Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер

Кальмарантропия — это не (как ошибочно считают некоторые) стезя кальмаровых филантропов, а скорее форма псевдобезумия, при которой человек воображает себя кальмаром. Следствием ее может стать то, что больной переселяется в воду, дабы воссоединиться со своими родичами (честно говоря, зачастую с фатальным результатом), или что у него возникают спутанные представления о собственной физиологии (больной может полагать, что тонет, находясь на суше, или ощущать отсутствие жабр или мантии, или же утрачивает способность ходить и обнаруживает, что плавает в общественных фонтанах).

Самые ревностные кальмарологи-любители всегда глубоко сочувствуют таким больным и сопереживают тягу к кальмарантропии. Это не пустое обещание, не пустая угроза заболевания. Это просто воплощение детской мечты: понять кальмара во всех его проявлениях. Какой кальмаролог не задумывался о том, каково это было бы — иметь мантию? Какой кальмаролог, обрызгивая водой многих или немногих детских друзей, не думал, что много веселее было бы иметь воронку? А потому неизбежно, что, стремясь досконально познать королевского кальмара, кальмаролог учится мыслить, как кальмар. Как расследующий убийство детектив, он растворяется в личности кальмара (который, надо признать, никаких преступлений не совершал). Что многие не возвращаются из-за грани «безумия», только логично, — и, возможно, похвально. Тех, кто пускается в погоню за мечтой всей своей жизни, не стоит порицать за ее воплощение. Покарали бы мы художника за то, что в последнем порыве, пусть даже смешанного с безумием, вдохновения он создал шедевр, которого мир ожидал с самого начала его карьеры? Не обманывайте себя: в кальмарантропии кальмаролог-любитель жаждет совершить последний синергический скачок, отделяющий наблюдателя от наблюдаемого, врача от пациента. Врач познает то, во что превратился пациент, а пациент жаждет познать и понять себя самого. Взаимосвязь и неизбежный вывод очевидны… (44)

30. По иронии судьбы мать любила Праздник за его увеселения и красочность. Она свято веровала в труффидианскую догму, что Праздник был «искуплен для Бога». Отец же находил его опасным и фривольным: поначалу он вообще запрещал мне ходить смотреть парад, хотя и никогда не говорил почему.

31. Иногда, как известно каждому кальмарологу, твоя свобода зависит от возникающих на воде разводов кальмаровых чернил.

32. Ситуация не лишена юмора, поскольку весьма сходна с той, какую наблюдаем в психиатрическом лечебном заведении: скученные в тесном пространстве, одинаково одетые, но неодинаково мыслящие люди пытаются создать консенсусную реальность, которая даже при монументальной способности установить согласие ни за что — и никогда! — не может обрести конкретную форму. (Если тебе, о читатель, не нравится этот мой новый тон, вспомни, что манера может меняться в зависимости от настроения в данный день и числа таблеток.)

33. Лучше уж быть вообще лишенным «Праздника», чем терпеть то, что устраивают здесь, — на истинный он походит лишь в том смысле, в каком отсыревший кекс напоминает свадебный торт.

34. Увы, юные кальмарологи, маловероятно, что вам удастся увидеть женщину в местах, по которым вы бродите в резиновых сапогах. Поистине вас поймет лишь родственная душа, а их немного, и встречаются они редко: не каждый Вернесс находит свою Липин. Возможно, вы обретете некоторое утешение, описывая чувственное поведение самки королевского кальмара, но и тут вас поджидают немалые опасности.

35. Проблемы связанного с Праздником насилия и участия в нем подземных обитателей Амбры, иными словами серошапок, лежат в стороне от темы этого раздела, и потому я предпочел временно игнорировать эти малоприятные вопросы.

36. См.: Вейн, Альберт.

37. По крайней мере на уровне конкретных, сравнимых с засухой фактов можно излагать свои мнения об истории Праздника, которые, хотя и скучные, могут быть представлены на рассмотрение экспертной комиссии.

38. Как (если быть досконально честным) и половина нынешних идиотских предрассудков, включая убеждение, что сырое рубленое мясо кролика помогает при отравлении ядовитыми грибами, и заманчивую идею, что погружение в бассейн с кровью из оленьих печенок способно возвращать к жизни умерших. Поверьте, если бы я считал, что это действует, то сперва сам бы попробовал. (См: Стиндель Бернард.) Хотя бы один бич современности, психотерапию, нельзя списать на доггхе.

39. Подумать только, написана сумасшедшим, а ее до сих пор читают!

40. В отличие от многих людей. Некоторые, как, например, моя мать, не могут держать руки подальше от слуг из деревни.

41. Ловля кальмара на живца никогда не была популярным видом спорта.

42. Занимаясь любимым делом, эти молчаливые, склонные к уединению люди должны быть предельно спокойны и собранны. Правду сказать, многие уходили с кальмаровых ферм, чтобы стать охотниками-одиночками или «кальмароловами», и их часто встречали в отдаленных притоках Моли, где они, стоя на кальмардулях, терпеливо ждали малейшего движения в воде.

43. Моя мать была ревностной труффидианкой. Мы с отцом помногу часов проводили с ней по ночам за молитвой. Хотя мне, как правило, не позволялось (тогда, как и сейчас) выходить на свежий воздух, мать настаивала, чтобы мы ездили в церковь, в то затхлое и безразличное место, где скот сидит с умным видом, все равно что люди.

44. Я испытываю большое желание внезапно удариться в автобиографию, но сдержусь до тех пор, пока вновь не окажусь среди книг моих предков. (Нет ли здесь «переломного момента» в моей личной истории, так давно обещанного богами из ординаторской? Странно. Больше похоже на похоронный звон. Я чувствую, как подо мной разверзается пропасть, глубочайшая впадина, которую до меня не переплывали ни рыба, ни кальмар.)

ЧАСТЬ IV — Приводит истинно научную теорию, проясняющую ряд моментов, которые во всех прочих остаются покрытые мраком и которые давно уже не давали покоя автору (плюс видение)

Теперь, когда мы подошли к критическому моменту, я, как чужую человечью кожу, начну сбрасывать отвратительное многословие. Обещаю, мои слова станут уверенными и быстрыми, точно мои стопы стали иными, нежели известные поэтам (45). Сознаю, что по большей части излагал нелепые теории других в надежде убедить читателя им не верить. Однако молю его о снисходительности и терпении, пока я буду развивать собственную, основанную на науке теорию о королевском кальмаре, выведенную из беспрестанных и исчерпывающих личных исследований этого удивительного существа (46), как в его естественном состоянии, так и в плоской двухмерности на страницах различных книг. (Я пытался сдержаться и заговорить об этом лишь в конце, когда читатель будет более восприимчив к тому, что в свете дня, бывшего началом эссе, а не на закате его конца, могло бы показаться абсурдным. Но теперь долг велит к этому обратиться.)