Пламя хаоса - Амелия Хатчинс

– У него нет лица, – в голосе Брандера слышался ужас, и, что еще хуже, обвинение, словно мы добровольно подписались на подобную участь.

– Это проклятие. Оно гарантирует, что в нашем роду не родится ни одного мужчины. Хотя до сегодняшнего дня я не понимала, как оно работает.

Брандер снова сел, принимая второго ребенка. Я забрала и его, и положила на кровать рядом с братом и матерью. Завернув обоих, я подняла их на руки и заметила, что Луна смотрит в стену.

– Луна, они здесь.

– Убери их от меня сейчас же, – Луна замахала на меня, держащую ее мертворожденных сыновей, руками, в ее глазах стояли слезы.

– Луна, попрощайся со своими сыновьями, – проговорила я.

– Я сказала, убери их от меня и приведи сюда Айне, тупая ты сука!

Я съежилась от ее слов, кивнула и вышла. Шатаясь, я спустилась по лестнице. Положив малышей на чистое полотенце на кухонный стол, я сообщила остальным, что родились мальчики – и они родились мертвыми. А после принялась готовить малышей для похорон.

Я включила воду, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Проверив, что вода еле-еле теплая, я взяла одного, что был поменьше. Сняв ткань с крошечного тельца, я принялась смывать с него кровь и родовую пленку. Осторожно обмыв, я завернула его в погребальный саван. Повторяя все со вторым ребенком, я слушала, как наверху надо мной рыдает Луна.

Как только тела были готовы к возложению на алтарь и благословению в следующей жизни – я отчаянно надеялась, что они не родятся в нашей линии, – я склонилась над столешницей, моля дать мне сил в одиночку принести крошечные тела к алтарю.

В нашем роду хоронили мальчиков, но на моей памяти их еще никто не рожал. Мы слышали, что такое случалось раньше, особенно с нашей матерью. Но мы никогда не были свидетелями этого и не ощущали всю глубину потери. Перенеся тела в комнату с травами, где вечно горел шалфей, я вернулась, чтобы прибрать.

Я почувствовала Нокса позади меня. Но он ничего не сказал, когда мои плечи затряслись. Он не двигался, предлагая мне утешение, как я молилась о силе. Я выдохнула, закрыла глаза. Рыдания клокотали в горле, хотя я пыталась их глотать.

– Дыши, – губы Нокса коснулись моего плеча, зубы скользнули по метке, мгновенно успокаивая. – Просто дыши, Арья.

– Как ты можешь делать такое со мной, Нокс? Прикасаешься – и все вокруг гаснет. Даже в самые мрачные моменты ты забираешь все. Как сделать так, чтобы это все стало фоновым шумом?

Я боролась с мурлыканьем, которое нарастало в груди, но оно взорвалось громкой волной. Я ощутила, что Нокс улыбается, прикасаясь к моей коже, но он отстранился в тот момент, когда из его груди тоже раздалось мурлыканье. Словно его зверь отвечал мне, а я не могла никак его понять.

– Тебя успокаиваю не я, а укус. Что бы в тебе ни жило, оно остро и глубоко реагирует на твои чувства. Сродни ощущениям волчицы, когда к ней зубами прикасается альфа. Для тебя это может сделать любой, если окажется достаточно сильным, чтобы пережить встречу с твоим зверем.

– Но я не волчица. Что, если я такая, как ты? Кто ты, Нокс? – я развернулась, глядя на него в ожидании ответа.

– Мальчики всегда рождаются мертвыми? – спросил он, резко меняя тему.

– Из того, что я читала, следует, что Геката прокляла нас, чтобы мы рожали только девочек. Записи были на странном языке, и заклинание, которое я использовала для расшифровки, не было сто процентов верным. В записях сказано, что мальчики будут рождены мертвыми, а затем отправлены в загробную жизнь, чтобы Геката присматривала за ними. Я не знала, что они родятся без лиц. Это несправедливо по отношению к малышам и матери, – сказала я, наблюдая, как у него сжались челюсти и на щеке нервно задергался желвак.

– И вы позволяете проклятию оставаться, хотя Гекаты здесь нет, чтобы за ним следить?

– Это не то проклятие, которое можно легко снять. Снятие потребует жертвоприношений девственниц и смерти ведьм рода Гекаты. Слишком много жизней за одно проклятие. Это не то, за чем можно просто сбегать в ближайший магазин, Нокс.

Он уставился на крошечные закутанные тела, а затем поднял на меня взгляд темных глаз.

– А ты? Ты просто заворачиваешь их, чтобы выбросить?

– Это то, что я, по-твоему, делаю? – удивленно спросила я.

Он подошел вплотную.

– По-моему, весь ваш род – это кучка сук и убийц, которых мало заботит, сколько невинных жизней пострадает из-за их действий, – зубы Нокса превратились в ряды острых как бритва клыков, я зажмурилась и снова открыла глаза, когда он прижал меня к столу. – По-моему, вы все одинаковые и должны платить за невинные жизни, которые вы и вам подобные уничтожаете, как будто у вас есть на это право.

Я кивнула, сердце билось в горле от страха.

– Я завернула их в благословляющий саван. Он пропитан священными маслами, чтобы привязать к другой линии крови и гарантировать, что они никогда не переродятся в ком-то из наших детей или у других женщин нашего рода. Потом я положу тела на алтарь и буду взывать к другому божеству, чтобы оно их забрало. Это единственное, что я могу сделать для их крошечных душ, Нокс. Я не могу снять проклятие, и у меня нет силы богини, которая его наложила, чтобы даже попытаться. Отойди, я должна успеть их подготовить к тому времени, когда скорбящая мать возьмет себя в руки. Мы направим их в следующую жизнь к той, кто сможет выносить их крохотные души до полного срока и полюбить.

Я вздрогнула, распахивая глаза, когда он прижался губами к моему горлу. Я подняла руки, глубоко запуская пальцы в его густые волосы и крепче прижимая к себе. Если он хотел убить меня, то пусть уже покончит с этим. Зубы коснулись горла, по шее побежала единственная капля крови. Я коснулась губами его уха. Руки Нокса крепко обвили мою талию, удерживая на месте.

Позади нас раздалось покашливание. Нокс отстранился, силой воли удерживая себя и втягивая клыки, прежде чем повернуться и тяжело посмотреть на Рейн, которая вмешалась в происходящее. В глазах цвета океана плескалась смерть, а запах непередаваемой боли смущал чувства. Нокс медленно обернулся, осматривая меня, а затем снова наклонился к горлу. Слизнул выпущенную им же самим кровь.

– Я поддерживаю мысль, что надо пользоваться любым удобным моментом, но