работе «Различие», что культурный код автора должен совпадать с культурным кодом воспринимающего. Когда эти специфические условия невозможны, возникает непонимание. Иллюзия непосредственного понимания ведет к иллюзорному пониманию, основанному на ошибочном коде. Согласно Бурдьё, невозможно восприятие, в котором не присутствует бессознательный код. Очень важно отказаться от мифа о свежем взгляде, который считается добродетелью, дарованной «безыскусностью» и «невинностью». Таким образом, для того, чтобы в полной мере насладиться оперой, надо обладать знаниями в области истории музыки, истории культуры, понимать основы музыкального языка, на котором строятся музыкальные произведения. Но значит ли это, что опера доступна только узкому кругу получивших основы музыкального образования людей? Как в таком случае объяснить то, что в наши дни, когда повсюду торжествует массовая культура, опера обретает новую жизнь на многочисленных фестивалях и на экранах кинотеатров, ведущих он-лайн трансляции из крупнейших оперных театров?
О.Д. – Не могу согласиться с этим вполне, поскольку не обладаю (как мне кажется) ни одной из перечисленных «добродетелей». Наличие начального музыкального образования вовсе не означает, что я умею понимать «основы музыкального языка» или «обладаю знаниями в области истории музыки». Возможно, что-то присутствует, но оно настолько неосознанно, что я вполне могу это игнорировать, когда речь заходит о том, как я слушаю и воспринимаю ту или иную оперу.
В опере есть то таинственное, словами неопределимое, что может найти путь к сердцу практически любого человека, просто эти тропочки так неуловимы, неосознанны и тонки, что, наверное, не каждому повезло. Мне вот «повезло» совсем недавно и почти случайно, за что надо, наверное, поблагодарить кого-то, кто решил, что мне без этого не жить. А я не стала сопротивляться – и вот результат! Огромный, невыразимо прекрасный мир передо мной, а я ведь только в самом начале пути!
Е.Ш. – Несомненно, искусство доступно не только рациональному восприятию, основанному на знаниях и рефлексии, но и непосредственному эмпатическому погружению в мир его образов. Особенно это применимо к музыке, где чувственный элемент выражен сильнее, чем в других видах искусства. Оперный спектакль представляет собой сочетание различных способов репрезентации, как вербальных, так и невербальных. Несмотря на важность чисто музыкальной составляющей, в опере всегда присутствует нарративный элемент в форме либретто, часто связанного с литературным источником. Эмотивная составляющая нарратива усилена музыкой, которая, хотя и не является вербальным высказыванием, но составляет важнейшую часть семиотического кода. Конечно, либретто чаше всего служит лишь основой для демонстрации вокального мастерства. Но в то же время во многих операх, (в частности, у Моцарта), нарративная линия поддерживается речитативами. Человеческие отношения, составляющие важную часть любого оперного нарратива, выражены очень драматично, поскольку музыкальный элемент приходит на помощь вербальному. Кроме того, музыка эротична по своей сути, что усиливает все нюансы противоречивых и динамичных силовых полей в любовных отношениях, без которых немыслима почти никакая опера. Этот изоморфизм музыки и сексуального опыта подчеркивает американская исследовательница С. МакКлэри, которая считает, что большинство классической музыки «настроено» на доминирующий «мужской» слух. «Воздействие музыки часто тесно связано с метафорической симуляцей сексуальной активности… Сама тональность – с ее процессом возбуждения ожиданий и последующей задержкой обещанного выполнения до высшей точки – является в период с 1600 до 1900 года главным музыкальным средством возбуждения и направления желания. Даже без текстов и программ тональные композиции, начиная с органных фуг Баха и до симфоний Брамса приводят в движение потоки либидиналь-ной энергии, которые задерживаются или прорываются». (McClary S. Feminine endings: Music, Gender and Sexuality. – Minneapolis: University of Minnesota Press, 1991.P.12) Конечно, оперный дискурс – понятие весьма условное, как и понятие «язык музыки». Как отмечает британский эстетик Г. Грэхем, «многие значительные исследователи музыки приписывали ей как способность к репрезентации, так и свойства языка». (Graham G. Philosophy of the Arts. An Introduction to Aesthetics. L. – NY.: Routledge, 1997. P. 85)
В опере этот процесс конкретизируется с помощью вербального элемента и сюжета, для которого любовь, власть, столкновение принуждения и свободы столь типичны. Тема любви как отношения власти, доведенная до ее рокового завершения, является весьма востребованной в опере и может многое нам рассказать о понимании этого отношения в разные эпохи. Кроме того, оперная сцена, будучи пространством активных экспериментов в области переосмысления сюжета (в особенности в современной «режопере»), помогает лучше видеть тенденции современной культуры по отношению к тем человеческим отношениям и ценностям, которые часто объявляются устаревшими, переосмысливаются, часто искажаются. То, что происходит на современной оперной сцене, далеко не однозначно по отношению к классическому наследию, вечным ценностям искусства. Как бы мы ни относились к экспериментам «режоперы», стремление понять ценность произведений прошлого для сегодняшнего дня вполне естественна, а удачна или неудачна интерпретации старого сюжета в новом духе, зависит от многих обстоятельств, среди которых талант режиссера и адекватность исполнителей занимают не последнее место. Сказки всегда были любимым предметом для создания новых и новых версий – сказочные персонажи не обусловлены жесткими рамками историзма, сказка – это то, что могло произойти в любое время и в любом месте, поэтому, на первый взгляд, сказка с ее архетипическими образами и нарративными моделями легко поддается модернизации. Но здесь таится опасность выйти за пределы «времени композитора», стилевого единства всех компонентов произведения, которые, будучи перенесенными в иной стилевой контекст, могут казаться абсурдными. Примеров такого рода «осовременивания» классики очень много, каждый может сам вспомнить ту или иную постановку. наполненную реалиями наших дней, которые совершенно не увязываются ни с музыкальной стилистикой, ни с либретто. Постановка произведения иной эпохи, в том числе и основанного на сказочном сюжете, требует очень тонкого понимания не только формы, но и эмоции, и способа ее выражения, характерного для того или иного времени. Если удается найти точку соединения темпорального и вечного, прошлого и сегодняшнего, тогда возможно создание шедевра. В противоположном случае постмодернистская игра со временем может стать разрушительной как для произведения, так и для исполнителей, и для зрителей/ слушателей Сегодня мы обратимся к двум операм-сказкам, которые мы знаем в многочисленных вариантах, любим и хотим поделиться этой любовью как рождественским подарком со всеми нашими друзьями. Мы расскажем, как воспринимает оперу культуролог, для которого анализ культурных текстов – профессия, и человек, также близкий к искусству, но в совершенно другой сфере, более близкой к визуальной культуре, непосредственно производящий визуальные образы. Наш диалог – это не спор, это две точки зрения на оперу и на сказку, которые мы обе любим, но воспринимаем по-разному. Речь пойдет о «Золушке» Россини. Мы отобрали те спектакли, которые кажутся нам наиболее удачными, которые мы видели на сцене и в записи, которые – поскольку говорить об искусстве невозможно без определенной субъективности – привлекают нас эмоционально, создавая необъяснимое очарование.